выставка Госпремия
В Государственной Третьяковской галерее открылась выставка произведений соискателей Государственных премий Российской Федерации в области изобразительного искусства. На ней побывала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
В ежегодных выставках номинантов на Госпремию бессмысленно искать признаки нового официального стиля. Напротив, здесь торжествует подчеркнутая терпимость — этакий государственно заверенный постмодернизм, при котором возможно все и ни одна эстетика не имеет преимуществ. Рядом с заслуженными советскими художниками легко могут присутствовать классики нонконформизма и достойные представители актуального искусства. Правда, такая подчеркнутая лояльность весьма затрудняет выбор лауреатов. Уж очень сложно сравнивать представителей даже не враждующих, но игнорирующих друг друга эстетических систем. Все идет к тому, что государство скоро отменит статус нонконформиста со всеми причитающимися льготами (в том числе и политкорректной квотой на Госпремию).
Нынешняя выставка построена таким образом, чтобы разница между официозом и актуальным искусством не слишком бросалась в глаза — хотя бы непосвященному зрителю. Из советских классиков в этом году номинантами стали тишайшие шестидесятники, слишком мягкие как для советского мейнстрима, так и для нонконформизма. Герман Егошин представлен живописным циклом "Лирический мир моей души" — скромные пейзажи и натюрморты с извечными бутылями и яблоками. Скульптор Лазарь Гадаев номинирован за комковатые бронзы на библейские и евангельские сюжеты с носатыми и лысоватыми апостолами, Христом и Лазарем. Илларион Голицын предается ностальгии по прекрасному прошлому, ставшему условностью еще во времена мирискусников. "Дом в Новогирееве" превращается в завешанный фамильными портретами особняк. А анонимная пожилая дама, празднующая свое 80-летие, обретает величавость императрицы XVIII века.
Вычурную салонную виртуозность демонстрирует Александр Суворов. Его офорты "Старые дома" можно принять за черно-белые фотографии даже с довольно близкого расстояния, а разрушенные московские особняки приобретают сходство с декорациями фильма ужасов. А вот фотограф Лев Мелихов в цикле снимков "Моя Москва" тактично избегает показывать нанесенный городу ущерб. Он даже умудряется найти лестные ракурсы для ХХС и купола торгового центра на Манежной площади. Столь же выигрышно он снимает и портреты — будь то Александр Солженицын или Константин Райкин, звезда левого МОСХа Наталья Нестерова или былой нонконформист, а ныне мировой классик современного искусства Илья Кабаков.
Общее сдержанное благолепие нарушает нахрапистая живопись новгородского художника Владимира Корбакова, одинаково аляповато пишущего портреты заслуженных артистов, увешанного медалями ветерана или же себя, любимого, воспаряющего в небо на разноцветных воздушных шарах. Агрессивностью в духе перестроечного андерграунда пытается напугать Олег Ланг. Его огромные коллажи из обоев, упаковочной дерюги и полосатой матрасной ткани зарисованы кургузыми волосатыми чудищами и исписаны потоками сознания.
Министерство культуры Российской Федерации в этом году предложило представителя актуального искусства Валерия Кошлякова. В статусе арт-звезды первой величины художник окончательно утвердился после участия в российской выставке на последней Венецианской биеннале. Да и название представленного в Третьяковке цикла звучит подобающе торжественно — "Возвращение к возвышенному". Но Валерий Кошляков далек как от консервативного академизма, так и от уютного пассеизма шестидесятников, пытавшихся приватизировать высокую культуру в личное пользование. На его монументальных полотнах и коллажах возвышенная классика оборачивается миражем и фантасмагорией. "Деревянный храм" напоминает то ли готический собор, то ли сталинскую высотку. "Афинская школа", заполненная мраморными бюстами философов, превращается в подобие кладбища.
Михаила Рогинского, замечательного живописца и самого недооцененного из классиков неофициального искусства, выдвинул на Госпремию Государственный центр современного искусства — за новый живописный цикл "Пешеходная зона", год назад показанный на персональной выставке художника в Третьяковке. Давно живущий во Франции художник продолжает рисовать Москву 1950-1960-х годов с очередями и хрущобами. Полузабытый "совок", которому сейчас принято то ужасаться, то умиляться, у Михаила Рогинского обретает идеальную законченность — как завершенность во времени, так и вневременную эстетическую целостность. И хотя бы за это Госпремию следовало бы вручить именно Михаилу Рогинскому.