Как закалялась Хакамада

       Свою предвыборную программу Ирина Хакамада построила на гневном обличении верховной власти. Вопрос о том, что ей делать после президентских выборов, остается открытым. О ее французском товарище по несчастью рассказывает историк Евгений Понасенков.

Жермена де Сталь (1766-1817) была дочерью королевского министра финансов Жака Неккера и женой шведского посланника Эрика де Сталь-Гольштейна. Посвятив себя в молодости сочинительству, она своими романами оказала большое влияние на романтизм, но другой ее страстью — ничуть не меньшей, чем литературная,— была политика. Константин Батюшков так охарактеризовал ее: "Дурна как черт и умна как ангел". "Чересчур скорые движения и чересчур мужественные позы,— писал Бенжамен Констан,— нежный голос, от волнения срывающийся на редкость трогательным образом". Современники отмечали: "Беседовать с госпожой де Сталь в свете было весьма затруднительно: от собеседника требовалось только одно — дать ей возможность говорить". Она была одной из первых и, безусловно, самой яркой представительницей того типа женщин, которых Тургенев называл "эмансипе". А ее салон в эпоху консульства Наполеона стал одним из значимых политических центров всей Франции.
       Впервые де Сталь повстречалась с триумфальным победителем австрийцев генералом Бонапартом 6 декабря 1797 года. Она не скрывала своего восхищения молодым гением и заявляла о готовности поддерживать его при условии, что он будет прислушиваться к ее советам. Разумеется, Наполеон, видевший удел женщин лишь в перманентном производстве детей и вязании, и не думал принимать от нее какие бы то ни было советы. В итоге отвергнутое самолюбие "бой-бабы XIX века" (так ее называл Бальзак) стало производить на свет не детей, а едкие памфлеты и романы, в которых в иносказательной форме критиковалась деятельность ставшего консулом Бонапарта. Парламентские речи ее друзей--посетителей салона (и в первую очередь члена трибуната Констана), обличающие всевластие первого консула, вызвали его раздражение. 10 февраля 1803 года долготерпению Бонапарта, уже ставшего пожизненным консулом, пришел конец: желая прекратить салонные сплетни, он запретил де Сталь жить в Париже, а 3 октября подписал приказ о высылке возмутительницы спокойствия из Франции, не то она "своими шуточками" "испортит" людей из его окружения, как уже "испортила" парламентариев. Впрочем, никаких грубых мер не последовало. О решении главы государства Жермена узнала лишь 15 числа и, не спеша собравшись, 23 октября выехала в Германию. Пропутешествовав пять лет по Европе, в 1808 году она решила вернуться во Францию и поселиться вдали от Парижа. Наполеон этому не препятствовал, но через два года, после публикации сборника "Письма и мысли князя де Линя" и обнаружения у нее оттиска ее главного памфлета "О Германии", не выдержал и вновь выслал диссидентку.
       Всю оставшуюся жизнь де Сталь посвятила охаиванию любых действий Наполеона, а главное, самой его персоны. Все враги Наполеона автоматически становились ее друзьями, поэтому в 1812 году она записалась в русофилы.
       Если бы не слегка архаичный слог, ее наблюдения о России и русских вполне могли бы сойти за выступление Ирины Хакамады в каком-нибудь ток-шоу: "Быть может, непривычка русских к обсуждению в обществе предметов сколько-нибудь значительных есть не что иное, как следствие великой осторожности, к которой приучает людей правление деспотическое. Именно этой сдержанностью, которая при иных царствованиях была им более чем необходима, и объясняется, по-видимому, нежелание говорить правду, им приписываемое. Раболепство во всякой стране лишает человека искренности, однако там, где государь имеет право причинить подданному самое страшное зло — выслать его, заключить в темницу, отправить в Сибирь и прочее,— власть его над большинством людей чересчур велика. Находились люди довольно гордые, чтобы пренебречь царскими милостями, однако не бояться гонений способны одни лишь герои, а требовать героизма от всех невозможно".
       Есть и более смелые высказывания, правда, использовать их в предвыборной кампании было бы равносильно политическому самоубийству: "То, что англичане называют комфортом, а мы — достатком, в России не встречается... В России несколько простых религиозных и патриотических идей организуют большие массы под предводительством немногих вождей... Никакая цивилизованная нация не унаследовала столько от дикарей, как русский народ. Национальный дух полностью сосредоточен на войне, во всем остальном — в администрации, политической экономии, народном образовании и т. д.— народы Европы до сих пор опережают русских... По причине той же необразованности они (русские крестьяне.— 'Власть') почти не имеют моральных принципов; они гостеприимны, но вороваты; они так же легко отнимают чужое добро, как и жертвуют своим, смотря по тому, что взяло верх в их душе в настоящую минуту — хитрость или великодушие".
       Конечно, Наполеон и де Сталь имеют общего с Путиным и Хакамадой ровно столько же, сколько Франция с Россией, однако их взаимоотношения все же имеют определенное сходство. В этой связи небезынтересно, как описывала Жермена характер Наполеона: "Он не был ни добрый, ни злой, ни кроткий, ни жестокий в обыденном смысле... Я смутно чувствовала, что никакое движение сердца не могло на него действовать. Он смотрит на человеческое существо как на явление или вещь... все остальные является для него цифрами..."
       Вернуться в Париж Жермена де Сталь смогла только после падения Наполеона в мае 1814 года.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...