 |
ФОТО: ОЛЬГА АЛЛЕНОВА  "Взять схрон — все равно что отрубить руки врагу,— утверждают бойцы батальона 'Запад'. — Без оружия и медикаментов они слабы, и нам работать легче" |
"Он сделал больше, чем все"
Настроение в администрации президента Чечни не просто упадническое — никто не скрывает растерянности и страха. Оплакивают, может быть, не столько Кадырова, пусть сильного и мужественного человека, сколько стабильность, которую в последнее время этот человек олицетворял.
— Что сделал Кадыров для Чечни? — переспрашивает меня гудермесец Расул, активист регионального отделения "Единой России", которого я встретила на похоронах президента в Центорое.— Он сделал больше, чем все, кто был до него, и все, кто будет после. Из раздавленной войной Чечни он сделал мирную республику. Был беспредел, когда ночью врывались в дома и увозили людей, теперь беспредела нет. Вернулись беженцы. Они получают компенсации за жилье. Восстанавливается административный комплекс. Плохо будет без него.
На похоронах всегда так — о мертвом или хорошо, или ничего. Об ошибках чеченского президента будут говорить после, когда к мысли о том, что Кадырова нет, все привыкнут. Пока говорят хорошее. Хорошего, действительно, было больше.
"Два батальона дают 80% работы всей группировки"
Возвращаясь с похорон, я оказалась в одной машине с полковником военной контрразведки Юрой. С военными я не общалась со времени окончания активных боевых действий в Чечне. И, наверное, не общалась бы дальше, если бы не депутаты, с которыми я прилетела на похороны из Москвы. Они заставили меня сесть в бронированный джип, а ссориться с ними я не хотела — говорят, через три месяца любой из них может стать чеченским президентом. Так неожиданно для меня рядом оказался кто-то, обеспечивающий мою безопасность. Надо сказать, тревожное ощущение.
— Что же теперь будет с Чечней? — спросила я полковника.— Неужели все придется начинать сначала?
— А ничего не будет,— спокойно ответил военный.— Бандитов найдем, порядок наведем, а президент будет новый. Мы много людей теряли, но незаменимых нет, понимаете?
 |
ФОТО: ОЛЬГА АЛЛЕНОВА Среди изъятого в чеченских горах оружия много поясов шахидов, начиненных мелкими болтами. Военные называют эти предметы самым страшным оружием массового поражения |
— Мы будем ловить,— невозмутимо отвечает полковник.
— Но ведь давно известно, что в горах могут работать только чеченские подразделения.
— А я про них и говорю,— удивленно смотрит на меня Юра.— Вы что, не слышали про батальоны "Восток" и "Запад"?
Про "Восток" я слышала. Когда-то это была рота особого назначения, и командовал ею бывший полевой командир Джабраил Ямадаев. Джабраила убили в Веденском районе, и он стал Героем России, из роты сделали батальон, который возглавил брат Джабраила Сулим, тоже бывший полевой командир и тоже известная в Чечне фигура.
— А "Запад" возглавляет Саидмагомед Какиев,— поясняет Юра.— Легендарная личность, между прочим. Покушался на Дудаева, остался без глаза и без руки и вот так, с протезом, командует боевым подразделением, и очень успешно.
Про Какиева я тоже слышала. Его подразделение называли гантамировским, оно контролировало Грозный и ряд горных районов, у него неоднократно бывали стычки со службой безопасности Кадырова, пока военное командование не приказало разногласия устранить и работать вместе. Саидмагомеда Какиева часто путают с Салманом Радуевым — внешне очень похож, но на этом сходство заканчивается. Его подразделение за две войны успело стать профессиональным, и часто то ли в шутку, то ли всерьез его бойцов называют "псами войны".
— И все-таки это всего два подразделения,— говорю я.— Два батальона для Чечни все равно что ничего.
— Эти два батальона дают 80% результата работы всей группировки,— сражает меня полковник.— Почти все громкие операции и удачи за последние годы — их работа.
 |
ФОТО: ОЛЬГА АЛЛЕНОВА Заместитель командира батальона "Запад" Бислан Элимханов (слева) и его подчиненные воюют на стороне федералов больше 10 лет. Для них это уже не столько война, сколько акт возмездия |
На следующий день я отправляюсь на базу спецбатальона "Восток". В этот день здесь должны были передать милиции большое количество оружия, изъятого за месяц в горах. База, размещенная на территории бывшего стройуправления, начиналась со шлагбаума и постовых по периметру. Теперь это хорошо укрепленный гарнизон, здесь живет несколько сотен бойцов, строится новая казарма. Отсюда бойцы уходят на самый сложный участок работы — Веденский район.
Пока ждут комбата Ямадаева и представителей МВД, которые должны принимать арсенал, военные выносят мешки с оружием и боеприпасами и раскладывают их на плацу. Заместитель комбата Магомед Бахаев, кадровый военный, рассказывает, что 40% личного состава батальона — призывники, скоро их отправят домой, а батальон будут укомплектовывать новыми людьми.
— Нужны контрактники,— говорит Магомед.— Они более опытные, сознательнее, что ли.
За последний год батальон потерял 48 человек убитыми. Это много даже для обычного подразделения. Для чеченского — слишком много. Чтобы заменить одного убитого, надо посмотреть по крайней мере 10-15 желающих. Проверить их в бою. Излишняя доверчивость может стоить жизни всем. Когда-то Джабраил уже совершил такую ошибку, и его предали. Теперь, если уж взяли новенького, все знают, что на него можно положиться.
— После смерти Джабраила Сулим нам всем сказал: больше у нас нет выходных, праздников, отпусков. Поймаем всех бандитов, покончим с ваххабизмом, а потом будем отдыхать,— говорит Магомед.— Но знаете, никто не жалуется. Мы знаем, что, кроме нас, эту работу делать некому.
К батальону прикреплен кадровый военный из Ханкалы. Он обучает бойцов, помогает во взаимодействии с командованием, если, к примеру, нужны вертолеты или артиллерийская поддержка. Среди чеченцев этот русский парень — свой. Может быть, потому, что доверие смог завоевать его предшественник, подполковник Владислав Посадский, погибший зимой. 23 января во главе с разведотрядом батальона он отправился на спецоперацию в селение Беркат-Юрт.
— На эту банду выходили два раза, но она уходила,— вспоминает Магомед.— За домом следили, знали, что басаевские собираются там. И вот четверо главарей зашли в дом. Вскоре наши их окружили, Сулим с другой группой подошел. Штурмовая группа ворвалась в дом. Но те были наготове, открыли огонь. Посадский погиб сразу. И еще один наш боец. Двое были ранены. Сулим приказал вывести женщин и детей, там весь дом был полон ими. Пока выводили, бандиты на крышу вышли, стали поливать нас огнем сверху. Главного мы сняли, он упал раненый, но, чтобы не сдаваться, выдернул чеку, и его разнесло. Короче, всех четверых мы убили тогда. Это были басаевские, они весь район в страхе держали, глав администраций убивали. Зимой они в селах живут, их легче выследить. А летом труднее. Сейчас они уже все в землянках, блиндажах. Там у них все оборудовано. Сколько лет готовились.
"Мы поклялись уничтожать их до последнего"
Во двор стремительно въезжает несколько легковых машин.
— Вот и Бислан,— кивает Магомед.— Это правая рука Саидмагомеда Какиева. Сам Саидмагомед в Москве, лечится.
Появление руководства батальона "Запад" меня удивляет — гантамировцев давно помирили с кадыровцами, но о их тесном взаимодействии никогда не было и речи. Оказывается, тут не просто взаимодействие, а чуть ли не дружба.
— Я познакомился сначала с Джабой (Джабраилом Ямадаевым.— "Власть"), а потом, когда Джабу убили, с Сулимом,— объясняет мне Бислан Элимханов.— Уже больше года мы работаем вместе. Без надобности не лезем друг к другу, у них своя территория, у нас своя. За нами Шатойский, Урус-Мартановский, Итум-Калинский районы. В общем, все, что между Шатоем и Ингушетией. Но по первому звонку выдвигаемся друг к другу на помощь. Много операций таких у нас было.
Бислан говорит, что раньше их и правда называли гантамировцами. В 1993 году, когда Гантамиров возглавил оппозицию Джохару Дудаеву, молодежь северных районов Чечни с оружием в руках пришла к нему.
— Мы стояли против них с черенками от лопат,— улыбается Бислан.— Никто не знал, что потом мы научимся воевать и будем с ними на равных.
В первую войну подразделение легализовали, и оппозиция стала служить в первом полку патрульно-постовой службы. А потом, в августе 1996-го, Грозный заняли ваххабиты, и гантамировцы, защищавшие один из районов, были окружены.
— Там было 30 наших ребят, и они стояли бы до конца, но ваххабиты сказали — если вы не сложите автоматы, у вас кончатся боеприпасы, и тогда мы убьем вас и всех стариков, женщин и детей в районе,— вспоминает Бислан.— И наши сдали оружие. Они их пытали. Ломали кости. Потом расстреляли, замуровали в подвале службы госбезопасности Ичкерии. Мы тела искали много лет. Нашли. И знаете, все, что было до того, еще не было войной. А после... Мы поклялись уничтожать их до последнего. Они в эйфории были после Хасавюрта, выпустили кассеты, на которых сняли, как наших ребят мучили. В любом киоске можно было купить. Когда опомнились, изымать стали, да поздно. Мы это уже увидели.
 |
ФОТО: ОЛЬГА АЛЛЕНОВА В батальоне "Восток" уже год работают без выходных и праздников. Так решил комбат Сулим Ямадаев (в центре) после смерти своего брата Джабраила |
Мы сидим с Бисланом за грубо сколоченным деревянным столом под раскидистым деревом. Идет дождь. Бойцы батальона "Восток" продолжают раскладывать изъятое оружие — так, чтобы милиционерам было легче списывать номерные знаки автоматов, гранатометов и зенитных установок.
— Почему вы стали с ними воевать? — спрашиваю я.— Большинство чеченцев поддерживало Дудаева, люди верили в идеи независимости. Даже Сулим Ямадаев верил. А вы?
— Я вырос в Надтеречном районе, у нас в классе было 75% русских ребят. Мы были образованными. Дудаев делал акцент на необразованную молодежь. Он забивал головы этим нефтяным государством, и ему все верили. А у нас были старики, религиозные лидеры, которые нам объясняли, что Чечня всегда жила с Россией, что без России Чечня не выживет. Что война, которой хочет Дудаев, придет в каждый дом, и уже никто не сможет ее остановить. Мы видели, что в Чечне бандитизм, кланы, много оружия, рабов, наркотиков, а Дудаев все обещает нефть и миллионы, и все хотят миллионов.
— Неужели вы не хотели денег, власти?
— Я был такой, как все. Конечно, хотел. Но благодаря нашим старикам мы не пошли по тому пути. И сейчас мы в лучшем положении, чем они. Люди нам говорят теперь — оказывается, вы были тогда правы.
Батальон "Запад" официально создали почти одновременно с "Востоком", чуть больше года назад. На этих подразделениях Минобороны решило опробовать идею чеченских формирований, способных заменить спецназ в горах. Эксперимент удался.
Две недели назад в Веденском районе у селения Тазен-Кала "Запад" и "Восток" проводили совместную операцию. Отряд боевиков преследовали до селения Юнкер-Чу. Потом их прикрыл снайпер, засевший на кладбище. Кладбище находилось на высоте, и выбить боевиков не могли сутки. Ночью кладбище окружили, снайпера сняли. Боевики ушли, унося раненых и убитых. На месте боя остались только окровавленные бинты и оружие. На следующий день в двух соседних селах появилось 15 могил. Так узнали о результатах боя. "Восток" потерял двоих убитыми и троих ранеными, "Запад" — одного убитым, двоих ранеными.
— Сначала "Восток" и мы не ладили,— вспоминает Бислан.— Все-таки при Ичкерии стояли по разные стороны баррикад. Но мы не делали друг другу зла, нам нечего было делить. Поэтому нашли общий язык. Заключили договор — пока мы вместе, мы братья. Но если вы уходите на другую сторону, мы враги до конца. Сейчас я знаю, что верю Сулиму, как своим. В наших отрядах почти у каждого бойца правительственные награды. И у нас нет амнистированных.
— Это вы в противовес Рамзану Кадырову так решили? Он набирал службу безопасности из амнистированных боевиков.
— С Рамзаном у нас нормальные отношения,— уклончиво отвечает Бислан.— Мы несколько раз даже отдыхали вместе.
— А ребят его к себе возьмете?
— Понимаете, у нас есть свои надежные ребята, с которыми мы приняли не один бой. Они за штатом, потому что взять их в штат не позволяет сетка. И мы делимся с ними своими зарплатами и работаем вместе. Этих ребят очень много. И если нам увеличат штаты, мы, конечно, возьмем именно их. Мы ведь друг другу жизни свои доверяем, понимаете?
К нам подходит Магомед. "Сулим не приедет,— говорит он.— В больницу попал. Надо начинать без него". Я вспоминаю, что видела Сулима на похоронах Кадырова. За последний год он поседел и в свои неполные тридцать выглядит сильно старше.
— Выезды случаются среди ночи, на рассвете,— говорит Магомед.— В любое время суток поступает информация, и наши срываются с места. Саперного оборудования у нас нет, а чтобы попросить инженерную разведку, нужно время. А если поступает оперативка, нет ни минуты, надо успеть. Поэтому работаем на непроверенных дорогах. Многие у нас подрываются. Вот сейчас двое из госпиталя вернулись на костылях. На нас большая охота идет. На Сулима через день ставят фугасы. Раньше мы считали, сколько было покушений, сейчас сбились. Ребятам записки шлют — если не уйдешь, убьем, семью вырежем и так далее.
— У нас недавно был такой случай,— мрачнеет Бислан.— У парня нашего убили всю семью — отца, мать и сестер.
"У молодежи нет страха"
На огромном плацу некуда ступить — всюду разложены сотни автоматов, гранат, поясов шахидов. Этот арсенал взят в чеченских горах всего за один месяц.
— Взять схрон — все равно что отрубить врагу руки,— поясняет Бислан.— Кроме оружия у них там продукты, медикаменты, все, что они заготавливают впрок. Без этого всего они слабы, и нам работать легче.
Искать боевиков надо в селах, считает Бислан. В горах слишком много пещер и нор, и в горах чаще всего обнаруживают схроны. А в селах они все равно рано или поздно появляются. Зачистки проводятся совместно с прокуратурой и МВД Чечни. Работать трудно, потому что всех под одну гребенку нельзя. Против этого слишком долго боролся Кадыров.
— Маски не надеваете? — спрашиваю Бислана.
— Нельзя. Человек должен видеть мое лицо, если я забираю его родственника,— говорит Бислан.— Он должен знать, куда я его забираю. Но в Чечне и так все знают, кто мы и где работаем. Беспредельничать нельзя. Если я знаю, что в этом селе был такой-то боевик, но его сосед мне не говорит об этом, я не могу его уничтожить. Я должен найти другого соседа, который расскажет, или вообще другой выход.
К Магомеду подбегает боец и говорит, что разведгруппа "Востока" на выезде из Ца-Ведено подорвалась на фугасе: "Сначала один взорвался, потом другой. Двое наших тяжелые, их сразу в Ханкалу повезут".
— Сколько еще вам придется воевать? — спрашиваю я.
— Пока в Чечне молодежь не займут делом,— говорит Бислан.— Чеченцу что надо? Кинжал, коня и денег. Это свобода. И полевые командиры это используют. Молодежи идти некуда, работы нет, а жить хорошо все хотят. И у них нет страха. В свое время я тоже был молодым парнем, и ни в одном бою у меня не было мысли, что я могу погибнуть.
Последние месяцы батальон Какиева охотится за полевым командиром Доку Умаровым, батальон Ямадаева — за Басаевым. С этими людьми у военных личные счеты. Басаев виновен в смерти Джабраила Ямадаева, считают в "Востоке". Умаров стоит за расстрелом 30 гантамировцев в Грозном, утверждает Бислан.
— Его село Харсеной и еще несколько в округе, мы там работаем уже несколько месяцев. Два раза были у него на хвосте, уходил. Но все равно возьмем.
— Поймаете Умарова и что? Отдадите следствию? Или разберетесь по законам гор?
— Мы законопослушное подразделение. Задержим и отдадим следствию. Меньше пожизненного ему не дадут. Что может быть хуже? Уж лучше умереть в бою, чем гнить в тюрьме.
— Мне кажется, у вас столько кровников, что мира тут не будет никогда. Закончится война, все равно будете мстить?
— Сейчас главное наладить мир. А потом мы или простим друг другу, или не простим. Во всяком случае, это старики наши решат, как нам быть. Вообще, у нас считается, что на войне кровной мести не бывает. Это мудрое правило.
ОЛЬГА АЛЛЕНОВА