В обществе не изжито восприятие, что онкология — это фатально, считает исполнительный директор «Ассоциации онкологических организаций Сибири и Дальнего Востока» Алексей Каличкин. В интервью “Ъ-Сибирь” он рассказал о том, почему люди отказываются от лечения, что самое сложное в работе онколога, какое влияние на смертность среди онкобольных в Сибири оказала пандемия, почему растет количество заболевших и как на этот показатель воздействует экология городов.
Фото: Ассоциация онкологических организаций Сибири и Дальнего Востока
Фото: Ассоциация онкологических организаций Сибири и Дальнего Востока
— Повлияла ли пандемия коронавируса на изменение показателя количества онкобольных?
— В условиях пандемии плановая помощь осуществлялась не в полном объеме — и отделения закрывались на карантин, когда врачи болели, и переносились плановые операции, и прочее. Пандемия повлияла на то, что количество выявленных пациентов снизилось, но это не означает, что люди стали меньше болеть, просто оказание онкопомощи было затруднено. Вирус прежде всего опасен для людей с ослабленным здоровьем.
Впрочем, несмотря на влияние COVID-19, в целом показатель смертности от онкозаболеваний снижается. Согласно федеральной программе «Борьба с онкологическими заболеваниями», в идеале к 2024 году необходимо достигнуть 185 случаев заболевания на 100 тыс. населения. По данным Минздрава за первый квартал прошлого года, этот показатель был 198,9 при целевом в 197 случаев.
Нужно понимать, что сегодня пациенты с первой и второй стадией практически всегда излечимы. Медицина не стоит на месте. Сейчас медучреждениями закупаются таргетные препараты — такая терапия блокирует рост раковых клеток с помощью конкретных целевых (таргетных) молекул, а не просто препятствует размножению всех быстро делящихся клеток, как это делает традиционная химиотерапия. Существует фотодинамическая терапия, которая основана на применении светочувствительных веществ, обладающих свойством избирательного накопления в опухолевых тканях, позволяющая таким образом воздействовать на саму опухоль, не задевая здоровые клетки организма. Диспансеры оснащаются современным оборудованием, что помогает оказывать высокотехнологичную помочь пациентам и продлевать им жизнь.
— Сколько сейчас онкобольных на территории Сибирского федерального округа?
— Полные данные за 2020 год мы сможем получить к маю этого года, когда будут опубликованы статические данные по итогам докладов о работе онкологических учреждений. Если брать данные за 2019 год, то, согласно информации статистического ежегодного сборника «Состояние онкологической помощи населению России», контингент больных со злокачественными новообразованиями, состоящих на учете в онкоучреждениях в Сибири, составил 68 883 человек. Из них 33 299 — лица старше 65 лет. При этом, по данным статистического ежегодного сборника «Злокачественные новообразования в России (заболеваемость и смертность)», динамика показателей заболеваемости злокачественными новообразованиями в Сибири в 2019 году составила 474 человек на 100 тыс. населения. За десять лет показатель вырос на 32,5%.
— Почему этот показатель растет?
— Есть несколько причин. Во-первых, большую роль играет фактор окружающей среды — выхлопные газы, тяжелые металлы в воздухе. Все это способствует увеличению заболеваемости во всем мире. Особенно такой фактор отражается на жителях городов, в которых проживает 73% сибиряков. Во-вторых, возможности диагностики постоянно увеличиваются, что позволяет обеспечить более высокую выявляемость заболевания. Раньше, например, многим пациентам диагноз ставился посмертно, или заболевание вовсе не могли выявить. Если говорить о региональных особенностях, ведущими локализациями в общей (оба пола) структуре заболеваемости ЗНО (злокачественными новообразованиями) населения СФО и ДФО в 2018 году являлись: кожа (11,9%, с меланомой — 13,4 %), трахея, бронхи, легкое (11,6%), молочная железа (10,9%), предстательная железа (7,0%), ободочная кишка (6,1%), желудок (5,9%). В структуре онкозаболеваемости мужского населения округов преобладал рак легкого (19,5%), у женщин — опухоли органов репродуктивной системы (38,4%).
— Вы говорите, что сейчас растет выявляемость заболевания на ранних стадиях. За счет чего это стало возможным?
— Она повысилась в том числе за счет открытия ЦАОПов (Центров амбулаторной онкологической помощи), на сегодняшний день в Сибири их открыто 22. Это важно особенно для отдаленных районных центров, где жителям деревень порой не просто добраться до региональных диспансеров, а ЦАОПы дают возможность пройти необходимое первичное обследование по месту жительства. Выявление онкозаболевания на первой и второй стадиях — это большая гарантия выздоровления и возврата к нормальной жизни.
Все диспансеры ведут работу по информированию населения о первых признаках заболевания. Некоторые медучреждения в соцетях проводят акции. Например, наши коллеги из Барнаула запустили программу онлайн-тестирования на индивидуальную степень онкологического риска с перечнем вопросов. Ответив на них, можно определить свою группу риска. В Красноярске проводят акции: можно выслать фото своей родинки, и специалисты тебе скажут, нужно записаться на прием или нет.
Плюс в рамках национальной онкологической программы усиливается работа с терапевтическими службами, потому что первый контакт заболевших происходит в районных поликлиниках с терапевтом. Впрочем, взаимодействие с первичным звеном не всегда проходит гладко. Да, терапевт должен быть информирован, по каким признакам и в каких случаях пациента необходимо срочно направлять в диспансер, но такая информированность есть не всегда. Возможно, потому что этому вопросу стали уделять внимание не так давно. Конечно, взаимодействию с первичным звеном внимание уделялось всегда, но оно не носило системный характер до 2009 года — времени запуска первой Федеральной онкологической программы.
— Есть, наверное, и проблема с кадровым дефицитом?
— Вопрос нехватки квалифицированных кадров, работающих в сфере онкологии, один из самых острых. Дефицит специалистов в ряде регионов отчасти связан с вводом дополнительных мощностей — строительством ЦАОПов, новых корпусов онкодиспансеров. Построить их получается быстрее, чем обучить специалиста. Сейчас по Сибирскому федеральному округу, по нашим оценкам, есть нехватка 97 специалистов. Средняя нагрузка на одного специалиста в Сибири составляет около 450 пациентов в год. Отмечу, что все онкобольные получают помощь. Только вот нагрузка на врачей колоссальная
— Сколько времени и средств понадобится, чтобы закрыть этот дефицит?
— Даже если мы берем готового выпускника, который отучился шесть лет в медуниверситете, ему необходима еще ординатура, а некоторым выпускникам для работы с онкобольными требуется иметь по две-три специализации, чтобы работать качественно. Идеальный вариант — обучить необходимое количество новых специалистов одновременно, чтобы закрыть текущий дефицит кадров. Очевидно, что такой проект недешевый, учитывая стоимость обучения. Время обучения в ординатуре — два года, при минимальных расценках, как, например, в Новокузнецке — 180 тыс. руб. в год, то есть 360 тыс. руб. за два года, и в Красноярске — 240 тыс. руб. за два года. Специалистов, готовых обучаться за свои собственные средства, как можно догадаться, единицы. Полагаю, что властям стоит рассмотреть вариант увеличения бюджетных мест в ординатуре.
— Сейчас в интернете активно публикуются объявления о сборе средств для оказания помощи онкобольным. Это эффективный механизм?
— Не могу оценить его эффективность. Но я бы рекомендовал доверять тем призывам, которые подтверждены профессионалами. Читая такие объявления, мы часто не видим мнение врача или заключение о болезни, мы не можем знать на 100%, действительно ли человеку нужна помощь. Сколько людей, размещающих такие призывы о помощи, реально в ней нуждаются, сказать сложно.
Одним из действенных механизмов привлечения средств на лечение может быть страхование от онкологии. Считаю, что это хороший способ, особенно для тех, кто входит в группу риска (если в семье есть случаи заболевания или есть занятость на вредной работе).
— Какие меры профилактики онкозаболеваний вы считаете наиболее эффективными?
— Внимательное отношение к своему здоровью — самая эффективная мера. Обращение к специалисту при первых признаках существенно улучшит дальнейшую ситуацию. Есть методические рекомендации Минздрава, где четко прописано, после какого возраста и какие исследования нужно проходить. Узнать, что опасения не оправдались, куда приятнее, чем запустить болезнь. У нас в обществе еще не изжито восприятие, что онкология — это обязательно фатальная ситуация. Есть процент так называемых отказников. Это 1,6% от выявленных случаев ЗНО в РФ, из которых больше 50% отказываются от лечения на первой и второй стадиях, а значит, в разы снижают свои возможности преодолеть полностью болезнь. Это психологическая реакция. Люди думают, что болезнь неизлечима или убеждают себя, что никакого заболевания у них вовсе нет. В работе онколога самое тяжелое — убедить таких людей лечиться, потому что врач понимает, что им можно помочь. В такой ситуации нужно быть не только онкологом, но и психологом, так как убедить бывает порой очень сложно, объяснить, что не надо закапывать себя заживо, а нужно идти и лечиться. Бывает, что люди сначала отказываются, а потом приходят уже на последней стадии. Правда, процент таких пациентов невелик. Нужно вынести на обсуждение в обществе вопрос о растабуировании рака, этого слова у нас боятся. Важно развивать онконастороженность и преодолевать онкофобию, сделать так, чтобы люди не боялись при первых симптомах обращаться к врачу.
— Есть ли проблема с оказанием психологической помощи онкопациентам?
— Многие диспансеры имеют психологов в своем штате, и к ним наверняка большая очередь. Второй вариант — пациентские организации. Многие из них находят психологов, которые готовы работать на бесплатной основе. Психологическая помощь в вопросе выздоровления онкопациента играет существенную роль. Настрой и готовность лечиться и бороться очень важны. Даже на последней стадии за счет новых методов лечения можно существенно продлить сроки жизни человека. Заставлять себя бороться за свою жизнь дорогого стоит. Мне запомнились слова певца Иосифа Кобзона, когда он рассказывал о своем опыте борьбы с раком: «Самое сложное — каждое утро вставать и хотеть заново жить».