Обозреватель “Ъ FM” Дмитрий Буткевич рассказывает, оммажи каким художникам представлены в проекте Никиты Макарова.
Фото: Музей архитектуры имени А. В. Щусева
В Музее архитектуры имени Щусева открылся первый после пандемических ограничений проект. Это персональная выставка — Nikita Makarov: in propria persona. Перед зрителями предстает «собственной персоной» (так с латыни переводится название проекта) московский пейзажист, член-корреспондент Академии художеств. Помню, кстати, когда-то Никиту как самого молодого, 30-летнего член-корреспондента — это было десять лет назад.
На выставке показано около 30 работ, в основном прибрежные или городские виды разных регионов Испании и более всего Италии, написанные за последние два года. Важно отметить, что проект — это своего рода инсталляционный оммаж четырем избранным художникам, творчеством которых Макаров, по его словам, вдохновлен, «был, есть и, наверное, буду». Это Пьер Боннар, Жорж Сёра, Эдвард Хоппер и Илья Кабаков. Каждый из них получил свою картину-посвящение и свой собственный антикварный стул — так отделяются оммажные разделы экспозиции. Почему стулья? Как говорят антиквары, «характер стула диктует характер беседы».
Для кабаковского раздела выбран стул в дизайне 1960-х-70х. Макаров так рассказывает о посвящении Илье и Эмилии: «Эта работа — причал Ильи и Эмилии в Лонг-Айленде. Когда мы с куратором выставки Дарьей Котляровой находились в гостях у Ильи и Эмилии, вышли покурить на берег океана, и там стоял стульчик… и ничего не надо было придумывать. Вот это как есть причал Ильи Кабакова, с которого он после трудов погружает ноги бренные в океан. Поэтому работа называется “Человек, который улетел в космос из Лонг-Айленда”. Это такая метафорическая аллюзия». Думаю, что, если описывать творчество Макарова одним новейшим термином, наиболее подходящим выглядит недавно введенное в современный арт-процесс понятие «живописный трэвел-лог». Сам Никита говорит об этом с долей юмора, но вполне его принимает.