"Политический театр мне пришили"

ФОТО: МИХАИЛ ГАЛУСТОВ
       Театру на Таганке под руководством Юрия Любимова исполнилось 40 лет. В день юбилея режиссер показал премьеру спектакля "Идите и остановите прогресс", а накануне ответил на вопросы корреспондента "Власти" Романа Должанского.

"Актеры меня все-таки побаиваются"
       — Вы помните, как первый раз переступили порог этого театра? Это ведь было запущенное, богом забытое место?
       — Конечно, помню. Ведь сначала я пришел не сюда, а в Театр Ленинского комсомола. Меня туда хотели назначить главным режиссером. Уже смотрел артистов, глядевших на меня со страхом в глазах, и их произведения. Вроде как невеста на выданье. Но потом вдруг меня опять вызвали наверх и сказали: пойдете на Таганку. Я встретился с директором этого театра по фамилии Дупак и сказал, что приду только на определенных условиях, иначе из меня артисты очень скоро сделают фарш! Я сказал, что приду со своими учениками и со спектаклем "Добрый человек из Сезуана", проведу реорганизацию труппы и буду создавать свой репертуар.
       — Как здесь все выглядело?
       — Я увидел две ложи по бокам зала, теперь их нет, они были несуразные, их пришлось сломать. Увидел кресла очень старомодные, и в креслах были клопы. А уж когда я увидел спектакли... Но у меня был ажиотаж перемены профессии! Я твердо решил бросить актерство и заняться режиссурой. Играл я очень много и большие роли играл, но мне надоело.
ФОТО: ВИКТОР БАЖЕНОВ
     За все 40 лет руководства Театром на Таганке режиссер Юрий Любимов только один раз вспомнил о своей первой, актерской профессии — он сыграл Сталина в спектакле "Шарашка" по мотивам произведений Александра Солженицына
     
— Обычно актеры, уходящие в режиссуру, продолжают выходить на сцену. У вас не было желания?
       — Нет! Один раз Толя Эфрос пригласил сыграть на телевидении. Я был тут занят как собака, делал что-то новое. Но артисты все время на меня жаловались: вы забыли свою старую профессию, вы нас гоните все время кнутом к результату, а как же творческий процесс, работа над ролью, то да се? Все это ля-ля, наша обычная говорильня. У нас же актеры привыкли рассиживаться. И когда они на меня надавили, я пошел и снялся у Толи в телеспектакле, в "Мольере". Он очень верно рассчитал, и это было полезно и мне, и всем остальным актерам, которые снимались.
       — Но еще вы несколько лет назад сыграли Сталина в спектакле "Шарашка" здесь, на Таганке.
       — Никто другой этого бы не смог сделать. Актеры меня все-таки побаиваются. Какая бы тут ни была вольница, хозяин должен быть один. Фарада мог бы сыграть Сталина комедийно, сатирически. Но все равно это неправильно. Так что если я не смогу играть в "Шарашке", то надо снимать спектакль.
       
ФОТО: МИХАИЛ ГАЛУСТОВ
       Юрий Любимов и сегодня продолжает размышлять над трагическими судьбами художников при советской власти: его последний спектакль "Идите и остановите прогресс" посвящен писателям-обэриутам
     
"У меня давно нет розовых очков"
       — Сегодня молодые актеры тоже жалуются, что вы стремитесь к результату, не даете рассиживаться?
       — Меня позвали преподавать в ГИТИС несколько лет назад, я сам не напрашивался. Потому что это тяжелое дело — и театр держать, и молодых учить. Они мне иногда напоминают каких-то инопланетян. Мне мой сын, ему сейчас 24 года, говорит о 17-летних как о другом поколении, языка которого он иногда не понимает. Вообще-то он довольно уважителен ко мне, не относится как к ископаемому. Знаете, Николая Робертовича Эрдмана в последние годы его жизни встречали с удивлением: как, вы еще живы...
       — Так молодые все-таки принимают вашу скорость?
       — Так они только это и принимают.
       — Значит, вы ими довольны?
       — Беда в том, что им подавай перформансы и акции, все на один раз, закреплять не умеют. А спектакль надо хотя бы сто раз играть, иначе никакой выделки не получается.
ФОТО: ИТАР-ТАСС
— Как молодежь уживается в театре с ветеранами?
       — Поначалу было ничего. Но теперь иногда молодежь шокирует стариков. А меня иногда шокируют и те и другие. Такая вот компания, трехслойный пирог.
       — Обучая молодежь, вы часто апеллируете к опыту 60-х годов, к тому времени, когда начинался театр?
       — Знаете, я себя не считаю шестидесятником, и слово это не люблю. Я считаю, что мне пришили политический театр, причем сразу, начиная с Брехта. Властям было выгодно думать, что я там что-то не понимаю в социалистическом реализме, что разрушаю спокойную формулу взаимоотношений с властью. Хотя, конечно, я делал это не с бодуна, а сознательно.
       — Вам не кажется, что политические подтексты в театре опять могут стать актуальными?
       — Постепенно становятся. Я по зрительному залу вижу. У нас есть такой спектакль "Сократ", я от него не в восторге, это был заказ греков к юбилею Сократа, они дали деньги. Мы быстро сварганили спектакль, но потом я его закрыл. И люди стали приходить в кассу и спрашивать: а что, правда, что у вас опять запретили спектакль? То есть симптомы такие есть: надо смотреть, а то снимут. Это чутье народа, и правители должны были бы озаботиться такими сигналами.
       — Что вы думаете о сегодняшней власти?
       — Времена тяжелые, а будут еще тяжелее. У меня давно нет розовых очков. Вы же видите, как все закручивается...
       — Вы почти всегда во время спектаклей сидите в зале. Как меняется аудитория в последнее время?
       — Постепенно меняется в лучшую сторону. Было же время, в конце 90-х, когда приходилось выволакивать из зала полупьяных мальчишек, в туалет какое-то оружие проносили. Сейчас народ стал вроде приходить в себя.
       
"Пока живешь, надо играть"
       — Скажите, а как вообще можно выдержать сорок лет в одном театре?
       — Знаете, спасает юмор. Человек без юмора — это холодильник с гвоздями. Если всерьез переживать все безобразия, которые в театре творятся ежедневно, сойдешь с ума. Репертуарные театры вообще-то обречены на вымирание. Наверное, со временем оставят только те, которые неприлично закрывать, потому что вывески у них звонкие.
       — Представляете, что начнется, когда я это опубликую? "Юрий Любимов хоронит нашу гордость",— завопят.
       — А пускай, мне это все равно. Это достижение, что все могут вопить. Но когда люди живут так тяжело, роскошествовать нельзя. А театр в любом случае — роскошь.
       — Вы всегда ощущали свою абсолютную власть в театре?
       — Вы знаете, да. Я с удивлением понимал, что партийные назначенцы в больших важных театрах имели меньше власти, чем я здесь. Сейчас, правда, все научились судиться. Я говорю человеку: до свидания, я с вами работать не хочу и не буду. А он мне: я пойду в суд! Ну и идите. Артисты все время просят воли. А им только дай воли — немедленно все повалится. Я же по полтора месяца трачу, чтобы запустить репертуар, чтобы вычистить спектакли. В моем возрасте уже очень трудно все время бороться с халтурой, но иначе в театре невозможно. Актеры знают, что если я замечу неточности, то сразу назначу репетицию. Когда-то я надевал шинель, натягивал на голову шапку и выходил на сцену в массовке спектакля "Десять дней, которые потрясли мир", чтобы посмотреть, как кто работает. Они, если узнавали, шептали друг другу "сам, сам пришел".
       — К юбилею вы подготовили спектакль "Идите и остановите прогресс" по произведениям обэриутов. Недавно поставили спектакль "До и после" о поэтах Серебряного века. Вас волнует судьба идей или людей?
       — На обэриутов я давно нацелился. Но сначала у меня замкнулась дуга поэтов — от Бродского до Блока. Я стал искать форму. И как только остановился на "Черном квадрате" Малевича, я успокоился. У меня часто бывало так в жизни — возникает какой-то один образ спектакля, и я понимаю, что могу дальше идти в поход, строить пространство, решать частности. Возьмите биографии поэтов Серебряного века. Это же сплошное издевательство: тюрьмы, расстрелы, самоубийства, лишение возможности работать и так далее. В моей семье тоже было много трагедий. Это тоже играет роль. И чем старше становишься, тем больше об этом думаешь. Банальная мысль, но все истины довольно банальны. Девальвация слов такая дикая. Поэтому и ищешь все время, как избежать трепотни.
       — Вы сами написали композицию по обэриутам?
       — Полгода составлял. У меня всегда есть проблема репертуара. Что дальше ставить? Поставить традиционную пьесу? Артисты этого жаждут! Они же все время жалуются на меня: ну что он ставит какие-то композиции. Им же хочется, чтобы была ро-о-о-ль, чтобы загримироваться, костюм надеть, выйти на сцену, сесть, устроиться, распределиться, поговорить. Я их убеждаю, что никто смотреть не будет, что заснут зрители через пять минут. Время же совсем другое! Братцы, вы не слышите его? Ну вымойте уши и послушайте, что творится.
       — Что вы будете делать после юбилея?
       — В моем возрасте планы на будущее следует строить осторожно. Но они есть. Пока живешь, надо играть.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...