В конце прошлого года для отстаивания интересов отрасли была создана Ассоциация концертно-театральных и билетных организаций. В ее состав вошла петербургская промоутерская компания NCA, владелец которой Михаил Шурыгин поделился целями и задачами новой организации, перспективами развития рынка и отношением к взаимодействию с властями.
Президент компании NCA Михаил Шурыгин
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
Президент компании NCA Михаил Шурыгин
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
— Что у вас как промоутера больше всего «наболело и нагорело» за последний год?
— Так получается, что Петербург, всегда взрывавший промоутерский рынок созданием мегатуров, крутыми зарубежными привозами и крупными компаниями типа NCA и PMI, сейчас опять на задворках. Не то чтобы я чувствовал какой-то дискомфорт по этому поводу, но если мы будем стоять в стороне от региональных трендов, то сами станем этими «регионами». А я не хочу, чтобы Петербург становился — при всем уважении — «еще одним регионом». Петербург — это столица, которая до сих пор во многом определяет российскую культурную жизнь, как бы кто к этому ни относился. Наши проблемы должны решаться на одном уровне с Москвой, они должны быть публичны, интересны и на московском уровне. Не то чтобы хочется прямо так уж о них прокричать… Сложностей много, но Петербург почти отсутствует в этом инфопространстве, за исключением отдельных скандалов вроде концерта Басты, рейдов по маленьким несчастным клубам или подковерных историй, связанных с заполненным Михайловским театром. Все это не является воплощением нашей культурной жизни — но выбрасывается в федеральный эфир. И если спросят моего мнения, то я против, чтобы Петербург оказывался олицетворением чего-то подобного.
— Как, на ваш взгляд, отличаются концертно-вирусные ситуации в Москве и Петербурге?
— Объективно ситуация с концертно-вирусными синдромами отражает лицо политической жизни страны. Москва является объектом, в котором комбинация разных элементов работы с потребителями и электоратом необходима. Здесь и европейский, и российский, и азиатский подходы смешиваются в одну комбинацию: демократия плюс дубинка. Но это палитра всего сразу, поэтому политика Собянина в одних ситуациях откровенная и жесткая, а в других — вполне предсказуемая. Те сложности, которые испытывали москвичи с закрытиями клубов или рейдами по ним, быстро решались. Там не было таких длительных, мучительных, но в то же время непонятных ситуаций, как в Петербурге.
Петербург остается стратегически важным городом, в котором искусство измеряется классическими канонами: Мариинка, Эрмитаж и так далее. Именно так он представляется кому-то в культурном смысле. И на определенном этапе интересы концертного сектора не учитывались вообще в контексте культуры. Потом началась серия проверок, связанных с небезызвестными концертами. И только после подключения думающих людей из городского правительства, получения их поддержки и изменения правительственной структуры, произошедших в последнее время, мы вышли на диалог и получили некоторую надежду, что нас слышат. И самое важное — что мы можем получить прямую финансовую поддержку. Все, что нужно, чтобы ситуация на Северо-Западе не перешла в коллапс,— нормальная финансовая поддержка.
Я готов почти по пунктам рассказать, что эта поддержка сейчас собой представляет. Зарплатная поддержка, которую мы получили (два раза по 12 тыс. рублей на сотрудника), давно закончилась. На федеральном уровне мы усилиями Ассоциации концертно-театральных и билетных организаций (далее КТиБО и Ассоциация.— “Ъ”) пролоббировали отсрочку выплат в случае переносов концертов, но эта отсрочка тоже заканчивается. И мы надеемся, что сможем ее продлить, ибо у коммерческих структур просто заканчивается возможность компенсировать людям стоимость билетов, ведь концертная деятельность не возобновилась. Льготы по налогам на текущий момент отсутствуют. Квоты, связанные с концертной работой, до недавнего времени лимитировались 25% наполняемости зала, против 50% в Москве, что было абсолютно нерентабельно. Клубные концерты при 25-процентной вместимости и массе проверок приводили к тому, что с гигантским трудом удавалось разве что поддержать падающие штаны персонала: еду, может быть, при этом можно себе позволить, но ни о каких доходах речи не шло в принципе. Причем ни арендные, ни зарплатные расходы не компенсировались.
Недавно по инициативе городского комитета по культуре — за что ему большое спасибо — был создан экспертный совет. Совет, в свою очередь, обращается к комитету по промышленности, который как раз занимается компенсациями различных потерь индустрии на Северо-Западе. В первую очередь речь идет о компенсации налогов — мы же продолжаем платить зарплатные налоги. Дальше уже как пойдет, мы не рассчитываем здесь на какую-то прибыль.
Что мы хотели еще отметить. Выход, который сейчас маячит и для тех же самых артистов оказывается большим и радостным событием — вот, уже квота не 25% и не 50%, а 75%, и когда-нибудь уже и 100% заполняемости, — не означает возвращения к нормальной жизни. Во-первых, СМИ длительное время создавали образ концерта как основы переноса вируса. Соответственно, мы оказываемся как бы главными переносчиками заразы. Но это не так! Система защиты, санитарных правил и организации потоков людей на концертах сейчас отточена настолько, что это одно из самых безопасных мест для посещения, особенно при сидячем формате зала. Я бы, правда, оговорился, что уже и этот формат пора менять на танцпол — он так же безопасен в случае правильного регулирования.
Во-вторых, даже при открытии концертов и тех затратах, которые сейчас лежат на плечах организаторов, люди все равно не в состоянии купить билет по коммерческой стоимости, которая была в начале «ковидного» года. В этом случае срабатывают факторы и отсутствия денег, и отсутствия доверия. СМИ так и влияют на людей.
Мы подходим к моменту, когда требуется целая кампания со стороны промоутеров, артистов и, может быть, даже негласная кампания со стороны государства, которая будет призывать зрителей вернуться на концерты и в театры. NCA сейчас продает, наверное, десяток концертов — и билеты расходятся крайне плохо. Безусловно, когда приезжает какой-то модный андеграундный артист или рэпер и во всех пабликах пишут: «Ребята, идем отрываться! Последняя ночь!» — все придут. Но там как раз и будут искать заражения и нарушения — и как раз там они и будут. Но тот сегмент, который является массовым, не андеграундным,— рок, поп, классика — в текущий момент наиболее консервативен в плане желания людей прийти на концерт. В голове зацементировано: «Концерт — это опасно».
Поэтому возвращаться сейчас к бизнесу крайне тяжело. Каждый из организаторов имеет долги перед публикой, которые грозят разорением. Но при этом он не имеет поддержки, даже эмоциональной, со стороны СМИ: «Хорошо, что концерты возвращаются. Это классно и безопасно». Можно считать, что наша индустрия находится на грани развала, ее может просто не остаться. И мы рады, что это сейчас понимает уже и власть — как минимум, в Петербурге. Мы некоторые движения уже ощущаем и рассчитываем, что комитет, который напрямую финансирует «вирусные» издержки, нас услышит. Так или иначе, была какая-то поддержка киноиндустрии, ресторанной индустрии, и мы очень ждем ее для нашего негосударственного сектора массовых мероприятий.
— Кто входит в упомянутый экспертный совет?
— В нем порядка 20 человек. Это было предложением комитета по культуре. Крупнейшие петербургские организаторы массовых мероприятий — NCA, PMI, Euroshow, БКЗ «Октябрьский», театральный продюсер Екатерина Галанова, организаторы всяких ледовых шоу, клуб «Космонавт», клуб «Морзе» и компания «Светлая музыка» в лице Ильи Бортнюка. Положа руку на сердце, эту историю изначально я обсуждал с представителем комитета и мы обоюдно предлагали разные имена. Получился «микс»: в совете присутствуют и представители кинотеатров, и выставочные пространства. Конечно, не все охвачены, но мы имеем общее мнение и формируем определенный тренд общения. Ребята в комитете по культуре на одной волне с нами, но только их решений, по сути, недостаточно. Поэтому мы уповаем на то, что Борис Пиотровский в какой-то степени станет нашим голосом и его не сожрет вся эта махина власти. Сами понимаете, что такое из свободного художника стать заместителем председателя комитета, а еще через полтора-два месяца — вице-губернатором, курирующим среди прочего и спорт. А у нас на кону, как вы помните, еще чемпионат мира по футболу: NCA будет организовывать фан-зону УЕФА на Дворцовой площади, спортивные активности у нас тоже есть.
— «Определенный тренд общения» — несколько размытая формулировка…
— Экспертный совет вносит идеи, касающиеся потенциальной проработки изменений в системе ограничений. В первую очередь — вопросы, связанные с той или иной поддержкой и согласовательными мерами с Роспотребнадзором. Моя работа — и, как я считаю, личное достижение — заключается в том, что я с самого начала пандемии говорил о необходимости диалога между властью и бизнесом. Апогеем ситуации с отсутствием этого диалога и невозможностью нормально избежать сложностей стали те ноябрьские рейды. Всем «Баста»! К сожалению. При этом мы уже тогда слышали желание комитета по культуре помочь. А после тех событий мы уже вместе сумели предотвратить целую серию отмен концертов в клубах — уже находясь в диалоге. Комитет, доверяя нам, указывал на недоработки в документации, касающейся новых требований к концертам. Мы же корректировали это, учитывая работу таких клубов, как «Космонавт», «Морзе», «Аврора», «А2», где концерты проходили. Штрафы были минимальны, хотя они зачастую до сих пор присутствуют. У «Космонавта», например, даже судебное дело, и у «А2» есть такие же дела — с другими комитетами, которым нужно что-то найти и оштрафовать. Но как минимум мы работаем вместе. И когда возникает вопрос о тех или иных трендах и ожиданиях от публики по готовности площадок, как провести мероприятие в соответствии с требованиями Комитета по культуре и Роспотребнадзора, к нам обращаются и мы даем исчерпывающую информацию. Именно этой информации не хватает у тех людей, которые занимаются изданием всяких указов. Диалог на данном этапе очень гармоничный и эффективный.
Например, нам удалось отстоять концерт «Аквариума» в «Морзе». Были Billy’s Band, «Ария». Вот «Ария» в «Космонавте» как раз прошла без единого нарекания, с 25-процентной вместимостью, с правильной рассадкой. В принципе не было ни одной отмены по причине неподготовленности площадок, организаторов, артистов или каких-то несогласований. К сожалению, в большей степени были отмены и переносы из-за экономической целесообразности. А это означает, что штат клуба, условно 20 человек, сидит в ожидании зарплат. А если требования такие, что может прийти только 25%, нужно выдерживать санитарные нормы, а телевизор вообще говорит, что на концерты ходить нельзя, то и мероприятие может отмениться. А учредителю клуба приходится платить из своего кармана. Такое происходило во всех клубах.
NCA сумели еще летом переориентироваться, в отличие от небольших компаний. Мы сделали множество концертов онлайн с МТС, устраивали онлайн юбилеи Бродского и Есенина, премию NCA Saint Petersburg Music Awards, провели в формате онлайн фестивали «Петербург live» и «Рок на Волге». Все эти проекты при поддержке спонсоров и бюджетных средств мою компанию сохранили. Мы смогли сделать качественные продукты и не жалуемся. Но я знаю, как тяжело другим, и знаю, что им необходима поддержка.
Я выступаю за индустрию. Я даже выходил с предложением перераспределить субсидии правительства Санкт-Петербурга, выделяемые культурной индустрии. А там подход очень консервативный: есть какие-то годами проходящие фестивали, и им субсидии достаются, пусть даже в немного меньших количествах из-за пандемии. Я предлагал пересмотреть эту систему. Например, у меня есть три проекта с поддержкой города. Так заберите у меня один и отдайте эти субсидии какому-нибудь независимому театру. Тот же Вадим Финкельштейн взял кредит, построил свою площадку («Тинькофф Арена».— “Ъ”), вкладывает в нее собственные средства, содержит штат, пытается работать гибко с артистами — но не имеет ни малейшей поддержки. Причем он пытается разнообразить культурную жизнь города. Вот он — меценат. Молодые независимые театральные деятели, которые сидят без копейки — тоже герои. Я хотя бы имею какие-то спонсорские деньги, инвесторов, субсидии те же,— я и не жалуюсь. Летом в NCA не был уволен ни один человек! Зарплату пришлось сократить, но все работают! А как жить другим — не знаю.
— Концерты типа «Аквариума» и «Арии» при 25% зала хотя бы что-то приносили?
— Да. Смотрите, в какую-либо экономику выходят концерты, которые меняют свои экономические показатели заранее. Есть артисты, работающие по старинке: есть конкретный гонорар — кто больше заплатил — остальное пофиг. Есть артисты, которые готовы рассматривать новую экономику, расходную часть, видеть, что есть,— и радикально менять свои ожидания. В случае с упомянутыми группами, как я понимаю, все сработало. Они работали с организаторами и площадками, которым доверяют, так что все произошло как надо. Но такое происходит далеко не всегда. Есть еще расходы на персонал, на аренду дополнительного оборудования или того же самого зала. И «Морзе», и «Космонавт» — это аренда, и, как я понимаю, у обоих клубов есть 50-процентная скидка на период действия ограничений. Если данная экономическая модель сложилась, ты выйдешь в какой-то плюс.
Но подчеркну снова: никаких доходов для бизнеса здесь нет. Единственная задача, которая сейчас сохраняется — и по «Космонавту», например, она не выполнена,— это покрытие своих расходов на зарплату. Фактически в последние полгода «Космонавт» был убыточен. Единственная причина, почему клуб еще открыт, это его экономическая эффективность в «лучшие времена». Была сформирована «подушка безопасности», которую мы как учредители решили использовать, чтобы сохранить персонал и имидж площадки — на будущее. Думаю, тем промоутерам и организаторам, у кого клуб — основной источник дохода, пришлось хуже.
— Если сравнивать прошлый весенне-вирусный сезон и начало этого, какие различия возникли в подходах и какие выводы были сделаны для себя?
— Все сильно изменилось. На том этапе и у NCA, и у других концертных организаторов был выбор. Ты либо чего-то ждешь, рискуешь и надеешься, что концерт не отменится, а на него придет уже изрядно запуганная публика. Я тогда предпочел перенести или отменить все, что можно, и сконцентрироваться на поиске новых возможностей. Надо сказать, успешно. У нас было 12 онлайн-проектов с мая по сентябрь, и все они основывались на средствах, привлеченных из разных источников — не от билетных продаж. В придачу мы рискнули и в сентябре успели провести шесть концертов в «Севкабеле» — от «Сплина» до Клавы Коки и Niletto. Сложилась линейка успешных выступлений ровно в момент, когда их было дозволено проводить на открытом пространстве. При этом нам повезло, что мы не вошли в реку «драйв-инов», автомобильных концертов, в которую погрузились многие мои московские коллеги: то были и огромные инвестиции, и такие же объемные потери. Мы планировали такие выступления возле «Газпром-Арены», но шли вслед за москвичами. Так что я успел проанализировать ситуацию, вовремя остановиться — и перенести концерты на сентябрь в «Севкабель». Либо опыт, либо просто чутье… Мы успешно поработали, и за счет того лета мы остались на уровне доходности 2019 года.
Другое дело, что потом наступил период нервного барражирования, который продолжался до конца этой зимы. Я бы его вообще назвал периодом вымирания, потому что большинству «крепких ребят» еще хватило средств продержаться, а тем, кто был послабее, пришлось тяжело.
Я несколько переживаю за то, что нынешняя мутная вода начнет выносить на поверхность промоутерского мира абсолютно «не тех» людей и «не тех» организаторов. Они начнут работать с артистами — а те далеко не всегда лояльны к старым промоутерам и их заслугам и могут гораздо лояльнее относиться к более крупной предложенной сумме — и вот это меня волнует. Извините, не хочу никого обидеть. За последние годы сформировалась некая экосистема между ведущими организаторами концертов, артистами и площадками. Все мало-мальски шло правильным путем. Сейчас, поскольку законы бизнеса до поры никто не писал, у нас есть риск потерять хороших организаторов и вернуть всякую наносную пену, как в 90-х,— а она начнет заигрывать с интересантами бизнеса в лице артистов и менять ситуацию. Это уже присутствует, я чувствую,— и это слегка раздражает.
— Насколько вам в ваших трудах помогло широко известное в узких кругах июньское федеральное постановление № 830, уточняющее правила возврата и обмена билетов?
— Фактически это промоутеры его и пролоббировали — Надежда Соловьева из SAV Entertainment, Дмитрий Богачев из «Бродвей Москва» и Артем Горный из Kassy.ru. Все началось с того, что на встречу Владимира Путина с предпринимателями попала директор Kassir.ru Алла Фомина, ее выслушали и пошло уже движение через премьер-министра Мишустина. У нас спросили: «Чего вы хотите?» А нам тогда в первую очередь надо было снять существующее законодательное равенство между отменой и переносом мероприятия. Мы в обоих случаях должны были возвращать деньги за билеты. А в случае с переносом и средств нет, и новые даты неясны. Сейчас срок работы этого постановления заканчивается и непонятно, будет ли оно пролонгировано — и тогда снова будут сложности.
Но зато то лоббирование стало предтечей создания Ассоциации КТиБО. Пожалуй, это было первое глобальное действие, которое помогло сохранить от разорения концертные компании.
— А каково зрителю?
— Если у вас есть горячее желание вернуть свои деньги, вы их вернете. Когда к NCA, например, обращаются люди, мы индивидуально рассматриваем каждый случай. Мы никого не посылаем просто читать законы, лояльность зрителей к компании превыше всего. Но ситуации рассматриваем. Могу откровенно сказать, что кроме ситуаций, связанных с рядом серьезных зарубежных звезд… Не буду называть группу, это должен был стать самый большой летний рок-концерт, и там были свои болезненные моменты и сложный перенос. Публика до сих пор немного клокочет, потому что возможностью вернуть билет пользуются и в Петербурге, и в Москве — а с этим концертом слишком много денег было закопано. И такого много везде.
Но мы по чуть-чуть деньги возвращаем. Опять же, если ты из другого города, то мы безоговорочно делаем возврат денег, особенно если возникли какие-то непреодолимые обстоятельства или есть медицинская справка. Если же человек тупо подает в суд со словами «Концерт перенесли, а деньги не вернули», то мы по закону этот суд выигрываем. Мы же гарантируем, что концерт состоится! Это не отмена. А вот если отмена — то деньги зрителям возвращаются. Но, например, мы перенесли One Republic — денег назад никто не просит! Стадионный концерт «ДДТ» — то же самое!
БКЗ «Октябрьский», как государственная структура, частично возвращает деньги. Мы с этим не очень согласны, но это их решение. Другое дело, что в свете нового разрешения на 75-процентную заполняемость я реанимировал часть концертов, вроде Газманова и Шуфутинского,— но, Боже мой, это «возрастные» концерты, и я не знаю, пойдут ли люди! С ними мы находимся в самой большой зоне риска. Если молодежь смело пойдет на какой-нибудь концерт, то пойдут ли взрослые и пожилые люди — я не знаю. Пока продажи не очень, но мы пытаемся что-то делать. Собираемся запустить кампанию «На концертах — безопасно!»
— Тем не менее на сайте КТиБО в разделе «Достижения» в параграфе «Судебные дела» можно увидеть отказы в возврате денег зрителям и в случае отмен концертов…
— Но, наверное, это не отмена? Я же не могу отвечать за каждый конкретный концерт и каждую претензию зрителя. Зрители сейчас есть и довольно ушлые, они предъявляют и за моральный ущерб в случае переноса. А помните, у меня история была с Кайли Миноуг, когда некий муниципальный депутат и пиарщик подал на меня в суд из-за отсутствия хрустального черепа в оформлении шоу и тяжелейшей, видимо, нанесенной моральной травмы.
Я просто не знаю, о чем речь, я не веду эти судебные дела. Но в случае, если зритель, кроме возврата за билеты, хочет нажиться сверху, то, извините, мы будем бороться за промоутера.
Вы поймите, что мы не можем платить неустойку, потому что для промоутера и артиста вступают в силу обстоятельства непреодолимой силы, которые форс-мажором у нас в государстве не признаны. Иначе мы были бы свободны от любых обязательств. А так мы вынуждены возвращать деньги. Но неустойку с нас не требуйте! Ковид придумали не КТиБО и не NCA!
— Но вот в случае, о котором я говорю, нет даже частичного удовлетворения исковых требований — даже возврата за пару билетов…
— Возможно, подразумевалось, что сам организатор деньги вернет, но вот по полному иску уже на десятки тысяч рублей — отказано. Я передам коллегам, что тот упомянутый случай не совсем отражает действительность. Деньги стопудово возвращают!
— Как известно, кризис — это и поле возможностей. Не окажется ли так, что, декларируя всеобщее единение, ассоциация будет в первую очередь проталкивать интересы самых крупных игроков, типа того же SAV, и заниматься переделом рынка с выдавливанием тех, кто поменьше?
— Вы предполагаете то, что может произойти — и произойдет в любом случае. Это извечный экономический вопрос: рынок очищается сам или внешним образом? Конечно, нам всем свободным людям хочется сказать: «Сам». Но мы живем в условиях государства, определенных законов и традиций. И каждый должен отвечать за определенные моменты, в которые он впрягается. Если говорить о SAV — конечно, да, они будут иметь в виду свои интересы. Но вот я, например, не могу попасть к Мишустину. А Надежду Соловьеву приглашали на заседание правительства страны, и она лично общалась с Голиковой. И мы будем готовить письмо Голиковой о мерах поддержки нашей индустрии. Или, скажем, я могу встретиться с какими-нибудь важными людьми в правительстве Петербурга — а кто-то не может. Хорошо, если вы не можете, то поверьте нам, обозначьте ваши нужды — и каждый из нас что-нибудь получит. Но, естественно, блага всю жизнь распределяются неравномерно, и крупные игроки получат больше выгод в таких ситуациях. Но давайте не забудем, что у крупных игроков и больше количество сотрудников, и тяжелее налоговая нагрузка.
Зажимать «малышей» специально никому не надо! Та же NCA дала толчок огромному количеству молодых промоутеров и организаторов. Например, Илья Мамай из Booking Machine у нас когда-то работал курьером, а потом я ему доверял какие-то туры. Сейчас у него все нормально с Oxxxymiron. И таких людей много! Кто-то уходил конфликтно, но я не в обиде: они вырастали и отправлялись в свободное плавание. Другое дело, что такие промоутеры неспособны решать те вопросы, которыми мы занимаемся на своем уровне. А если их амбиции позволят обратиться ко мне за помощью, я всегда помогу. Это нормальный жизненный подход. Так же и Надежда Юрьевна Соловьева для меня та, кто она есть. Я ее могу называть Надей — но всегда на «вы». Она круче, у нее больше опыта и влияния.
Но в КТиБО есть и Семен Гальперин из екатеринбургского TeleClub, и Сергей Мельников из «Мельницы», Сергей Мурадов из Eventation — это все «независимый» фронт. Я позвал Илью Бортнюка — он член ассоциации, только не соучредитель. Говорю как на духу, если кто-то из высших участников правления, типа Надежды Соловьевой и Владимира Зубицкого, и имеет какие-то виды, то мы будем эту историю как-то модерировать, потому что это не будет соответствовать целям и задачам Ассоциации. Но пока что мы делаем единое дело, разногласий нет. А цель кого-то куда зажать… Смотрите, главная задача КТиБО — работа с властью! Это спасение и защита нашей индустрии в глобальном смысле. С этой задачей просто не справятся молодые и находящиеся в оппозиции. Это должны быть люди, думающие о комбинации разных отношений власти с независимыми промоутерами. А Соловьева в этом плане очень толкова: она хорошо чувствует тренды и у нее шикарные лоббистские возможности.
Опять же КТиБО не защищает всех игроков рынка, ни в коем случае. Более того, у Ассоциации существует система принятия в члены — рекомендация не меньше чем двух учредителей и единогласное одобрение всех участников. Мы обсуждаем каждого, и могу сказать, что двум московским организаторам уже было отказано — я, правда, занял нейтральную позицию тогда. Но мне выложили достаточно фактов: когда-то не выплатили деньги, в каких-то случаях работали через подставные компании. Бизнес у нас в принципе веселый, но если возникают явно выраженные элементы аферизма, то зачем нам нужны такие ребята. Мы же все несем друг за друга ответственность. Задача КТиБО — в случае возникновения претензий к отдельному участнику отвечать коллегиально за его действия. В идеале хотелось бы создать фонд, который будет покрывать ущерб, выработать систему страхования рисков. Для этого, мы объективно понимаем, что уменьшение круга организаторов произойдет — и это целесообразно. Но они должны не гибнуть от голода, как сейчас, а… умирать от «вирусов», которых они сами наловили в своей нездоровой жизни. Извините за такое сравнение.
— Насколько продекларированные сейчас на сайте КТиБО достижения — не самые пока многочисленные — перекликаются со всеми надеждами на организацию с таким ударным составом учредителей?
— Состав учредителей КТиБО — это тоже в чем-то случайный пасьянс. В этом списке есть люди, которые вообще не активны — но они уже там, ладно. Просто есть эффективность выполнения поставленных задач шаг за шагом. Лично я не очень рад тому, что происходит, да и сам не очень активен, надо сказать — там в основном ставятся московские и федеральные задачи. Но я недоволен тем, как могу определить здесь петербургские проблемы. А почему я не участвую в решении петербургских задач через Ассоциацию — потому что сейчас федералам до нас дела нет. Я рад хотя бы тому факту, что у нас в Петербурге есть экспертный совет и налаживается диалог с властью здесь. А что касается федеральных дел — их эффективнее решает та же Соловьева.
Но Ассоциация все же недавно создана. И в том числе для того, чтобы организатор из глубинки мог к нам присоединиться и мы могли ему показать, что что-то делаем! Но достижений как таковых особенно и нет, потому что нет самой деятельности. Мы не в состоянии пока лоббировать что-то сверхглобально! Соглашусь. Хотя бы мы пытаемся, и задачи благие… Пока что это не бизнес. Когда КТиБО станет коммерческой структурой, я первый про это скажу. Годовой взнос — 60 тысяч рублей, для учредителей 120 тысяч. Пока мы только тратим деньги. А других членов присоединилось пока только 30–40. Для кого-то в регионах, кстати, 60 тысяч — это тоже много. А кто-то считает участие нецелесообразным.
Список достижений пока показывает деятельность. Хоть какая-то движуха да идет.
— Результаты деятельности КТиБО каким-то образом могут отражаться на петербургской ситуации?
— Скажем так. Те наработки с комитетом по культуре, которые я перечислял, мы и подаем как работу Ассоциации. Благодаря ее работе в клубе «Космонавт» состоялся концерт группы «Бригадный подряд». Ну, так. Но у нас и уровень ниже. Сейчас мы принимаем решения по определенным концертам, но в основном здесь это скорее хозяйственная деятельность, нежели достижения как таковые. Мы никого не спасали, а те люди, которым спасение могло понадобиться, предпочли судиться с комитетами. Были такие клубные деятели. Я сам предупреждал в свое время комитет, что в Москве в связи с отменами клубных концертов осенью подобралось сильное юридическое лобби. Инициировались иски к московскому правительству о нелегитимности отмен и проверок. Если юристам копаться, можно накопать очень многое.
Как раз этот кейс я частным образом здесь озвучивал: «Обратите внимание и помогите нам». В Москве юристы сформировали целую базу — только в суд иди. Я не знаю текущий статус, но организаторы концертов в Adrenaline Stadium и «Известия Hall», например, планировали подавать в суд на московское правительство. Наверное, они все-таки решили не ввязываться. Но петербургских организаторов тоже звали добавить наши концерты в эту обойму и уже с этим юридическим агентством засудить правительство Петербурга. Делать я этого не планировал, но объяснил, что было бы лучше, чтобы эта московская тенденция до Петербурга не дошла. Конечно, помогать нам стали не из-за этого. Нас слышали, так или иначе, и до этого случая. Но слава Богу, что таких судов у нас, по крайней мере, не случилось.
— Правительство Петербурга и местный Роспотребнадзор ведь на самом деле могут выдавать и свои конкретные местные ограничения и требования. Мне рассказывали буквально грустные анекдоты о походах промоутеров к Наталии Башкетовой…
— Могут, но, по сути, они этого не делают. Когда, например, речь зашла о драйв-ин концертах, которые были согласованы в Москве, мы обратились к Башкетовой. Ее позиция была следующей: это не наш уровень ответственности, получайте согласование в Москве или непосредственно у губернатора. К сожалению, что уж кривить душой, культурная деятельность в понимании большинства «государственников» имеет узконаправленный прицел. Это государственные театры и прочие классические заведения, государственные праздники и что-то проходящее в залах типа Кремлевского дворца или БКЗ. О том, что на другие мероприятия приходится примерно 60% проданных билетов, известно далеко не всем. Только сейчас мы начали получать какие-то лучики ответного внимания к нашей скромной деятельности, и индустрия все же на что-то надеется. Нам не нужны миллиарды евро, как в Германии. Нам нужны налоговые льготы, отсрочки по работе с потребителями и покрытие зарплатных фондов, чтобы персонал не терял работу.
— В свете деятельности Ассоциации, не было ли идеи сначала объединяться с петербургскими промоутерами во что-то аналогичное?
— Я вас умоляю. Если уж мы «федеральную» организацию пока толком собрать не можем… У нас существует пара профессиональных чатов. Один — примерно на 500 крупнейших организаторов, и более широкий в Telegram — на 2000 по всей стране. Все в курсе Ассоциации, ее обсуждают и даже перемалывают. Но никто никого не торопит. Сейчас меня спрашивают, стоит ли вступать, а я могу только ответить: «Это ваше решение. Станете вы участником сейчас или через три месяца — смысл не изменится. Можете подождать и посмотреть».
А много ли мы знаем организаторов в Петербурге? Молодым и толковым промоутерам здесь ничего и не надо. Они считают себя выше всей этой «бюрократии». Нам с ними в диалог не нужно вступать: захотят — мы их по определенным критериям примем в федеральную организацию. Из местных учредителей КТиБО там только Евгений Финкельштейн и я. Женя только чуть меньше занимается этими вопросами. Но нужен федеральный орган, а не местный, и люди, занимающиеся в нем региональными вопросами. Я, так уж повелось, отвечаю за Северо-Запад. Есть люди с Юга России, с Севера — в Ассоциации четыре крупнейших региональных промоутера: Концертное агентство «Мир», ARTISTIKA, TeleClub, «Музыкальный город». Вот вам разделение по учредителям: четыре регионала, два петербуржца, а остальное Москва.
— Как выглядит изнутри процесс переноса концерта в нынешних условиях?
— Предположим, мы перенесли с марта на июнь фестиваль «40 лет Ленинградскому Рок-клубу» — во многом из-за того, что не успевали продать билеты. В таких случаях задача организатора — согласовать все сложнейшие моменты с восприятием потребителя, чтобы у людей не было ощущения, что их держат в неведении и обманывают. Также надо договориться со всеми артистами, а это, может, и еще сложнее. В случае переносов у артистов каждый раз тоже возникают новые обязательства по участию или неучастию в мероприятии. Ты же не можешь анонсировать выступление на фестивале, если у тебя через день еще и сольный концерт. С тем же самым фестивалем у нас участники меняются с учетом выбора новой даты. Соответственно, когда сводятся воедино дата, площадка и состав, делается объявление, что все действительно. В случае несогласия с общей политикой рассматриваем частные претензии. Так, пока мы озвучили имена только двух артистов из минимум пяти — «АукцЫон» и «Пикник». Причем те триста билетов, что уже были проданы, по сути относятся именно к ним. Есть еще вариант сделать этот фестиваль бесплатным, получив небольшую субсидию от города.
— А как в таком случае вы выкрутитесь из выступления «Пикника» в мае? Между сольником и фестивалем всего месяц.
— «Пикник» — прекрасная группа, они к нам прислушиваются и готовы работать в соответствии с обстоятельствами. Когда во время их тура ввели ограничения, они за один и тот же гонорар принялись в регионах давать два концерта, причем иногда в один день. Есть гонорар, а зал ограничивается — и что, отменять? Они говорят промоутеру: «Все, работаем два концерта». Но, конечно, не все артисты такие.
— Как сейчас проходит работа по организации гастролей зарубежных артистов?
— Да почти никак. Мы сейчас и с московскими коллегами, и напрямую обсуждаем некоторые варианты и делаем предложения артистам. Но очень осторожно. У меня предчувствие, что как раз в отношениях с зарубежными артистами сейчас начнется некоторое безумие. Появятся новые организаторы, которые, возможно, выиграют — ибо таких привозов люди ждут,— а, возможно, и проиграют. Например, сейчас, если говорить об осени, мы не готовы платить такие же гонорары, что были согласованы еще на осень 2020 года. Мы за годы работы себя уже некоторым образом «устаканили» в работе с зарубежными артистами, нам не надо ничего доказывать. И иногда лучше просто пройти мимо. Слишком много вопросов. Нестабильность валюты, ковидные истории, визы… Пусть кто-то другой попробует. Я вижу, что здесь будут изменения, и, возможно, мы не будем являться лидерами. Но мы лучше отступим: этот рынок сейчас наиболее непредсказуемый. При этом у нас есть One Republic, Enter Shikari, Мирей Матье, Севдализа плюс что-то еще — эти концерты у нас охраняются. Плюс ведем переговоры по сохранению выступления Iron Maiden, на 2022-й, может, договоримся с Rammstein. Мы все же стараемся хороших артистов не упустить. Но если кто-то сейчас предложит им условные дополнительные 100 тысяч евро — спасибо, вы и работайте.
— Судя по тому, что я вижу, некоторые крупные артисты буквально с начала года принялись переносить гастрольные туры уже на 2022-й...
— Меня как раз сейчас мучает один из агентов хорошей поп-группы: «Давай, давай, в 22-м!» Но я просто не верю, что здесь получится. Предложил ему один большой клуб, другой — а у агента амбиции на уровне БКЗ. А я вижу на этом концерте две тысячи человек и не думаю, что его идеи у нас сработают.
Могу ответственно сказать, что мир зарубежных артистов разрознен. Есть тренды и интересы холдингов, которые не отражают общее текущее состояние индустрии. Если у Live Nation (одна из крупнейших в мире концертных корпораций.— “Ъ”), трендсеттера в определенных направлениях, будут свои интересы в шоу-бизнесе — они их и будут преследовать. Но это не означает, что так делают все, и это не означает, что не будет таких переносов.
Когда мы говорим о корпоративной внутрироссийской тематике, то ограничены нашим законодательством и, извините, «Спутником V». А когда условная группа Muse хочет прокатиться от Америки до Австралии, очевидно, что в нынешней ситуации это будет трэш. Сейчас получатся либо локальные истории — либо вилами по воде. Артист может сказать: «Хочу!» — и на него примутся работать и менеджеры, и агенты, и лэйбл. А что он хочет? Потом с грохотом все отменится.
Меня лично сейчас такие дела не привлекают. Мы делаем какие-то вялотекущие предложения, но на зарубежных артистов сейчас точно не ориентируемся. У нас есть начинания и фестивали в России, вещи, которые мы потенциально развиваем. Например, новый фестиваль в Ленинградской области — небольшой, но хороший. Я сосредоточен на создании брендов, которые будут обеспечивать существование NCA независимо от ситуации в мире. Компания, которая основывается на привозе конкретных артистов, обречена. Только диверсификация.
— Можно ли говорить, что мы на непонятное будущее время оказываемся отсечены от концертов крупных западных артистов?
— Скажем так, есть гигантский процент волатильности всего происходящего, и риски предложений слишком высоки. Любая уважающая себя компания, когда делает агенту предложение — хоть по почте, хоть в WhatsApp — по сути, подписывается под выполнением обязательств. Я бы сейчас не стал делать предложений, в которых я хоть как-то не уверен. Обстоятельства в нашей двусмысленной реальности могут к тебе вернуться. Есть агенты и артисты, понимающие разные обстоятельства. А есть те, кому в принципе все равно. Вот пример. У нас летом на одном из крупных фестивалей должна была выступать американская рок-группа — не хедлайнер, но некая «изюминка». Их просто захотели. Работало с ней крупнейшее и консервативнейшее английское агентство — с драконовым контрактом, подписанным до пандемии, в ноябре 2019-го. И они говорят: «А по контракту это не форс-мажор. Прилететь мы не можем, страховку получить не можем, но юристы все изучили: по контракту вы должны нам денег. 80% гонорара вы уже заплатили. Ладно, неустойку оставшуюся мы требовать не будем, но уже уплаченное не вернем». Честно! Мы долго разбирались с привлечением международных юристов. И выяснилось, что агент просто хотел заработать на русских денег. Но мир-то изменился. Одно дело — легальная сторона, другое — реальная текущая ситуация. Последней каплей стало, когда я написал ему и менеджеру о грядущей отмене мероприятия и возврате денег за билеты. Но поскольку в России фан-база большая, то напишу и в ВК, что группа отказывается возвращать гонорар и поэтому мы не можем вернуть деньги зрителям. Через полчаса звонок из Америки! «Вы нас неправильно поняли! Мы все вернем!»
Но к чему я это рассказал? Сейчас привоз зарубежного артиста — это потенциальная необходимость пересогласовывать каждый пункт договора с агентствами. А те регулируются британским или американским законодательствами. И договоры — это такие талмуды, которые ты еле вычитаешь, и каждый пункт работает против тебя. Ты находишься в совершенно непонятной зоне, если только не работаешь с артистом сто тысяч лет. Если, скажем, с Кеном Хенсли я мог просто созвониться, то с подавляющим большинством больших артистов ты вот в такой серой зоне. И лишний раз в нее я входить не собираюсь.
— Как насчет ближнего зарубежья типа Белоруссии и Украины? Предположим, «Океан Эльзы» и две части «Ляписа Трубецкого» вполне могли бы сработать.
— Я бы с удовольствием привез «Океан Эльзы», но в текущей политической ситуации это невозможно. Допустим, какие-то мракобесы протестовали у нас против Мэрилина Мэнсона, и с ними я готов бороться. Но одно дело — мракобесие, а другое — политическая неизбежность. Если бы Святослав Вакарчук не проявлял позицию, которая противоречит позиции России, я бы с ним работал. А так — зачем мне это нужно? А из ближнего зарубежья мы привозили Тиму Белорусских — чудесно.
Возможно, а может, и скорее всего, я и сам персона нон-грата на Украине. Эта база «Миротворец» открытая? Надо бы проверить. Были же ко мне какие-то претензии по закрытию филиала «NCA-Украина». Но это так смешно. Делали мы Ваню Дорна два года назад, а я как раз незадолго до этого компанию на Украине закрыл. Я что-то такое пошутил насчет украинской службы безопасности. Ваня: «Так-так?» Ну, пошутили оба, хлопнули по рукам, и Ваня поехал домой. Вот он вне политики, хотя наверняка у него есть свое четкое понимание происходящего. Но он может позволить себе молчать для того, чтобы везде работать. А есть артисты, которым свобода выражения важнее, чем возможность выступать и зарабатывать.
Я считаю, что музыка вне политики. Это как вопрос к Noize MC. Если ты себя заявил в политике — это здорово и классно. Но я не буду приглашать его на фестиваль куда-нибудь в город Новосибирск, если ко мне может прийти ОМОН и отменить концерт из-за того, что он обозначил свою конкретную позицию. Это его право, и я его уважаю, и я уважаю его позицию. Но я зарабатываю на концертах. То есть он может сказать, что его лишают доходов, а он содержит семью. Но какое отношение к этому имеют организаторы, которые оказываются под ударом из-за его политических мнений? Музыка была создана вне политики. Если ты себя политикой замарал, то ты и должен нести ответственность за то, что может произойти. А чаще всего ответственность эту несет организатор.
Я бы, например, хотел поработать с Робертом Плантом, Питером Гэбриэлом и Марком Нопфлером — но они не хотят ехать в Россию. Ну что ж.
— Какие вы видите варианты развития событий в своей сфере в ближайший год? Пессимистичный и оптимистичный.
— Наверное, если постараться максимально емко оценивать эти перспективы, то они дают мне надежды, что индустрия все же восстановится.
Пессимистичный вариант — это «усталость железа». Если говорить о России, то если нашей индустрии не будут оказаны меры поддержки, еще один год такой «прострации» вызовет массовые закрытия компаний. Концертный бизнес перейдет на военно-осадное положение, и мы будем менять профессию. Но я не за себя переживаю, а за своих сотрудников и независимых промоутеров, у которых меньше вариативности и возможностей. По-моему, сейчас все скорее зависит не от власти, организаторов или артистов, а именно от эпидемиологической ситуации. Если будет ухудшение и новые длительные карантины, бизнес закончится.
Если вирус и его реинкарнации будут побеждены, то мы можем ожидать концертного взрыва. Прогнозируется даже трехкратный рост посещаемости массовых мероприятий. Хорошо бы еще понимать, как это мотивируется, но я буду только за. Мы заслуживаем гораздо большего количества качественных фестивалей, в первую очередь. Мы заслуживаем культуры посещения мероприятий, которая гарантирует человеку и уровень качества, и свободы, и права. Если под качеством я имею в виду «доковидный» уровень концертов, технику, комфорт зрителя, то свободы нам еще предстоит развивать. Что можно человеку во время концерта — это касается его личных и внутренних свобод, но также и правил посещения. Сидеть в машине и смотреть концерт, или сидеть на выступлении рок-группы, наматывать маски-перчатки, проходить бесконечный контроль, не иметь возможности выпить стакан чего-нибудь в баре. Человек теряет интерес к происходящему со всем этим. Качество и радость жизни, которую обеспечивает концертная индустрия — это то, что мы должны сохранять и развивать. Если получится сохранить, то мы вернемся.
Я не ставлю крест на концертной активности, но вот сейчас мы ее как основу работы NCA не рассматриваем, мы взяли относительную паузу. Ищем новые формы, которые обезопасят наш бизнес и в то же время дадут что-то нашим потребителям. Онлайн-концерты, мероприятия на спонсорские и бюджетные средства позволяют сохранять компанию и аудиторию. Допустим, мы не смогли провести фестиваль «Рок над Волгой», но устроили «Рок на Волге» онлайн — видоизменили продукт и дали его увидеть. Люди остались с нами, мы их не бросили и, объективно, им очень благодарны. Если заглянуть в наши соцсети, то окажется, что в случае переносов или изменения качества концерта в 90% случаев нам выражают поддержку и сочувствие. И это не потому, что публика лояльна конкретно к нашей компании,— люди просто понимают всю неловкость происходящего.