О доработке пятого антимонопольного пакета “Ъ” рассказал директор Института права и развития ВШЭ—Сколково и Антимонопольного центра БРИКС Алексей Иванов.
Фото: фото из личного архива
Фото: фото из личного архива
— Как изменился проект по сравнению с версией, которую группа под вашим руководством разработала два года назад?
— После многочисленных бюрократических согласований законопроект потерял смысл. Исходная идея была в том, чтобы придать больше гибкости и проактивности антимонопольному регулированию цифровой сферы. А в представленной редакции проект выхолощен, многие новаторские идеи исходного текста убраны либо настолько формализованы, что не смогут работать.
— Например?
— Мы предлагали дополнить закон «О защите конкуренции» мерами ответственности за несоблюдение решений ФАС по глобальным сделкам экономической концентрации. Это серьезная проблема для экономики: в мире концентрация капитала и ресурсов в руках небольшого числа игроков достигла самого высокого значения со времен Великой депрессии. За рубежом санкции за несоблюдение требований регуляторов по таким делам очень солидные. Недавно конкурентное ведомство Польши взыскало с «Газпрома» €6 млрд за то, что он без согласия регулятора совершил сделку экономической концентрации по созданию совместного предприятия для «Северного потока-2». А в России регулятор может лишь однократно наложить штраф в 500 тыс. руб. ФАС может обратиться в суд с требованием о развороте такой сделки. Но решение российского суда не будет исполнено, если сделка совершается за рубежом.
В пятом пакете мы предложили два механизма воздействия на глобальных игроков. Если не соблюдаешь требований, то ФАС должна получить право через суд запретить оборот товаров на нашем рынке — ведь логично, что раз компания не хочет честно конкурировать, ее товара тут не должно быть. Также мы предложили по таким компаниям через суд устанавливать возможность принудительного лицензирования объектов интеллектуальной собственности, что реально может уравнять условия конкуренции, когда глобальный игрок игнорирует требования. В новой редакции законопроекта обе санкции были исключены. Короче, даже с Польшей пока не можем равняться по «зубастости» закона.
— То есть проект потерял ключевые детали?
— Из законопроекта ушла гибкость, которая нужна для защиты конкуренции в цифровой экономике. Например, есть проблема цифровых платформ, на которых не происходит обмена товарами, но которые играют системообразующую роль в цифровой экономике — это компании типа Facebook, Instagram или Google. Интернет-поиск и социальные сети — как бы бесплатные сервисы, но мы платим за них своим вниманием, что монетизируется на следующем уровне. Традиционное антимонопольное регулирование плохо работает с такими явлениями, и по всему миру идет коррекция этих подходов. В законопроекте же все новеллы, касавшиеся оценки рыночной власти платформ нового типа, были убраны. Остались только бессмысленные положения про маркетплейсы, на которых совершаются сделки.
— Изменилась ли часть, которая касается определения субъекта, доминирующего на рынке?
— Да, это очень важный вопрос. В индустриальную эпоху рыночную власть было принято мерить рыночной долей, поэтому закон говорит о минимальной доле в 35% на определенном рынке, чтобы можно было установить доминирующее положение. Но в цифровой экономике очень сложно описать конкретный рынок — границы между ними размыты. Например, в обсуждавшейся сделке «Яндекс.Такси» и «Везет» было много дискуссий о том, говорим ли мы о транспортных услугах или IT-сервисах. Кроме того, даже при определении товарных границ в цифровой экономике рыночная власть больше не является проекцией объемов производства, это более тонкое явление. Чтобы ее определить, необходимо вводить новые качественные параметры — например, объем контролируемых данных. Эта идея также была выхолощена из проекта.
— Какие еще понятия были исключены?
— Изначально мы предлагали ввести понятие «доверенное лицо» — это специальный субъект, который назначается антимонопольным органом для контроля исполнения его решений. Это стандарт во всех развитых юрисдикциях. При этом доверенные лица (trustee) всегда финансируются за счет тех, кто нарушает антимонопольное законодательство. Это предложение тоже изменилось до неузнаваемости — доверенное лицо назвали экспертом, который может работать лишь с письменного согласия компании, которую будет контролировать.