 |
башни ван Эгераата |
Ожидание иностранных архитекторов, которые наконец придут в Москву, составляло постоянный сюжет всей архитектуры 90-х. И наконец свершилось. Первым оказался Эрик ван Эгераат — его проект "Русский авангард", созданный по заказу "Капитал груп", прошел все архитектурные инстанции Москвы, за исключением общественного совета при мэре.
Проект предполагает строительство на границе Парка искусств у Центрального дома художника пяти жилых башен высотой 20-25 этажей, каждая из которых посвящена одному художнику русского авангарда. В список монументально увековеченных попали Кандинский, Малевич, Родченко, Попова и Экстер. Декорация каждой из башен является парафразом характерных мотивов их живописи. Башни соединены стилобатной частью, которая несет общественные функции. В ней и в нижних этажах должны быть расположены кафе, магазины, галереи и дизайнерские студии.
 |
работы соответствующих русских художников (сверху вниз): Кандинский, Родченко, Попова, Малевич, Экстер. Эксклюзивность архитектурной интерпретации выполняет ту же роль, что сталинские аллюзии в ставших уже привычными новых высотках: позволяет торговать жилплощадью по $10 тыс. за квадратный метр |
Но поразительно, что этот проект прошел всю согласовательную машину Москвы. И как! Архитектурный совет, на котором он представлялся, закончился аплодисментами, чего от этой организации никак не ждешь. ЭКОС (экспертный консультативный совет при мэре Москвы), который, казалось бы, должен был встать на дыбы, раскололся. Обычные для этой институции идеи о том, что здание находится в зоне действия памятника федерального значения (церковь Иоанна Воина), является стилистически чужеродной вставкой в исторический центр города и взрывает городскую среду, высказали лишь некоторые члены ЭКОСа, прежде всего Алексей Комеч. А Виктор Шередега и председатель ЭКОСа Александр Кудрявцев всячески поддержали проект.
Конечно, впереди еще общественный совет при мэре Москвы. Однако опыт показывает, что чиновники не одобряют значимых проектов, если не получено предварительное "добро" Юрия Лужкова. Судя по тому, как они пропагандируют ван Эгераата, согласие мэра уже прозвучало. Для Юрия Лужкова с его архитектурной политикой (строительство в центре лишь зданий в исторических стилях, неприязнь к архитектурному авангарду и т. д.) это неожиданное решение. Вопрос в том, почему оно принято. Нечто изменилось, и хотелось бы понять, что.
 |
Трансформация прошла так незаметно, что мы почти не ощущаем смыслового сдвига, а он колоссален. Сталинизм — больше не один из самых страшных режимов в истории человечества и больше не один из пиков величия российской империи. Это просто коммерческий продукт. Удачный. Людям нравится, люди покупают.
Среди тех пяти художников русского авангарда, которых выбирает Эрик ван Эгераат, особое внимание привлекают две — Экстер и Попова. Их как-то неожиданно видеть в ряду Кандинский--Малевич--Родченко. Если бы русскому архитектору предложили назвать главных русских авангардистов, он никогда бы не выбрал эти имена, да еще при том, что пропущен Татлин. Я это говорю совершенно не в осуждение выбора ван Эгераата, я хочу подчеркнуть, что это какой-то иной взгляд на русский авангард, чем тот, который является общепринятым в России.
 |
Авангард для нас — тоже чрезвычайно существенная идеологема, всем превосходно знакомая. В основе ее лежит идея мессианства. Мессианство авангарда выстроено по логике "нет пророка в своем отечестве", мессианство сталинизма — наоборот, но между ними ощущается родство: представление об особой исторической роли России, которая приведет человечество в рай на земле. Все выставки русского авангарда всегда выстраивались на логике мессианства. Но в "Амазонках авангарда" ничего подобного не было. Замысел этой выставки был основан на соединении двух лейблов: "русский авангард" и "феминизм". Она никуда не звала, она не открывала никаких горизонтов, она не говорила о тяжелом положении гениальных художников при тоталитаризме. Она представляла раскрученный лейбл под модным соусом. Это русский авангард как fashion, как коммерческая идея. Перед нами опять же колоссальный сдвиг. Авангард больше не понимается как новый путь развития человечества. Он представляет собой удачный коммерческий продукт.
Программа, предлагаемая проектом "Русский авангард", как мне кажется, основана именно на таком восприятии авангарда. Вряд ли уместно рассматривать человека, который покупает себе квартиру в доме "Кандинский" по цене от $10 тыс. за кв. м, как авангардиста, отрицающего здешний порядок мироздания и устремленного к тайным теософским основаниям бытия. Уместнее все же считать, что этот человек находится в согласии с существующим порядком жизни и рассматривает Kandinsky в ряду других несомненных сегодняшних ценностей — Bentley, Tiffany и Hennessy. Русский авангард становится такой же коммерческой идеей, как сталинизм. Именно это и есть то изменение, которое необходимо осознать.
 |
Но когда русский авангард становится коммерческой идеей, все меняется. Торгующим не свойственно психологически отождествляться со своим товаром, торговля основана не на самовыражении, а на самоотчуждении. Мы никого не свергаем и ни с кем ни входим в оппозицию. Мы нашли брэнд, который ценят во всем мире, и новый способ его продавать. Товар может быть успешным или неуспешным, а оппозиционный товар — это нонсенс.
Экономическая ситуация на рынке жилья сегодня изменилась по сравнению с концом 90-х. Суть изменений заключается в том, что жилье в ценовом диапазоне от $2 тыс. до $4 тыс. перестает быть элитным и становится жильем для среднего класса. Сегодня в области элитного жилья могут запускаться проекты стоимостью в несколько раз выше, но в таком случае возникает вопрос, чем их насытить. Нам нужна некая сверхархитектура.
Сверхархитектура России была нужна периодически, но всегда — как государственное явление. Сейчас нам впервые понадобилась сверхархитектура как коммерческая идея. Однако архитектурный сталинизм и архитектурный авангард направились по диаметрально противоположным путям.
 |
Ван Эгераат не делает плаката из Кандинского, Малевича, Родченко, Поповой и Экстер. Он создает их сложные архитектурные интерпретации, он пытается найти адекватный архитектурный образ их живописи. Основой интерпретации сталинской архитектуры оказывается идея государственной силы — высота, мощь, неприступность. Характерно, что в информационное пространство даже не допущены имена архитекторов, мы так и говорим об этих домах как о "высотках 'Донстроя'". Основой интерпретации наследия авангарда оказывается личный артистизм, и именно поэтому появляется не просто имя, а звезда мирового уровня, и именно поэтому он создает дома не с узнаваемым и предсказуемым образом, а работы, несущие на себе яркий отпечаток его личности. И авангард, и сталинизм превращаются в коммерческую идею, но реализуются эти идеи принципиально по-разному. В одном случае перед нами имперсональное созидание мощи. Во втором — звездный проект утверждения личного артистизма.
Почему так происходит, понятно. Превращение в коммерческую идею — фильтр, который сохраняет от образа лишь самое простое и понятное — то, что можно продать. После этой фильтрации от сталинизма остается безличная государственная мощь, а от авангарда — личный творческий эксперимент, и эти квинтэссенции идей по-новому разворачиваются на новой почве.
Как известно, нашей национальной идеей сегодня является "конкурентоспособность", но вот вопрос: а что же является конкурентоспособным в нашей архитектуре? Как выясняется, это те самые государственные сверхидеи, которые вначале возникали как далекие от коммерции. Они были призваны выразить дух советской эпохи на разных стадиях ее существования и ее идеологически оформить. Теперь выяснилось, что оформление духа страны Советов и есть единственно конкурентоспособный товар на рынке архитектуры.
А может быть, так не только в архитектуре? Может, и в других областях революционный авангард и сталинизм есть единственные конкурентоспособные художественно-идеологические товары, которые мы произвели? И, соответственно, для "конкурентоспособности" как национальной идеи требуются вовсе не разнообразные рыночные стратегии, а, напротив, пути коммерциализации наших наследственных идеологем?
 Главного архитектора Москвы не пугает соседство авангардного комплекса с федеральным памятником архитектуры. — Александр Викторович, по-моему, произошла революция. Я не представляю себе, как у нас могли утвердить такой проект. — Мы постоянно не удовлетворены тем, что происходит у нас в Парке искусств. Вроде бы есть территория, которая по своему названию как бы красива, но на самом деле главный объем Парка искусств — картинная галерея — всех не удовлетворяет. Такое впечатление, что что-то недосказано. — Эгераат решает эту проблему? — Эгераат создает литературу этого места. Его проект соединяет то, что на поверхности: вот у нас крупнейшее собрание русского авангарда, вот у нас комплекс "Русский авангард". Мы получаем архитектурный центр, который уникален и может родиться только из этого места. — Говорят, что это строительство — нарушение законодательства: там рядом памятник федерального значения, церковь Иоанна Воина. — Во-первых, речь идет не о законодательстве, а о наших методических рекомендациях. Действительно, на протяжении 50 метров движения по Якиманке церковь Иоанна Воина видна на фоне этого комплекса. Но, мне кажется, оно того стоит. Мы получаем выдающийся городской объект, в котором все соединяется — территория, литература, архитектура, туризм. А если очень не хочется его видеть — можно отойти на 50 метров в сторону и полюбоваться Иоанном Воином без Эгераата. Эрик ван Эгераат: в России всерьез озабочены тем, как будет выглядеть архитектура Голландский архитектор получил от обсуждения своего проекта в московских инстанциях настоящее интеллектуальное удовольствие. — Вы первый иностранный архитектор, которому удалось так далеко продвинуться к реальному проектированию в Москве. Почему вам это удалось? — Вопрос в большей степени к "Капитал груп", чем ко мне. Я могу сказать только о моей архитектуре. Я всегда пытаюсь быть контекстуальным. Если говорить об успехе в Москве, то я бы сказал, что это — результат моего стремления понять. Я люблю слушать и видеть, чего хотят люди. Я ищу мотивы, форму, исходя из местных условий. — И как местные условия выразились в проекте "Русский авангард"? У нас ведь авангард не очень любят. — Я строю прямо напротив здания Третьяковской галереи — главного собрания русского авангарда. Любое здание, которое здесь возникнет, всегда будет вступать в контакт с этим зданием. Так что главная идея здесь очевидна сразу. Я решил работать с русским художественным наследием, которое прославило Россию в XX веке. Я выбрал пять художников и стал делать здания, пытаясь интерпретировать их стили. Тех художников, которые затрагивают меня лично, которые мне эмоционально важны. Вы удивляетесь позитивной реакции на мой проект, а я удивлен вашим удивлением. Ведь это естественно — мною в этом проекте движет восхищение русскими художниками. Поэтому его принимают. — Вы строите во многих странах. Как по-вашему, в России строить намного труднее, чем в Европе? — Гораздо легче. В Голландии или в Германии любят простые объекты. У нас любят бизнес, а в бизнесе чем архитектура проще, тем лучше. А здесь не так. Здесь люди всерьез озабочены тем, как архитектура будет выглядеть. Само общество предъявляет к архитектуре более высокие культурные требования. Меня поразил архитектурный совет в Москве, который я проходил. Вы знаете, это была дискуссия поразительного уровня. Я проходил подобные советы во многих странах, и это всегда одно и то же. Кто-то встает и говорит: мне это не нравится, кто-то, наоборот, говорит: это прекрасно — и это все. Здесь были действительно очень высокого уровня дебаты. Как должен быть пространственно передан Малевич, Кандинский. Я получил от этого настоящее интеллектуальное удовольствие, массу идей. Здесь архитектура нужна, и это самое главное. Александр Кудрявцев: у нас нет ни одного знака, поминающего этих великих людей Председатель консультативного экспертного совета при мэре рассматривает проект как благородный жест голландского архитектора. — Архитектурный совет Москвы утвердил проект ван Эгераата. Для этого требовалось утверждение ЭКОСа. Как получилось, что ЭКОС одобрил такой радикальный проект? — ЭКОС не одобрил проект, ЭКОС раскололся. Виктор Виноградов, Алексей Комеч считают, что реализация проекта невозможна. Проект вступает в визуальную связь с памятником федерального значения, церковью Иоанна Воина на Якиманке, и вообще трансформирует историческую среду, что, как им кажется, противоречит законодательству. Другие члены ЭКОСа так не считают. Это вопрос трактовки закона об охране памятников. — А вы как председатель ЭКОСа как относитесь к проекту? — Я поддерживаю проект. Я в нем вижу какую-то страсть, любовь иностранца к тому, что мы ценим недостаточно. Когда едешь по улице Горького, там полно досок непонятно кому. А от Кандинского, Малевича, Поповой — ничего, хотя эти имена составляют славу русской культуры. У нас нет ни одного знака, поминающего этих великих людей. — А проект действительно нарушает законодательство? — На эту тему были представлены очень хорошие материалы Центра ландшафтно-визуального анализа. Достаточно убедительно продемонстрировано не только сохранение ландшафта, а его обновление. Эгераат выступает контрастно, противоречит сложившейся застройке. Но все это можно рассматривать и как плюс. Ведь необязательно же ложиться стилистически в контекст. Важно и мастерство архитектора, и все отметили высокое художественное качество представленной работы. И в любом случае это очень благородный жест голландского архитектора относительно того наследия, которым мы пользуемся небрежно и бесхозно. |