За последнее десятилетие Россия неоднократно демонстрировала свое желание возобновить военное присутствие в Африке, которое она утратила в 1991 году после эвакуации советской военно-морской базы на острове Нокра в Красном море. В 2008–2011 годах Россия обсуждала создание российской военно-морской базы на Средиземном море с Муаммаром Каддафи, но переговоры еще велись, когда в Ливии началась «арабская весна». В следующие три года Россия изучала возможности аренды участка земли для строительства базы в Джибути, но, как сообщалось, американцам удалось воспрепятствовать подобной договоренности.
Ведущий научный сотрудник, заведующий Центром социологических и политологических исследований Института Африки РАН Сергей Костелянец
Фото: из личного архива Сергея Костелянца
Ведущий научный сотрудник, заведующий Центром социологических и политологических исследований Института Африки РАН Сергей Костелянец
Фото: из личного архива Сергея Костелянца
С 2016 года Россия получила три предложения о размещении военной базы в Африке: в Восточной Ливии, в Сомалиленде и в Судане. Судан как государство—член ООН, имеющее законное правительство, является, несомненно, наиболее выгодным вариантом из вышеперечисленных. Кроме того, Судан — действительно важная африканская страна, до недавних пор (до девальваций 2018–2020 годов) — крупнейшая экономика на восточном побережье Африки от Египта до ЮАР.
Немаловажно и то, что Судан занимает стратегическое положение на перекрестке маршрутов из Тропической Африки в Северную и на Ближний Восток. Это означает, что пункт базирования ВМС РФ в Судане будет не только служить морским интересам России (обозначенным, например, в Морской доктрине РФ от 2017 года, которая предусматривает необходимость сохранения присутствия ВМФ практически во всех ключевых районах Мирового океана), но и потенциально может стать «ключом» к сердцу африканского континента — к Центральной Африке, где у России также есть значительные интересы (в том числе в Центральноафриканской Республике, Республике Конго и Демократической Республике Конго).
В свою очередь, для переживающего острый экономический кризис Судана, в особенности для суданских вооруженных сил, будет чрезвычайно полезна даже та ограниченная военно-техническая помощь, которую Москва готова безвозмездно предоставить в рамках соглашения о базировании.
Однако главный интерес Хартума не в этом. Когда в 2017 году тогдашний президент Судана Омар Башир выступил в ходе визита в Москву и встречи с Владимиром Путиным с предложением предоставить России право создать военный объект на Красном море, он заявил, что основной целью Судана является нейтрализация американского вмешательства в дела страны. Власть в Судане с тех пор сменилась в ходе военного переворота, но в какой-то мере эта логика актуальна для Хартума и сейчас. Хотя гражданское Переходное правительство Судана пользуется доверием Вашингтона, организовавшие переворот военные, сохранившие за собой право вето на принятие ключевых решений в государстве до ноября 2022 года, являются для США нежеланными партнерами. Основные суданские игроки, по сути, уже ведут подготовку к выборам 2022 года, и российское военное присутствие может усилить позиции суданских силовых структур в рамках внутриполитической борьбы.
Правда, если Москва намерена и дальше следовать курсу на расширение военного присутствия в Африке, ей необходимо не только развивать сопутствующие экономические, дипломатические и культурные стратегии для укрепления своего имиджа в глазах африканцев, но и основывать свою политику на справедливом и равноправном партнерстве со странами континента, на практике способствуя укреплению суверенитета и государственности африканских наций на международной арене. Только тогда российское присутствие станет долгосрочным, а Россия не будет восприниматься жителями континента в качестве новой колониальной державы.