Свободная звериная зона
каникулы / африка
Вот бы надеть пробковый шлем и чтоб стек за голенищем. Или хотя бы чтоб было голенище. Да — и чтоб обязательно бриджи. Сидишь себе в тени, попиваешь мятный джулеп или плантаторский пунш и любуешься, как кенийцы, блестя полуголыми торсами, занимаются созидательным трудом.
В Кении были англичане, и это заметно. Но англичане ушли отсюда 41 год назад — и это еще заметнее. Вот эта дорога, ныне ковыряемая какими-то киркомотыгами, некогда была шестиполосным шоссе, причем, видимо, даже местами платным: иначе зачем бы тут стояли останки будок, в которых обычно сидят собиральщики денег за проезд? Впрочем, в свободной Кении от шоссе остались только две полосы, а в одной из будок местный частный предприниматель устроил парикмахерскую. Местное население очень тепло вспоминает английских колонизаторов, принесших им цивилизацию.
Нас принимал Рани, сикх в чалме и на высоких каблуках (в Кении живет много выходцев из Индии). Он посоветовал нам за пределы отеля не выходить. Не убьют, конечно, но разденут до трусов и дальше. Потому что очень уж тут народ бедный.
Насчет не выходить из отеля — этого Рани мог бы и не говорить. Не очень-то и хотелось: контрасты Африки просто валят с ног, настолько они контрастны. Похоже, здесь просто не существует такой штуки, как что-нибудь среднее, так что все мировое отельское разнообразие в Кении представлено либо пугающей деревенской конурой, либо... Есть в мире отели и пороскошнее. Но мне их не надо. Мне надо так, как здесь. А тому, кто не доволен, что ему приходится чистить зубы водой из бутылки, потому что вода из крана может нанести ущерб здоровью белого человека, надо ехать в Цюрих. А в Кению человек едет совсем за другим.
И это другое начинается прямо в отеле. Прямо с отельской кровати. Вот она, знакомая по художественной литературе москитная сетка! Белым облаком свешивается с потолка и лучше целой толпы граждан племени кикуйю подтверждает: ты и правда в экваториальной Африке! Ты не зря делал прививку от желтой малярии (без прививки сюда ехать нельзя), после которой десять дней нельзя пить.
Есть мнение, что ничуть не хуже таблеток от малярии помогает натуральный продукт — джин с тоником. Только его надо пить не меньше трех раз в день и еще шесть недель по возвращении на родину. Рани обещал написать об этом справку для родителей и на работу.
Но сейчас не до Рани: в Кению люди едут смотреть зверей, и начать это приятное дело можно прямо в отеле. Потому что отель стоит на сваях, под ним протекает река, а по реке дрейфуют три бегемота. То есть можно сидеть в баре, пить джин с тоником и наблюдать жизнь диких животных. На отельской лужайке резвятся птицы марабу. По дорожкам бродят два страуса. Учитывая, что их мозг размером с грецкий орех, а ударом ноги страус может убить льва, приласкать птичку не хочется: мало ли что взбредет в эти исчезающе-малые мозги?
Итак, о животных. Одна из нас в отельском бутике купила золотое ожерелье: гирлянду из сплетенных хвостами львов и слонов. Животные выполнены практически в натуральную величину, поэтому ожерелье напоминает ритуальные ошейники фараонов.
Но все это была лишь прелюдия к главному кенийскому блюду, то есть к национальным паркам. И мы садимся по джипам... Первую зебру я помню, как первую любовь. Мы все закричали, потребовали немедленно остановиться, стали фотографировать ее круглый полосатый зад — почему-то она никак не хотела повернуться к нам головой. Рани обещал, что будут в нашей жизни и другие зебры — но как в это поверить? Зебры ведь не вороны, чтобы попадаться на каждой помойке. Впрочем, через полчаса мы просто скользили утомленным взглядом по многочисленным стадам зебр.
А вот и экватор! На дороге стоит щит, на котором так прямо и написано: "Экватор". Очень кстати на экваторе стоял магазин народных промыслов. Потом мы еще не раз встречали экватор. Не то он очень извилистый, не то — очень толстый, а иначе я не знаю, чем еще объяснить наличие одного и того же экватора в деревнях, отстоящих друг от друга на сотни километров, причем не с запада на восток, а с севера на юг.
Вдали блеснуло что-то розовое. Очень розовое, даже как-то слишком, настолько, что у испорченного цивилизацией человека немедленно возникают мысли об отходах лакокрасочного производства и прочих химических пакостях. Какой ужас, здесь? А розовое все ближе, и оно все больше, и становится понятно, что розовое у них тут — целое озеро, и не одно, а целая цепочка маленьких озер... Боже мой, как же мог быть прекрасен этот мир, если бы оставался таким, каким был задуман, таким, каким он еще остался здесь: ведь это же тысячи, сотни тысяч розовых фламинго, густым ковром покрывающих солоноватую воду озера Накуру.
Накуру — единственный национальный парк, где можно выйти из машины и побродить по берегу. Не хочется разговаривать, хочется отойти в сторону и побыть совсем одному, чтобы просто смотреть на фламинго, как по рядам птиц проходит медленная волна, часть их лениво поднимается в воздух, перелетает и вновь приводняется. Но вдруг оживились и проводники, до того просто молча вглядывавшиеся в живописные дали: "В машину, в машину! Приближаются буффало, дикие буйволы!"
Между прочим, это в основном из-за них, а вовсе не из-за опасных львов народ в национальных парках не пускают побродить по травке: нрав у буффало горячий, а характер скверный. Чуть что не так — затопчут без лишних раздумий. Собственно, все это у них на лице написано: сразу видно, что коровка злая. Едешь мимо стада — а стало провожает тебя мрачным, недобрым взглядом. А что делать? Как тут быть милой зверушкой, когда кругом враги?
А вдали пришельцами из другого, древнего мира прошла пара носорогов — мать и дитя. Совершенно неземные существа; похоже, так же невозмутимо они паслись, когда кругом были одни только динозавры, и даже раньше, среди вообще каких-нибудь трилобитов, а может, еще и до них. Носороги кажутся вечными. Вот если бы только восточная медицина не ценила так сильно их рога!
Проехали буффало — начались бабуины. Сидят, смотрят, будто жизнь принесла им сплошные разочарования. На их лицах — печаль; в их глазах — то же самое выражение, которое иногда можно увидеть у очень юного провинциала, провожающего взглядом поезд дальнего следования: где-то происходит настоящая жизнь, а мы сиди тут вечно на обочине и жди у моря погоды. Становится как-то неловко — вроде как мы в долгу перед всеми бабуинами вселенной. Однако когда утром, выйдя из отельского бунгало, я обнаружила, что на веранде на столе сидит бабуин, он уже не показался мне такой уж маленькой, обиженной зверушкой. А когда он, нагло уставившись мне в глаза, зевнул и показал зубки бультерьера, я решила, что сегодня, пожалуй, останусь-ка в номере. К счастью, тут пришла уборщица и прогнала бабуина своей верной шваброй. Между прочим, в тех отелях, где рядом национальный парк, дорогим гостям не рекомендуется бродить в потемках не только за околицей, но и по отельской территории. На случай, если таковая прогулка становится необходимой, надо пригласить специально обученного человека из числа отельского персонала. У него есть палка и что-то в кобуре.
Надо сказать, такие переживания очень волнуют. Самый главный, самый известный национальный парк Кении — это Масаи-Мара. Собственно, и народ масаи — тоже самый известный народ Кении. Цивилизация масаи особо не повредила, так что они остались вполне декоративными: их уши вытянуты и украшены бусами и яркими нитками, их одежды — это цветные, развевающиеся на ветру тряпки, в руках у них палки — воспоминания о копьях прежних лет. А как же они красивы — высокие, худые, с осанкой фотомодели. Живут они по заветам предков: забор — круг из какого-то жутко шипастого растения, хижины, как подсказывает обоняние, построены в основном из коровьего навоза: коровы дают масаи все, что им может понадобиться в этой жизни. Иногда вот, правда, турист заедет — для туриста мужчины исполняют народный танец, вид которого завораживает. Во-первых, танец случился посреди грандиозной коровьей лепешки, а во-вторых, прыгают они так высоко, что начинаешь беспокоиться: как бы масаи не вышел в открытый космос. А масайские женщины, бритые наголо, тем временем предлагают национальные масайские сувениры, в основном деревянных зверушек.
Проводник тычет куда-то пальцем: вот слоны! А ты, как дурак, крутишь головой и не понимаешь: где слоны? Нет же слонов... Оказывается, есть. Причем сразу три — папа, мама и дитя. Слоненок игриво прячется за кустик и смотрит оттуда одним глазом. Подъезжаем поближе — это не нравится папе, он растопыривает уши и бежит на нас. Он такой большой, а джип такой маленький. Зато джип быстрый. Словом, прогнал нас слон, как каких-то докучливых мух.
Наверное, таким был мир при его начале. В саванне пахнет горячей пылью и издалека, сладковато, смертью. Рассвет, безмолвие, и звери идут на водопой. Не плечом к плечу, но опасно близко друг к другу пьют львы и антилопы, гиены, буффало, зебры, жирафы, шакалы. Попили — и разошлись: хрупкое водяное перемирие закончилось. Травоядная жизнь замерла: кого сегодня захотят съесть львы? Прайд из семи львов в этот день захотел буффало, неосторожно отставшего от стада. Львы крадутся по кустарнику, буффало ничего не видит, львы окружают его, бросаются... За кого я? Не знаю, но очень переживаю. За буйвола, он потенциальная жертва, такой красавец... Беги, беги быстрее! За львов — им же надо что-то есть, львы не долго протянут на бананах и морковке. Бегите львы, бегите скорее! Сегодня был день буффало — он удрал, но потом еще долго возмущенно вопил. А львы, гнавшиеся за ним, устали и легли вздремнуть.
— Все,— сказал проводник.— Сегодня охоты больше не будет.
Известие о том, что львы на сегодня уже не опасны, мигом облетело окрестности. И все, кому это было интересно, принялись спокойно пастись и заниматься своими делами. Но не все львы уснули: у одной пары случился роман. А из-за камня за ними ревниво наблюдал еще один лев мужского пола — молодой, ему пока с соперником не справиться. Но львица то и дело вполне по-женски делает вид, что вот-вот уйдет от своего кавалера. Уйдет во-о-он к тому, который за камнем. Кавалер жутко ревнует. В конце концов, конечно, самое главное меж ними все же произошло. Длилось это примерно шесть с половиной секунд, а потом львица извернулась, надавала льву по морде и легла спать. Лев подумал — и тоже лег, нагло выставив ноги прямо на тропу. А что — хорошие ноги, такие грех не показать людям.
Потом был самый лучший завтрак в моей жизни. На берегу реки, битком набитой бегемотами, нам накрыли стол с оригинальным выбором блюд: на горячее предлагались сосиски, а на попить — шампанское. Из кустов с одной стороны за этим пиршеством завистливо наблюдал бабуин, а с другой, невозмутимо,— красивый масаи.
А потом мы долетели до океана — в Момбасу. Там я купила гору потрясающе красивых ракушек. Правда, впоследствии выяснилось, что они, во-первых, запрещены к вывозу из страны, однако проблема эта была легко решена путем незаметно переданной таможенникам некоторой суммы. Во-вторых, довольно скоро обнаружилось, что раковины недостаточно хорошо были очищены от останков своих обитателей, отчего случился довольно сильный запах. Ну, нам-то он нипочем, а вот в аэропорту города Цюриха, где мы на обратном пути делали пересадку, ракушки стали нездоровой сенсацией.
А я теперь смотрю вокруг, и мне не нравится. Не нравится, что тут все такие бесцветные; что нет вокруг ни одной зебры или хотя бы марабу; что не надо вглядываться в ветви деревьев — вдруг там сидит леопард? А если что-то рычит, то это не лев, а машина без глушителя.
Думаю, мне надо вернуться в Африку. Ведь теперь я знаю, что джин с тоником — надежное средство от малярии.
ОЛЬГА ВОЛКОВА
Турфирма "Астравел", 781 2700