Хулио Медем — главный почвенник испанского, да и европейского кино. Почвенник в хорошем смысле слова. Красная земля Андалусии или Страны басков — такой же, если не более центральный герой его фильмов, как обитающие на ней люди. Он словно не снимает свои фильмы, а мастерит их с такой же грубой грацией, с какой в "Коровах" рубят деревья или замахиваются топором на обидчика. Его крестьяне — отчасти люди, отчасти стихийные бедствия.
Их страсти так же величественны и корявы, как имена двух баскских родов Иригибель и Мендилусе, соперничающих в долине реки Гипускоан на протяжении 65 лет испанской истории: от гражданских, "карлистских" войн 1870-х годов до гражданской войны 1936-1939 годов. Впрочем, исторического времени как такового в "Коровах" нет: есть только вечность, только круговорот природных циклов. Но Медем не просто почвенник, он еще и подлинный "магический реалист", в фильмах которого, казалось бы элементарные истории любви и ненависти превращаются в сюрреалистическую галлюцинацию благодаря придуманному режиссером визуальному приему. В "Коровах" этот прием почти примитивен и должен был бы наскучить уже через полчаса экранного времени, однако не наскучивает: столь сильна витальная наглость испанской души. Прием заключается в том, что все перипетии отношений двух крестьянских кланов увидены глазами коров, наблюдателей, словно прилетевших с другой планеты. Коровьи глаза у Медема — это бездонные туннели во времени, в которые нельзя заглянуть без риска для жизни и душевного здоровья. И головокружение, которое охватывает героя, осмелившегося заглянуть в них, Медем виртуозно заставляет испытать и зрителей.
"Отец и сын" (2003), Ruscico
Александр Сокуров — единственный современный российский режиссер, канонизированный при жизни. Его имя произносят с пиететом, как синоним авторского кино. Отзываться о нем негативно в хорошем кинообществе можно лишь украдкой: обвинят в бесчувственности, цинизме, вульгарности. Несмотря на жалобы о тяготах, преследующих подлинного художника в развратном мире, он снимает столько, сколько иные его коллеги не снимают и за десять лет. Несмотря на тщательно культивируемый образ отшельника, хранителя "духовности", несмотря на декларируемое презрение к наградам, он ревнив к чужой славе, нетерпим к критике и ежегодно претендует, впрочем безуспешно, на "Золотую пальмовую ветвь" Каннского фестиваля. "Отец и сын" — апогей сокуровского минимализма, формула его кинематографа. Безусловно, снять такой фильм — мужественный поступок. Прежде всего потому, что фильм, максимально свободный от любых декоративных деталей, может спровоцировать невоспитанного критика на возглас: "А король-то голый!" А во-вторых, потому, что в "Отце и сыне" господин Сокуров впервые обнажил суть того болезненного и совсем неэротичного эротизма, который лишь сквозил в его предыдущих фильмах. Начинается фильм с почти порнографической сцены: поверить в то, что два обнаженных мужика, корячащихся на потных простынях, не любовники, а страдающий кошмарами сын и утешающий его отец, невозможно. Как и в то, что они оба военные, опаленные опытом локальных войн. Мир вокруг них, снятый почему-то в Португалии, населен такими же полуголыми эфебами, проводящими время жизни за гимнастическими упражнениями. Время от времени они что-то произносят, но эти вымученные бытовые реплики про остывший ужин кажутся, как и прогулки по крутым улочкам Лиссабона, ненужной обязаловкой: просто в фильме положено что-то говорить, что-то делать. А режиссеру эти слова и жесты совершенно неинтересны.
