премьера кино
В конкурсе фестиваля "Лики любви" — премьера фильма "Порнократия" Катрин Брейя, известного также под названием "Анатомия ада". Сразу вслед за этим картина выйдет в прокат. АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ с удовлетворением отмечает, что Москва превращается в город ценителей радикального эротического киноискусства.
Некоторые, правда, считают, что "Порнократия" совсем неэротична. Так говорят обиженные поклонники Рокко Сиффреди, которого госпожа Брейя затащила в чуждую ему область интеллектуального кино. Началось с "Романса", где, впрочем, порноидол своей репутации не испортил: он играл единственный отпущенный ему эпизод во всеоружии опыта бесчисленных фильмов X-серии. Режиссер до последнего скрывала от актеров, что их партнером будет "знаменитый итальянский жеребец", и ввела его в съемочную группу под псевдонимом (правда, быстро рассекреченным).
А вот в "Порнократии" Рокко Сиффреди — уже главная рекламная приманка проекта. Тем более жестоко поступила с ним Катрин Брейя, сделав, во-первых, геем, во-вторых, жертвой концептуального женского эксперимента. Главная героиня знакомится с красивым парнем в гомосексуальном баре и нанимает его на четыре вечера. Приглашает в замок с четырьмя колоннами на высокой скале над морем, заставляет погрузиться — впрямую и метафорически — в свою женскую сущность. После драматического расставания, которое можно трактовать даже как убийство, герой возвращается к месту преступления: таким образом, получается пять вечеров.
Женщину играет модель Хельмута Ньютона и Жан-Поля Готье — Амира Касар, однако во вступительных титрах фильма дано понять, взаправду или нет, что ее интимные крупные планы сняты с помощью трюков и дублерш. Что касается известных всему миру достоинств господина Сиффреди, их камуфлировать или дублировать нет необходимости. Тем не менее герой использует для проникновения в героиню, страдающую в эти вечера месячными, не только свое фирменное орудие, но и палец, дилдо из камня, а также грабли. Кроме того, сакральную роль играет тампакс. Женщина вытаскивает его из своих недр, опускает, словно пакетик чая, в чашку с водой и предлагает партнеру разделить кровавый напиток: метафора войны полов, каждый из которых пьет кровь своих врагов.
Кто дочитал до этого момента, уже наверняка понял, стоит ли ему рваться на "Порнократию". Чувствительные души и сердца, а также серьезные умы, не обремененные чувством юмора, могут быть травмированы. Однако поскольку вскоре предстоит массовое приобщение к сенсации — фильму Мела Гибсона "Страсти Христовы", я полагаю, что это будет хорошая подготовка. Ведь то, о чем говорит Катрин Брейя, представляет собой гораздо более острую полемику с древними книгами, написанными мужчинами о мире, где правят мужчины, а женщина создана как рабыня из ребра Адама. Метафорой такого мира, где женщины лишние, а мужчины в них совсем не нуждаются, в "Порнократии" становится ночной гей-клуб, который можно считать аллегорией человечества (а не просто гомосексуализма): здесь на самую красивую женщину никто не обращает внимания, и она, отчаявшись, режет себе вены в туалете.
Сцену с ритуальным распитием менструальной крови режиссер тоже вводит в качестве парафраза мотивов Ветхого, а отчасти и Нового Завета; утверждение о прирожденной нечистоте женщины можно найти и в Коране. С точки зрения Катрин Брейя, женщина — не признанный миром страдалец, истекающий кровью и прикованный к кровати взглядом мужчины-фарисея. Именно поэтому режиссер позвала на роль героини Амиру Касар с ее византийским иконописным лицом. Эту смелую параллель прочтут, скорее всего, только те немногие, кто наделен таким же, как госпожа Брейя, мрачно ироническим взглядом на людскую природу.
Однако и в этом "неправильном" мире мужчина способен пройти инициацию и открыть в себе способность к любви вместо войны. Особенно если этот мужчина — Рокко Сиффреди, для которого и был написан сценарий "Порнократии". Этот породистый самец обретает знание женского естества — то самое, из-за которого человек потерял рай на земле и ощутил свою наготу как позор. Выступая против фундаментализма и запретов всех видов, Катрин Брейя говорит: ад — это жить в мире, где вам хотят напялить повязку на глаза. Впрочем, в священных книгах содержится исчерпывающий ответ французской радикалке: много знания — много печали.