Объективность тонкой лести

В Государственном Эрмитаже открылась выставка «Сесил Битон и культ звезд», рассказывающая о творчестве и жизни знаменитого художника, создававшего звезд и ставшего одной из звезд модной фотографии ХХ века. Рассказывает Кира Долинина.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Куратор выставки Дарья Панайотти придумала выставку-рассказ о страстно желающем «сойти за своего» в аристократическом мире отпрыске буржуазной семьи, который сначала брал высшее общество на абордаж своей экстравагантностью, острым языком, лестью и наглостью, но пережив несколько громких светских падений, занял в этом мире позицию, с которой его никто не смог сдвинуть. Сесил Битон (1904–1980) стал фотографом знаменитостей. Его камера знаменитостей и создавала, выводила из закрытых салонов на свет прессы и публики, превращала в звезд.

Задолго до уорхоловских «15 минут славы» фотография изменила саму механику известности. В момент, когда газеты, листки и журналы стали печатать фотографии светских львов и львиц, когда любопытные таким образом приблизились к высшему свету, заглянули за занавески и двери, началась эра celebrity. Медиатором между мирами показывающих себя и разглядывающих других стали фотографы. От высокооплачиваемых сотрудников главных модных журналов до тех, кого с легкой руки Феллини назовут «папарацци». Битон был одним из первопроходцев.

Экспонаты выставки в большинстве своем происходят из Архива студии Сесила Битона, что придает ей изумительно документальный акцент. Тут не только знаменитые чистопородные, отобранные и отретушированные до гладкости шелка фотографии, но и «контрольки». Мы видим, как формировался, например, официальный образ восходящей на трон Елизаветы II, которую одну и с членами семьи снимал Битон начиная с середины 40-х годов, когда она еще была принцессой, будущей королевой. Как умелая ретушь, словно современный фотошоп, делала из тяжеловесных дам тонких красавиц. Как влюблялась камера Битона в особенные лица его личных героев — от Мика Джаггера до Руди Нуриева.

Объектив Битона, в отличие от его повадок, не льстив и видит вещи, которые модели, может быть, хотели бы и скрыть. Так, его Галина Уланова, покорившая в 1956-м Лондон, не легкая Дюймовочка, а заметно стареющая женщина, морщины лица и рук которой фотограф беспощадно высвечивает. Портрет старого Феликса Юсупова, даром что сам Битон прекрасно помнил его молодым и почти идеальным, прижизненный некролог ушедшей эпохе, раскрашенная восковая фигура, в которой узнаваем только профиль. Марлен Дитрих, которая сама лучше всех знала, как ее надо снимать, как ставить свет и какой ракурс выбрать, у него не светоносная дива, а уставшая актриса, способная быть чем угодно, хоть ангелом, хоть мегерой.

Отдельным голосом на этой выставке прозвучали вещи Битона «с русским акцентом». С его театральными амбициями он не мог пройти мимо дягилевской труппы. Успел познакомиться и с самим Сергеем Павловичем, тот театральных эскизов молодого британского ломаки не оценил, но талант за юношей признал. Позже Битон будет много работать с дягилевскими наследниками, с Мясиным и Кохно, с Баланчиным, с русскими балеринами всех мастей и, конечно, с русскими моделями, в которых он видел прежде всего аристократизм, который был для него ценнее всех денег мира.

В 1935-м вместе с Эльзой Скьяпарелли он умудрился совершить зимнее путешествие в «страну большевиков». Письменных свидетельств о той поездке осталось больше, чем фотографий, но именно там, почти из-под полы, он попробует себя в качестве фотографа улиц. Второй такой шанс предоставит ему война — Битон сильно сокрушался, что бесполезен для страны. Королева-мать посоветовала ему обратиться в Министерство информации, в котором он получил заказ на военные уличные съемки Лондона. Город, в котором живое (в том числе модно одетые люди) растет на развалинах мертвого, получился пронзительным. Дальше будут поездки на североафриканский фронт, на Ближний Восток. Пожалуй, без этих съемок не понять, кем же был этот холеный, экстравагантно одетый и тщательно накрашенный красавчик. Безусловно, выдающимся мастером театра. Строя сложнейшие декорации из полиэтилена, выкраивая из картона и железяк сюрреалистическую бутафорию, выбирая фоном то картины Поллока, то пружины старого матраса, он продемонстрировал в своих «репортажных» снимках идеальное чувство композиции. Недаром снимок с раненой девочкой в госпитале, который мог бы стать статичным и банальным, сделался для американцев этапом в признании ужасов развернутой немцами в Европе войны.

Битон не интересовался технической стороной фотографии, чувствовал себя среди знатоков дилетантом. Его миром были светские салоны, он мечтал о театре и кино и даже преуспел в обоих этих искусствах, он сделал несколько десятков канонических фотографий, а на старости лет больше всего другого ценил свой сад. Увидеть за этим осмеянным Ивлином Во ломакой и любителем аристократов большого художника не так-то легко. А уж рассказать историю его искусства, с взлетами и падениями, еще сложнее. Эрмитажу это прекрасно удалось.