выставка живопись
2004 год объявлен в мире годом Рубенса. Посвященные ему выставки проходят по всему миру, от Нью-Йорка до Генуи, но наибольшая их плотность и даже кучность наблюдается в родной для художника Фландрии. Из Лилля специально для Ъ обозреватель "Домового" АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Живописец Рубенс, как мы знаем, был не только живописцем. Этот "человек-оркестр", справедливо напоминающий о титанах итальянского Возрождения, известен своей разносторонностью, позволявшей ему одновременно заниматься живописью, дипломатическими миссиями (большинство заданий носило конфиденциальный характер в пользу Испании, за что его люто ненавидел, например, Ришелье) и литературным творчеством (письма и сегодня читаются на одном дыхании). Весь такой разнообразный, Рубенс целиком не влез даже в цикл выставок, организованных сейчас во Фландрии.
Главная из выставок проходит во французской столице фламандцев Лилле, но и здесь экспозиция о Рубенсе носит не универсальный характер. Дело ограничилось изучением его художественного дара, столь яркого и чуть ли не подозрительно легкого в глазах потомков. Итог: в Лилле собрали со всего света 163 рубенсовских полотна, включая ранний автопортрет в окружении друзей, а также выполненные по эскизам Рубенса большеформатные шпалеры. Перед музеем очереди, рецензии напечатали крупнейшие европейский газеты, издательства разродились новыми книгами о художнике, где пытаются объяснить феномен его успеха.
Рубенса можно назвать одним из первых космополитов мировой культуры. Его и звали то Педро Пабло, то Питер Пауэл, то Пьер Поль... Говорил и писал он на нескольких языках, от французского до латыни, едва ли не лучше всего на итальянском, поскольку много лет прожил в Италии, работал придворным художником в Мантуе, затем стал излюбленным автором Габсбургов и успел очаровать парижский высший свет, включая королеву Марию Медичи (основная его резиденция находилась при этом в Антверпене). Быстрота его перемещения по континенту соперничала со скоростью, с которой сыпались на него заказы: как из рога изобилия. Гонорар себе он назначал без смущения, утверждая, что при первой же продаже владелец как минимум вернет затраченное. Поскольку и чувство рынка художнику не изменяло (недаром он по судам таскал авторов неавторизованных гравюр своих произведений), заказчики верили, хотя цена и оказывалась в итоге едва ли не самой большой тогда в Старом Свете. Что в общем-то неудивительно, учитывая огромный штат мастерской. Правда, как следствие, слишком много полотен оказались написанными в рубенсовском духе, но не Рубенсом: не очень понятно, до каких из них прославленный мастер хотя бы пару раз лично дотронулся кистью. Он вообще не любил подписывать картины.
Впрочем, поскольку среди учеников были такие личности, как Антонис ван Дейк, современники не очень сердились из-за подобной размытости авторства. В конце концов, Рубенс был для них человеком-явлением, вхожим в приватные салоны крупнейших монархических династий и потому способным помимо занятий творчеством на многое. Злые языки утверждали даже, что живописный талант — наименьший из всех существующих его дарований. Но рубенсовские ипостаси архитектора, декоратора, ученого-аналитика или политика в 2004 году никого пока что не заинтересовали, хотя одновременная служба испанскому и английскому двору не может не вызвать уважительного интереса в любом карьерном дипломате и в профессиональном разведчике.
В основном все вещи — первого ряда, их предоставили Прадо и Эрмитаж, британские и американские музеи. Здесь Рубенс и пейзажист, и портретист, упивающийся красками разрушитель границ между искусством севера и юга, тонкий интерпретатор мифов (излюбленный сюжет — Венера, странно, что не Нарцисс), из-за которых, видимо, Делакруа и сравнивал его с Гомером, и, конечно же, религиозный художник: церковь оставалась наиболее выгодным заказчиком.
Но чувственнее и интимнее всего оказываются семейные и детские портреты. Рубенс немало претерпел ребенком из-за любвеобилия собственного отца: того арестовали в Кельне за связь с принцессой Анной Саксонской. Нравы были далеко не французские, и жена Яна Рубенса потратила почти все свое состояние, выкупая мужа из крепости, затем семью отправили в заштатный Зиген, где Питер Пауэл и родился. Возможно, эта история сделала из него позднее образцового семьянина, мужа и отца, и в этой роли он охотнее всех прочих предстает на своих полотнах. Собственно, лишенные слащавости детские портреты и пейзажи — то немногое, что объединяет ценителей Рубенса и его немалочисленных хулителей, готовых видеть во всем остальном его творчестве одну большую "мясную лавку", не признающие в этой склонности к гигантомании и пышности ничего, кроме комплексов.