выставка сценография
В этом году фестиваль "Черешневый лес" начался выставкой "Франко Дзеффирелли. Искусство спектакля" в Музее личных коллекций. Выставку привез и открыл сам знаменитый режиссер. На пресс-конференции по поводу этого события побывал СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
По традиции пресс-конференцию проводили в Итальянском дворике ГМИИ, и на почетном месте за столом сидела директор музея Ирина Антонова. Вопреки традиции пресс-конференция изумила количеством именитых гостей (которые обычно появляются на мероприятиях фестиваля чуть позже). Помимо главного распорядителя "черешневых" удовольствий Михаила Куснировича (и по совместительству главы Bosco di Ciliegi) и председателя фестивального попечительского совета Олега Янковского присутствовали Андрей Кончаловский, Игорь Бутман, Андрис Лиепа, Олег Табаков, Владимир Спиваков, Ингеборга Дапкунайте, Вячеслав Зайцев, Галина Волчек и Борис Мессерер. А также, разумеется, главный герой дня.
Синьор Дзеффирелли, опиравшийся на руку телохранителя и на тросточку, тем не менее смотрелся фонтаном остроумия и оживленности. Балагурил (перешутил даже Михаила Куснировича, старательно задававшего мероприятию необязательно-легкомысленный тон), по-свойски приветствовал микеланджеловского Давида, расточал комплименты, поздравлял всех присутствующих с величием русской культуры, обстоятельнейшим образом отвечал на вопросы и даже поразил Ирину Антонову неожиданным объявлением: "Я и Ирина, мы хотим пожениться. Вот только единственное препятствие: непонятно, по какому обряду бракосочетаться, католическому или православному". Сама Ирина Александровна, а также остальные участники пресс-конференции старались по силам вернуть комплименты, рассказывая, как неутомимо и деловито великий режиссер все эти дни занимался организацией выставки. Причем лично входил во все мелочи — от развески и освещения до манекенов, одетых в придуманные им костюмы; предвыставочный марафет на них ревниво наводил сам маэстро. Даже, говорят, подпиливал иные пластиковые ноги, чтобы приспособить их под рост Терезы Стратас или Марии Каллас.
Покончив с общением, знаменитости, которым спешить было некуда, неторопливо отправились в сквер перед главным входом в музей, где насадили — справа от клейновского портика — полагающиеся черешневые деревца. И пообещали туда же вернуться 16 мая с более многозначительными садово-озеленительными работами. А маэстро Дзеффирелли, полив свой саженец, прошествовал дальше по Волхонке, в Музей личных коллекций,— показывать прессе свою выставку.
Выставка не подкачала. Понятно, конечно, что эскизы не передают впечатления от всей постановки в целом; понятно, что при мировой славе Франко Дзеффирелли аналогичные выставки уже проходили не раз и в самых разных странах, но, видя ее впервые, невозможно уйти без довольно яркого и сильного впечатления. Во-первых, масштаб. Сто тридцать один эскиз (декорации и костюмы) в разных техниках начиная аж с 1949 года — с "Трамвая 'Желание'", римского спектакля, на который пришелся дебют Дзеффирелли в качестве сценографа. Почти три десятка костюмов, включая не только оперные, но и кинематографические работы, от "Ромео и Джульетты" 1967-го до "Каллас навсегда" 2002-го. Один макет — декорации к "Мадам Баттерфляй" для "Арена ди Верона" к постановке текущего года (добротная японская деревенька, напоминающая декорации к знаменитой "Турандот" из "Ла Скала"). И даже, так сказать, чистая живопись (пускай сам Франко Дзеффирелли и открещивается застенчиво от наименования "художник", мотивируя это тем, что-де его краски — это актеры и певцы, а холст — сцена и киноэкран). Те несколько нефигуративных полотен, которыми юный художник из фильма "Каллас навсегда" пытается выразить свои ощущения от голоса Марии Каллас, отказывается, по такому случаю создал сам маэстро.
Главное впечатление, конечно, производит не эта масштабность. И даже не сама ошеломляющая роскошь, которая так прочно ассоциируется с именем Франко Дзеффирелли, роскошь до черточки прорисованных пышных оперных "интерьеров", роскошь масштабной и красочной сценографии. Наконец, роскошь костюмов с их "тафтицей, бархатцем и дымкой", тоже исторически выверенных вплоть до мельчайшего страза или вышитого золотом листика.
Удивительно, что, несмотря на присутствие относительно минималистических или даже абстрактных эскизов, все эти многочисленные подготовительные рисунки к постановкам Верди, Россини, Беллини кажутся смутно знакомыми даже человеку, который этих постановок не видел и глазком. Педантично и аккуратно вырисованные исторические интерьеры да и весь дзеффиреллиевский вкусный и обаятельный "большой стиль" в виде эскизов неминуемо навевают воспоминания о "Русских сезонах", о Бенуа, Баксте, Судейкине, с таким же упоением корпевших над сценографическим воспроизведением то готики, то барокко, то Египта, то Японии. Так что, вероятно, когда Франко Дзеффирелли высказывал свое восхищение и преклонение перед русской художественной культурой, это с его стороны была не только дежурная вежливость.