часы
"Сколько времени?" — спрашивать не принято. Надо говорить: "Который час?" И это совершенно справедливо, ведь, отвечая на этот вопрос, мы смотрим не на время, мы смотрим на часы.
На женевском салоне SIHH-2004 была устроена специальная выставка — "Как носить часы", и на ней были собраны из разных часовых музеев всевозможные коробочки и медальоны, в которых люди носили с собой время. Сначала это были самые богатые люди, убивавшие невероятные средства на механизмы, которые подтверждали, что солнце уже садится. И эти богатые люди потратили немало денег и немало сил, чтобы убедить часовщиков сделать часы, которые можно было бы носить не на плече, а хотя бы на поясе или на шее.
И часовщики, работая как заведенные, скоро уменьшили размеры часов до карманных, а там и наручные были близко. И вот тогда клиенты забеспокоились — если раньше часы висели на груди, как орден, теперь они спрятались в жилетном кармане или под манжетом рубашки. Тем временем исчез еще один знак, по которому отличали аристократа: мужчины перестали носить шпагу. А потом еще и перстни, но еще не начали вдевать кольца в уши и нос. Теперь отличаться друг от друга они могли только часами. А это их желание пришло в противоречие с универсальностью времени, которое одно для всех и никому не принадлежит в частности. Если на дворе семнадцать часов двадцать минут, то на всех правильных часах должно быть семнадцать часов двадцать минут, и по-другому просто быть не может. Человеческий эгоизм и индивидуализм этого перенести не в силах. Человеку остается купить часы не такие, как у всех.
С тех пор мы в ловушке. Точно так же как, купив билет на стадион, вы оплачиваете чужое спортивное совершенство, купив часы, вы оплачиваете чужое соревнование и тешите тщеславие часовщиков. Они давно уже работают с механизмами, которые делают со временем абсолютно ненужные штуки. Взять хотя бы секундную стрелку. Если вы не измеряете себе каждую минуту пульс, секундная стрелка вам совершенно не нужна, она в большинстве случаев служит простым индикатором того, что часы не остановились. И тем не менее, если вам попытаются вручить мужские часы без секундной стрелки, вы почувствуете себя обделенным.
Дальше — больше. Вам захочется знать число, и часовщики дадут вам число, за числом добавят день недели и даже год, чтобы вы, если бы крепко заснули, как Рип ван Винкль, проснувшись, не стали смущать людей вопросами, почему они так странно одеты и так удивительно живут. А поглядели бы на часы, промолвили бы, как та царевна, "как же долго я спала" и пошли бы оформлять пенсионную книжку.
Календарь называется вечным не с большим основанием, чем ручка с пипеткой, когда-то названная вечным пером. Кто, спрошу я вас, проверит его точность, чтобы сказать через два поколения: "Да, неважные часы продали дедушке — отстали на семь лет".
Столько механизмов ныне рассчитано на людей путешествующих и путающихся с часовыми поясами и джет-легами, что, наверное, скоро часам придадут специальную кнопку для ответа на вопрос "где я?" и "кто я такой?".
Возможности классического часового механизма исчерпаны, нас призывают (то есть я сам призываю) предпочесть несовершенный и неточный механизм совершенному и точному. Изобретение кварцевых часов могло бы, как новая религия, сделать странными и смешными, а то и упразднить многие изобретения великих часовщиков прошлого. Вроде знаменитого турбийона, приспособления, снижающего влияние земного тяготения на механизм и уменьшающего погрешность хода. Это маленькое устройство дороже драгоценного камня, и его всегда оставляют на виду, как лучшее украшение циферблата. Но его реальная польза в современной жизни ничтожна.
Возможно, он рассчитан на миллионеров, попавших в беду, мы, случается, видим такие истории в кино. Скажем, летел он на самолете, самолет разбился, а часы с турбийоном все тридцать лет его пребывания на необитаемом острове не дали ему надолго отстать от мирового времени, и когда за ним пришел английский корабль с детьми капитана Гранта, он удивил всех офицеров, явившись к чаю всего на три минуты раньше положенного. Если только он не попытался раньше разобрать свой хронометр: добыть огонь с помощью часового стекла, чтобы поджарить медведя, убитого ударом часовой стрелки.
Сейчас каждая большая часовая марка старается разработать свой собственный турбийон. В какой-то момент это начинает напоминать гонку вооружений или соперничество в освоении космоса. Даже многие второстепенные марки, которым до турбийона семь верст лесом, начали украшать свои часы декоративными турбийонами, как фальшивыми бриллиантами.
Я ничего не пожалел бы, чтобы купить часы, способные в сутках вместо 24 часов сделать хотя бы 25, но все часы только обидно подчеркивают, как мало я успел и как скоро наступит расплата. Тем не менее я солидарен с часовщиками, которые вот уже много лет с гордостью делают машины, цель и ценность которых равна им самим. Их вещи — произведения искусства, которое давно уже не ищет оправданий пользы и красоты. Это чистая гимнастика духа, спортивное соревнование, ведь бегуна тренируют для рекорда, а не для того, чтобы он разносил письма. Так и часы теперь служат совершенно не для того, чтобы показывать время. Они служат для того, чтобы показывать, что они — часы.
АЛЕКСЕЙ ТАРХАНОВ