«НКО находятся в зоне особого недоверия государства»
Почему некоммерческим организациям все труднее работать в России
Недоверие к третьему сектору со стороны государства в России растет и отражается на работе организаций и их клиентов. Принятие закона об иностранных агентах лишило благотворительных пожертвований из-за рубежа многие некоммерческие организации. Пандемия и экономический кризис снижают количество пожертвований внутри страны. Муниципальные власти часто не хотят сотрудничать с НКО, а президентский грант получить трудно. Спецкорреспондент “Ъ” Ольга Алленова поговорила с руководителями НКО и экспертами и выяснила, чего не хватает третьему сектору.
«Мы заполняем собой пустоту»
Региональное общественное движение «Петербургские родители» более десяти лет сопровождает детей, оставшихся без родительского попечения, в больницах. «Обычно уход за детьми в больнице осуществляют родители,— рассказывает президент организации Лада Уварова.— Медицинское учреждение может лечить, но с задачами ухода справляется слабо, потому что повсюду не хватает младшего медперсонала — санитарок. Но даже если бы их хватало, в обязанности медперсонала не входит социальная часть ухода за ребенком, в том числе обеспечение его психоэмоционального развития. Ребенка ведь надо не только покормить, помыть и переодеть, его надо утешить, поносить на руках, почитать книжку, организовать досуг. Ребенок, который находится один в боксе, получает психологическую травму, а еще это опасно для его жизни — он может подавиться, захлебнуться, удариться. Многие больницы вообще отказываются брать на лечение детей без сопровождения, особенно если речь о высокотехнологичных или плановых операциях. Поэтому, когда в больницы попадают дети-сироты и дети, оставшиеся без попечения родителей, мы выводим к ним туда наших сотрудников, профессиональных нянь, которые сопровождают детей столько времени, сколько нужно».
Долгое время больничные няни «Петербургских родителей» работали благодаря частным пожертвованиям. Но с каждым годом все больше больниц узнавало о фонде, спрос на услуги больничных нянь рос, денег не хватало. «Государство много лет не может решить проблему стабильного сопровождения сирот в больницах,— говорит Уварова.— Мы и наши коллеги не раз с этим вопросом обращались в федеральные министерства, но никуда не продвинулись.
Это системная проблема, и наши больничные няни решают ее ситуативно — мы просто пытаемся помочь тем детям, которые не выживут без такой помощи. Мы заполняем собой пустоту».
Программа сестринского ухода за сиротами в больницах каждый год обходится «Петербургским родителям» примерно в 13 млн руб. Так как организация еще занимается обучением и поддержкой приемных родителей и помощью семьям в кризисной ситуации, целиком финансировать больничных нянь за счет благотворительных пожертвований фонд не может, объясняет Уварова.
«Мы изучили все варианты того, как НКО в нашей стране может получить финансирование на программу помощи детям, оставшимся без попечения родителей, в больницах,— говорит она.— Из-за принятого закона об иностранных агентах мы закрыли свой валютный счет и перестали собирать пожертвования из-за рубежа. Фонд президентских грантов, который в последние годы работает очень хорошо и многим нашим коллегам помогает, под нашу программу не может дать финансирование, потому что стратегия фонда — поддерживать стартапы, пилотные проекты, которые потом развиваются и переходят на баланс региональных правительств или существуют за счет фандрайзинга. А наш проект больничных нянь — давно не пилотный, он стабильно существует много лет».
Президент регионального общественного движения «Петербургские родители» Лада Уварова
Фото: Из личного архива Лады Уваровой
По закону российские НКО могут, как и государственные учреждения, выполнять госзадание и в конце года получать возмещение за сделанную работу из регионального бюджета. Но для этого некоммерческой организации необходимо войти в региональный реестр поставщиков социальных услуг.
«Петербургские родители» стать поставщиком социальных услуг не могут, говорит Уварова: «Наша работа в больницах не считается социальной услугой. По закону поставщик социальных услуг может оказывать их на дому у клиента или на своей территории. Мы оказываем услуги на территории стационара. Но даже если бы мы вошли в реестр, нас бы заставили разбивать наши услуги на части. Работа наших нянь включает в себя и базовый уход за ребенком, и развивающий.
Вот она моет ребенка, кормит его, переодевает — эти услуги, по мнению законодателей, должны быть "вынуты" из социальных, и за них нам субсидия не положена, потому что эти услуги может оказывать санитарка в больнице.
А если наша няня играет с ребенком, читает ему, водит за ручку по палате — это социальная услуга. Но не все услуги можно раздробить. Вот няня сопровождает ребенка в боксе, принесли обед — она, что, должна ждать, пока освободится санитарка и покормит голодного ребенка? Ну это же бред».
Для НКО есть еще одна форма возмездного сотрудничества с региональной властью — субсидии. «Субсидии — это когда государство выделяет НКО деньги не в рамках закона о соцобслуживании и не в виде гранта, а как бы дает авансом на постоянно действующие социальные программы,— поясняет Лада Уварова.— В Петербурге это деньги небольшие, в прошлом году на весь город дали 68 млн руб. Нашей организации город на программу сестринского ухода в больницах дал 2 млн руб. Думаю, в целом около 30 НКО получили субсидии в таком объеме, и это НКО, которые занимаются и пожилыми, и бездомными, и сиротами, и беспризорниками. Для такого региона, как Петербург, это очень маленькие деньги. В пул НКО, которые получают эти субсидии, входят в основном старые организации, уже зарекомендовавшие себя. Молодому НКО пробиться туда просто невозможно».
2 млн руб. действительно небольшие деньги для НКО, которая ежегодно тратит 13 млн руб. только на сопровождение сирот в больницах.
«Но в 2019 году город не дал нам вообще ничего, поэтому мы рады были любой сумме»,— рассказывает руководитель «Петербургских родителей». Однако в январе 2021-го Комитет по соцполитике Санкт-Петербурга заявил, что организация не выполнила условия субсидии и должна вернуть 623 тыс. руб.
Дело в том, что власти региона в 2020 году были готовы финансировать только работу индивидуальных мобильных нянь,— такая няня круглосуточно находится с ребенком, ее работа оплачивается по часам. «В больницы часто поступают дети для кардиоопераций, для операций на тазовых костях, на позвоночнике, с онкологическими заболеваниями, им требуется постоянный уход на несколько месяцев, но ни одно сиротское учреждение не может такой уход организовать,— говорит Уварова.— Поэтому нам часто звонят из детских домов, домов ребенка, просят выделить сопровождение. Для таких случаев мы отправляем постоянных мобильных нянь. Комитет по социальной политике в прошлом году заключил с нами договор только по оплате труда этих индивидуальных мобильных нянь».
Таким образом, программу больничных нянь «Петербургских родителей» субсидия покрывает лишь частично, например, няни для детей без регистрации в Санкт-Петербурге или детей в трудной жизненной ситуации, не имеющих статуса сироты или ребенка без попечения родителей, из регионального бюджета не оплачиваются. Уварова говорит, что большое число детей, которых изымают из семей и размещают в больницах, могут рассчитывать только на нянь, оплаченных благотворителями.
«Власти готовы оплачивать только нянь для детей с полным статусом (статусом сироты или ребенка, оставшегося без попечения родителей.— “Ъ”) и с регистрацией в Санкт-Петербурге,— поясняет Уварова.— Между нашей НКО, больницей и сиротским учреждением, откуда ребенок поступил, должен быть заключен договор об оказании нами услуг. Разумеется, мы помогаем всем детям, попавшим в больницы без родителей, но часть этой работы не оплачивается из регионального бюджета».
В нескольких детских больницах у «Петербургских родителей» есть собственные посты мобильных нянь — обычно такой пост обслуживает сразу 6–8 детей. Часто постовая няня оказывает услуги и детям без статуса, и детям из детских домов, не имеющим тяжелых заболеваний и не требующим индивидуальной няни. Работа таких постов тоже не попадает под условия субсидии и оплачивается только благотворителями.
В 2020 году по условиям субсидии «Петербургские родители» должны были потратить 7 млн руб. на оплату труда индивидуальных мобильных нянь — 2 млн государственных денег и 5 млн своих. Но в апреле больницы стали закрываться под ковидные стационары, сократилось количество плановых госпитализаций, и детей, которым нужно было длительное лечение и индивидуальный уход, перестали принимать.
«У нас запрос по этой услуге сократился вдвое,— рассказывает Уварова,— но при этом почти в десять раз выросло количество детей в тех больницах, где работают наши посты. Из-за того, что детская инфекционная больница №5, где раньше находились дети без статуса, закрылась под ковид, детей оттуда перевели в горбольницу №3 — там не было воспитателей, нянь, трусов, носков, игрушек, там не было ничего, кроме наших постов.
То есть город на нас перекинул "аварийных" детей, и нам пришлось вывести дополнительный персонал на работу.
В 3-й больнице в 2019 году у нас было на сопровождении 62 ребенка, а в 2020-м — 503. Мы за год только на ковидные тесты для наших нянь потратили 84 тыс. руб., у нас были постоянные профосмотры, мы выплатили нашим няням, заболевшим ковидом, надбавки, ведь государство им ничего не должно, понимаете? Эти деньги нам никто не возместит. В результате наши общие расходы на весь проект составили 12,8 млн руб. Но на мобильных нянь мы потратили не 7 млн руб., как планировали, а 4,8 млн: 2 млн из бюджета города и 2,8 млн — наших. И вот Комитет по соцполитике говорит нам, что мы не выполнили условия субсидии по софинансированию, поэтому должны вернуть городу деньги. Мы предлагали им заключить дополнительное соглашение, внести туда понятие форс-мажор, но они никак не отреагировали. 623 тыс. руб. мы вернули. Вынули их из других наших благотворительных программ».
3 февраля Комитет по социальной политике Санкт-Петербурга ответил на запрос депутата законодательного собрания Бориса Вишневского: «Действующее законодательство не предоставляет право получателю субсидии самостоятельно изменять мероприятия программы независимо от факторов, влияющих на ее исполнение».
«Если ты не соглашаешься с условиями чиновников, то денег не получишь»
Директор по внешним связям санкт-петербургской благотворительной организации «Перспективы» Светлана Мамонова
Фото: facebook.com/smamonova1
Санкт-Петербургская благотворительная организация «Перспективы» более 20 лет сопровождает детей и взрослых с нарушениями развития в интернатах и на дому. С 2015 года организация развивает свой проект сопровождаемого проживания в сельском доме в Ленинградской области и в трех квартирах в Санкт-Петербурге и в Петергофе. А в начале пандемии забрала из интернатов (вместе с партнерами — ГАООРДИ и «Антон тут рядом») 26 человек — самых слабых, кто мог не пережить карантин в ПНИ. За эту акцию президент «Перспектив» Мария Островская даже получила от президента Владимира Путина орден Дружбы.
«Часть ребят мы разместили в нашем центре дневного пребывания, часть — в нашей тренировочной квартире, где ребята из семей и из интернатов учатся взрослой жизни, и еще несколько ребят приняли в нашем доме сопровождаемого проживания в деревне Раздолье,— рассказывает директор "Перспектив" по связям с общественностью Светлана Мамонова.— Но поскольку наши постоянные проекты на действующих площадках должны работать, мы не можем долго размещать там людей. Летом 2020 года губернатор Санкт-Петербурга Александр Беглов пообещал выделить несколько квартир под групповое сопровождаемое проживание — тогда бы нашим подопечным из интернатов не пришлось возвращаться назад. Но до сих пор проблема не решена. Было найдено много причин, почему НКО нельзя выделить жилое помещение или почему нашим подопечным нельзя выделить жилье под групповое проживание».
В конце года «Перспективам» пришлось вернуть в ПНИ 17 человек. Мария Островская говорит, что это решение далось управляющему совету очень тяжело:
«Ребята звонят нам, плачут, хотят вернуться. Мы очень надеемся, что сможем их вернуть. Мы не хотели отдавать их назад в интернат, но своими силами мы просто не справились бы».
«Перспективы» входят в региональный реестр поставщиков социальных услуг, но в 2020 году и у них случились неприятности, связанные с государственным финансированием. «Мы получаем региональную субсидию на комплексное сопровождение молодых людей с инвалидностью, живущих в семьях,— рассказывает Светлана Мамонова.— Это сопровождение состоит из разных программ: центр дневного пребывания; поддержка семей, воспитывающих детей с инвалидностью и находящихся в кризисной ситуации; сопровождение детей с инвалидностью в школах; сопровождение детей и взрослых с инвалидностью в государственных центрах социальной реабилитации. В нашем центре дневного пребывания человек с инвалидностью может находиться в течение дня, с ним там занимаются, его выводят гулять, его кормят. Родители в это время могут поработать, сделать какие-то свои дела. Когда началась пандемия, город закрыл на карантин практически все учреждения социального обслуживания, нам тоже запретили оказывать полустационарные услуги в центре дневного пребывания.
Семьи очень просили нас не закрываться, мы готовы были работать со всеми мерами предосторожности, но распоряжение властей не давало нам выбора. Когда подошло время отчетности, мы объясняли властям города, что не могли оказать весь объем услуг, потому что сами же власти закрыли наш центр.
Нам отвечали: "Ну и что мы можем сделать? Нам нужно, чтобы вы эти услуги оказали. Или вернули деньги". В то же время в этих центрах дневного пребывания полгода находились люди из интернатов, которых мы эвакуировали и которым оказывали услуги. За эту акцию государство нас похвалило и дало нашему руководителю орден. Но за счет чего мы полгода содержали этих людей, государство не спросило». Когда эта статья дописывалась, Светлана Мамонова сообщила, что Комитет по социальной политике Санкт-Петербурга разрешил «Перспективам» не возвращать остаток средств в рамках субсидии и выполнить все профинансированные услуги позже. Однако этот жест доброй воли не означает, что сама система изменилась.
Система госфинансирования не гибкая, и это основная характеристика взаимодействия между государством и третьим сектором, полагает собеседница “Ъ”.
По словам Мамоновой, в 2020-м отношения региональной власти с НКО и коммерческими организациями, входящими в реестр, ухудшились — особенно в части получения финансирования. «Ближе к лету выяснилось, что денег в бюджете города на оплату уже оказанных третьим сектором социальных услуг нет,?и власти не могут их выплатить,— объясняет она.— По сути, город не выполнил свои обязательства перед НКО, перед получателями социальных услуг. После этого скандала городские власти внесли ряд изменений в порядок финансирования поставщиков социальных услуг. В итоге условия ухудшились еще сильнее. Чиновники выдвинули требования к работе кадров, квалификации персонала, уровню средней зарплаты в НКО, до которого многие не дотягивают. Все эти требования отсекли много достойных поставщиков социальных услуг от получения субсидии. Ну а вишенкой на торте стало то, что теперь отсутствие денег в бюджете города может стать причиной, по которой город может отказаться подписать договор с НКО и выделить ей деньги. Даже если НКО находится в реестре поставщиков социальных услуг, оказала услуги гражданам и ждет возмещения — отсутствие денег в бюджете дает чиновникам право эту субсидию не выплачивать».
В России гражданин, нуждающийся в том, чтобы ему оказывали социальные услуги, должен обратиться в органы социальной защиты и получить индивидуальную программу предоставления социальных услуг (ИППСУ). В ней написано, какие конкретно услуги и в каком объеме должен получить гражданин. Выдавая гражданину ИППСУ, государство гарантирует ему оказание этих услуг. Гражданин имеет право выбрать, где ему эти услуги получать,— в государственной организации или в НКО, входящей в реестр поставщиков социальных услуг. Государство обязано оплатить оказанные гражданину услуги независимо от того, какая организация их оказала.
«На каждую такую ИППСУ государство уже заложило деньги в бюджет,— говорит Мамонова.— И по закону оно не может не заплатить поставщику, который оказал эти услуги.
Но что у нас получается — ты берешь на основании ИППСУ клиента, оказываешь ему услуги, а город может сказать: "Извините, денег нет, мы не можем вам заплатить".
Летом у нас были дебаты по этой проблеме, и я спросила представителей власти, куда идти людям, имеющим ИППСУ, если НКО не получили возмещение и больше не смогут оказывать такие услуги? Мне ответили: "Пусть идет в государственную организацию, там его обслужат. То есть в государственной организации деньги есть и будут всегда. А НКО финансируется по остаточному принципу. Мы, как бедные родственники, ждем милостыни от государства, хотя просим не подачку, а оплату за сделанную профессиональную работу. Выходит, нет равной конкуренции между третьим сектором и государственными учреждениями».
Директор московского центра лечебной педагогики «Особое детство» Анна Битова поддерживает коллег: «Конкуренция между НКО-поставщиками социальных услуг и государственными учреждениями неравная, к НКО выше требования, от НКО требуют большей отчетности, у НКО меньше шансов получить субсидию. А хотелось бы, чтобы условия были равными».
Директор московского центра лечебной педагогики «Особое детство» Анна Битова
Фото: РБОО "Центр лечебной педагогики"
Президент «Петербургских родителей» Лада Уварова полагает, что участие третьего сектора в оказании социальных услуг гражданам повышает качество этих услуг, разгружает государственные учреждения, а в результате снимает социальное напряжение.
«Изначально реестр поставщиков социальных услуг создавался, чтобы туда входили НКО, которые могут конкурировать с государственными организациями и получать государственные деньги,— рассказывает она.— Система субсидий создавалась, чтобы поддержать те НКО, которые по ряду причин не могут войти в реестр, но делают общественно важную работу. Идеи были хорошими. Но что мы получили в итоге?
Для вхождения в реестр и нахождения в нем создали столько преград, что многие НКО не в силах преодолеть эти барьеры. А система получения субсидий — непрозрачная, непонятная. Собственно системы-то и нет.
Есть настроение региональных чиновников, от которого зависит, получит НКО какие-то деньги или нет. У нас с Комитетом по социальной политике Петербурга — совершенно неравные, непартнерские отношения, у нас нет диалога. Мы каждый раз накануне распределения субсидий гадаем: дадут нам деньги или нет?»
По ее словам, конкурс на получение субсидии проводится в разное время, условия меняются ежегодно, и НКО не может заранее рассчитать свой бюджет: «Мы не знаем, когда откроется конкурс, чаще бывает весной, но в прошлом году он открылся в феврале. Мы подали документы на софинансирование нашей уже работающей программы сестринского ухода за сиротами в больницах, то есть мы на нее уже тратили деньги, но не знали, получим ли это софинансирование. В апреле было принято решение, мы выиграли и нам дали 2 млн. Договор заключили 23 июня, то есть уже 6 месяцев с начала года мы оказывали эти услуги, тратили свои деньги. В договоре не упоминаются ситуации форс-мажора, что вообще-то противоречит принципам договорных отношений. И для того, чтобы мы получили эти уже выигранные нами деньги, комитет выдвинул условия — при софинансировании от государства на 30% мы обязаны потратить 70% из своих средств и выполнить программу на 100%. При этом условиями договора нас обязали отчитаться в конце ноября, то есть "откусили" декабрь. С декабрем, кстати, мы потратили на 400 тыс. руб. больше, но город не принял у нас отчет за декабрь. При этом вся система выстроена так, что если ты не соглашаешься с условиями чиновников, то денег не получишь».
Такие односторонние отношения органов власти с третьим сектором затрудняют развитие новых проектов для НКО, а порой заставляют их сокращать уже действующие программы. По словам Уваровой, страдают от этого обычные люди. «Мы понимаем, что государство не всегда может оказать помощь всем нуждающимся,— говорит она.— Например, государство до сих пор не придумало систему, в которой дети, оставшиеся без родителей и попавшие в больницу, могли бы во всей стране получать сопровождение няни. Такой услуги у государства просто нет. И эту услугу оказывают в разных регионах некоммерческие организации. Казалось бы, они делают ту работу, которую не может делать государство, поддержите их, ведь вы в одной лодке. Но нет».
Светлана Мамонова рассказывает, что программа «Перспектив» по сопровождаемому проживанию взрослых людей с инвалидностью помогает государству решать сразу несколько важных задач. Родители детей с инвалидностью очень боятся, что после их смерти дети попадут в психоневрологический интернат. Это создает социальное напряжение в родительской среде. Кроме того, многие родители вынуждены отказаться от работы и сидеть дома с выросшим ребенком — это загоняет семьи в состояние бедности, социального неблагополучия, что в конечном счете не может быть экономически выгодным для государства. Сопровождаемое проживание людей с инвалидностью позволит их родителям работать, социализироваться, чувствовать себя более защищенно.
Одна из структур Совета Европы — Европейский комитет по предупреждению пыток и бесчеловечного или унижающего достоинство обращения (ЕКПП) — критикует Россию за то, что люди с психическими заболеваниями в ней живут в больших интернатах или больницах, где массово нарушаются их права. В систему сопровождаемого проживания можно вывести большинство жителей ПНИ, что позволит сделать их положение более прозрачным и защищенным с точки зрения защиты их прав. Президент Владимир Путин на встрече с представителями НКО в 2017 году признал, что сопровождаемое проживание может быть хорошей альтернативой ПНИ. «Перспективы» выводят в свои проекты сопровождаемого проживания и людей из интернатов, и людей из семей. То есть делают важную для государства работу.
«Но проекты сопровождаемого проживания требуют регулярного финансирования,— говорит Мамонова.— Если мы забираем из интерната людей и оказываем услуги в рамках их ИППСУ, мы должны знать, что деньги на эти услуги у нас всегда будут. Мы не можем брать человека из ПНИ, и каждый раз, когда нет денег, его туда возвращать. На интернаты бесперебойно выделяются колоссальные деньги, а люди живут там очень плохо. У нас люди живут хорошо, уходить не хотят, но нам каждый день приходится искать деньги, у нас нет уверенности в завтрашнем дне, наша работа все время под вопросом. Вероятно, правительство, принимая законы о поставщиках социальных услуг, хотело, чтобы НКО играли на одном поле с государственными поставщиками на равных условиях. Но эта идея провалилась».
«Просто не смогут собрать информацию об источниках финансирования в полном объеме»
Президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
У российских НКО нет «долгосрочных денег» — постоянного бюджета, который позволил бы им работать стабильно, а не «судорожно искать, чем заткнуть дыры», говорит руководитель программ Благотворительного фонда Елены и Геннадия Тимченко Эльвира Гарифулина. «Субсидии и гранты не работают ни на устойчивость НКО, ни на устойчивость социальных результатов их работы, потому что это "короткие деньги"»,— полагает эксперт. НКО вынуждены заниматься «коротким планированием» и не могут строить стратегических планов, что в целом существенно тормозит развитие сектора. По мнению Гарифулиной, «государство могло бы поддерживать долгосрочными грантами те НКО, которые описали свои практики в доказательном ключе, верифицировали их результативность».
«Наши взаимоотношения с государством не должны упираться в деньги, ведь в первую очередь это взаимодействие в интересах тех, кому мы помогаем,— считает президент благотворительного фонда "Волонтеры в помощь детям-сиротам" Елена Альшанская.— И в том, что НКО получает от государства деньги, есть определенные риски.
Но наше государство отрубило любое иностранное финансирование, а когда так делаешь, нужно взамен предложить свое.
Фонд президентских грантов, по сути, и создан был, чтобы это "свое" обеспечивать, но он не покрывает всю страну, а уж тем более все бюджеты общественных организаций. Поэтому должно быть больше форматов государственной поддержки и НКО, и бизнеса, помогающего НКО, которые как раз позволят избегать иностранного финансирования и реализовывать проекты за счет своей страны».
Собеседники “Ъ” считают, что проверки НКО сегодня избыточны. «Если ты находишься в реестре и оказываешь социальные услуги, то к тебе регулярно приходят проверяющие и смотрят, что ты делаешь,— говорит председатель правления центра лечебной педагогики "Особое детство" Анна Битова.— Смотрят бумаги, насколько этот интерес к бумагам обоснован, я не знаю. Может быть, надо сделать такие проверки более содержательными».
Альшанская поддерживает: «Инструменты контроля должны быть такими, которые позволяют оценивать реально сделанную работу, не парализуют ее. Помню одно из условий в каком-то грантовом конкурсе — НКО, получившая госденьги, обязана была после проведенного кофе-брейка посчитать все съеденные конфеты — не в килограммах, а в штуках. И если отчетность покажется неубедительной контрольным органам, средства гранта придется вернуть. Понятно, что это безумие и в такой ситуации никто не будет связываться с государственными деньгами, потому что ими просто нельзя воспользоваться. Несомненно, контроль за использованием государственных денег должен осуществляться, но он должен быть сбалансированным, должен давать людям возможность работать и при этом показывать результат».
Из-за сложностей с отчетностью многие организации предпочитаются вовсе отказываться от государственных денег, подтверждает глава движения «Петербургские родители» Лада Уварова.
«Сейчас от общественной организации требуется очень высокий уровень работы ее бюрократического аппарата,— рассуждает она.— Раньше, когда мы только начинали, вообще могли работать с одним бухгалтером-волонтером, а сейчас у меня три бухгалтера, кадровик, три юриста, и мы едва справляемся. Но у нас большая организация, мы работаем много лет. Как выжить новым маленьким НКО — непонятно. НКО находятся в зоне особого недоверия государства».
Эксперты считают, что государству следовало бы упростить отчетность за использование госденег, унифицировать и сделать постоянными и понятными требования для участия в конкурсах, выделять на поддержку НКО больше средств. Пока же система поддержки НКО, выполняющих общественно полезные услуги, по их мнению, в России не выстроена.
Отдельная проблема — отчетность в рамках исполнения закона об иностранных агентах. На заседании Совета по вопросам попечительства в социальной сфере при правительстве РФ 24 февраля член совета и руководитель Агентства социальной информации Елена Тополева-Солдунова рассказала, что до 15 апреля все НКО должны отчитаться об источниках финансирования. Нынешнее законодательство обязывает НКО указать наличие денег иностранного происхождения в поступивших пожертвованиях, в том числе перечисляемых не напрямую иностранными гражданами или фирмами, а опосредованно через третьи руки.
Член совета и руководитель Агентства социальной информации Елена Тополева-Солдунова
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
«У юридических лиц, жертвующих денежные средства в НКО, нет обязанности сообщать некоммерческим организациям о происхождении этих средств,— говорит Тополева-Солдунова.— Таким образом, НКО просто не могут указать все источники финансирования». В прошлом году вице-премьер и глава совета Татьяна Голикова попросила Минюст решить эту проблему, и ведомство ввело мораторий на использование формы отчетности, в которой говорится о наличии или отсутствии опосредованных иностранных денег. Но в нынешнем году Минюст не намерен продлевать мораторий, говорит Тополева-Солдунова, и это приведет к тому, что крупные НКО «не смогут добросовестно отчитаться, потому что просто не смогут собрать информацию об источниках финансирования в полном объеме». Татьяна Голикова пообещала, что Минюст в ближайшее время проведет встречу с НКО, чтобы обсудить проблему.
«Нельзя развивать и закрывать сектор одновременно»
Отвечая на вопрос, почему между региональными властями и НКО нет партнерских отношений и много недоверия, собеседники “Ъ” называют несколько причин.
Лада Уварова полагает, что отношения, в которых НКО всегда выступают в роли просителя, позволяют чиновникам решать за счет НКО разные проблемы. «Экстренно свезли всех социальных сирот в больницу, где нет никакого ухода и никакой материальной базы,— НКО решит эту проблему, разгрузит больничный персонал,— рассуждает она.— И возмущаться НКО не будет, она же деньги от чиновников получает. Как будто это деньги из их карманов». Кроме того, НКО — это активная часть гражданского общества, а значит неудобная для чиновников, полагает Уварова: «Мы приходим, задаем вопросы, заостряем внимание на каких-то проблемах, предлагаем их решать. Если вдруг рядом с тобой оказываются чиновники, которые тоже хотят эти проблемы решать, получается синергия, и это отлично. Но чаще бывает по-другому.
Чиновники смотрят на нас и думают: "Ну жили мы так сто лет, ну чего им неймется?"
Думаю, что многие чиновники воспринимают НКО как каких-то возмутителей спокойствия и нарушителей их привычной жизни».
Елена Альшанская разделяет мнение коллеги. «Сегодня наши НКО находятся в не очень понятных отношениях с государством,— говорит она.— С одной стороны, государство хочет видеть в нас дополнительные руки, которыми можно решить много проблем и закрыть какие-то дыры. С другой стороны, оно нами не управляет. И если ты сегодня просишь 20 волонтеров в учреждение, где персонал не справляется, то завтра ты должен быть готов к тому, что волонтеры увидят неподобающее обращение с ребенком в этом учреждении и помогут ему написать жалобу в прокуратуру. Это сложная схема — мы им нужны, и в нас же они видят проблему. У любой хорошо работающей НКО есть такая двойная роль, потому что НКО защищает не чиновников, а тех людей, кому помогает. И решить эту проблему можно, только отрегулировав все спорные вопросы и придя к общему пониманию, что НКО — это партнеры государства, которые вместе с государством и его чиновниками помогают людям в реализации их прав. Важно, чтобы чиновники научились понимать: наша польза не в том, что мы забор покрасили, а в том, что выступили на стороне человека, чьи права были нарушены, помогли государству увидеть эту проблему».
Альшанская вспоминает, как во время поездки во Францию познакомилась с НКО, консультирующей женщин с кризисной беременностью и раздумывающих об аборте. «Мы спрашивали сотрудников, государственная это организация или нет, и это вызвало замешательство, они не сразу могли на этот вопрос ответить. Для них это не имело никакого значения — какая разница, кто тебя учредил, главное, что ты работаешь. Эта некоммерческая организация на 100% финансировалась из госбюджета. И это важная модель отношений государства с НКО, делающими ту работу, на которую у государства нет компетенций или каких-то других ресурсов. Она обусловлена доверием к экспертному уровню НКО. У нас в стране вообще большая проблема с экспертным сообществом — непонятно, как оно формируется, кто и по каким критериям туда попадает».
Законодательство об иностранных агентах понизило уровень доверия к НКО и у чиновников, и у простых граждан, считает Альшанская: «Это законодательство не защищает государство ни от какого иностранного влияния, потому что рубль, полученный из-за рубежа, никак не может свидетельствовать о работе на госорганы других стран. Это пугалка, созданная для того, чтобы можно было надавить на НКО, несимпатичные региональным властям. И такие действия государства направлены на сектор, который в нашей стране еще не развился, у которого еще не было нормальной финансовой господдержки и который вообще не воспринимался обществом. Сейчас появляется господдержка, появляются какие-то партнерские отношения на уровне экспертизы, нас зовут в министерства и спрашивают нашего мнения, но другой рукой государство создает закон об иноагентах, который ставит под удар весь сектор, ведь закон так сформулирован, что под него попадают все работающие НКО. Нельзя одной рукой поддерживать, а другой — бить. Нельзя развивать и зарывать сектор одновременно».