Первым делом с дисками начинает знакомиться ваше осязание. Берете их в руки, словно горчичники, какой-то волглый картон, в случае первого альбома обложка еще и пронзена веревочной петлей, из-за которой достать CD почти невозможно, но все-таки стоит. Парижский филолог Анри Волхонский, известный по большей части как основной автор слов песни "Под небом голубым" из репертуара Б. Гребенщикова, читает текст, выжатый из шестисот страниц "Поминок по Финнегану" Джеймса Джойса. На то, чтобы создать это переложение (Волхонский сознательно избегает термина "перевод"), ушло пять лет. И все равно в его чтении можно встретить такое, например, предложение: "Перкодхаскурунбарггруауйагокгорлайоргромгреммитгхундхертруматхунарадидиллифайтитиллибумуллунуккунун!"
То, что читает Волхонский, настолько тесно связано с филологией, что слова будто бы действительно чувствуешь подушечками пальцев. Голос Волхонского полон интонаций мастеров-чтецов прошлого. Ну как вам, например, покажется сравнение с Сергеем Мартинсоном, читающим самую абсурдную из проз под глубоководный эмбиент и тянучие контрабасовы запилы?Что касается "Гор и рек", то это дальше от театра и ближе к spoken word, хотя театроведы здесь могут всласть поспорить о терминах. Заглавное произведение не противопоказано детям, думаю, они будут заинтригованы. На втором плане есть человеческий голос, не решусь сказать, что это голос участника обоих проектов, лидера группы "Аукцыон" Леонида Федорова. Возможно, Федоров извлек его из какой-то древней пластинки, как он делал на своем последнем сольном альбоме "Лиловый день". Нет, все же Федоров. На прочих треках Волхонский читает свои стихи и заметки, мелодекламирует с легким малотеатральным пафосом, Федоров щиплет струны, голосит жалобно или рьяно, а еще там есть воздух, который Einsturzende Neubauten на последнем альбоме добывали при помощи воздушных компрессоров, а авторы "Гор и рек" залучили в компакт-диск неведомо как. Ближе к концу, в "Песне чингисхановой матери" в тылу появляется робкий гитарный перебор, но на переднем плане все равно остается задевающий за живое разговор с самим собой.