выставка концептуализм
В Государственной Третьяковской галерее открылась выставка Виктора Пивоварова "Шаги механика" — подробнейшая монографическая экспозиция классика московского концептуализма, с 1982 года живущего в Праге. В качестве бонуса к ней — выставка "В темных комнатах" в галерее XL, неожиданный опыт художника в жанре эротической живописи. Рассказывает ИРИНА Ъ-КУЛИК.
"Шаги механика" в Третьяковской галерее не столько ретроспектива, сколько лирическая автобиография в жанре "моя жизнь в искусстве". Старые и новые произведения художника разделены на несколько залов-глав. Все начинается с подобающей обстоятельностью — "Действующие лица", "Место действия", "Время действия". В советское время Виктор Пивоваров, как и другие художники-концептуалисты, зарабатывал иллюстрированием детских книг, причем никогда не относился к этой работе как к досадной поденщине, не имеющей никакого отношения к его подлинному стилю. Вот и "Шаги механика" поначалу выглядят как история московского концептуализма в изложении для детей — занимательно-наглядная, сентиментальная и слегка дидактическая. "Действующие лица" — друзья, единомышленники, мэтры — предстают в виде почти сказочных персонажей: Игорь Холин с зайцем, Казимир Малевич с лисой. А Генрих Сапгир хоть и превратился в сюрреалистическую фигуру с пейзажем вместо лица, все равно представлен в уютной компании жены и кошки.
"Место действия" оказывается коммунальной "Квартирой 22", в которой художник провел свое детство. Эта коммуналка, конечно, похожа на коммуналку пивоваровского друга Ильи Кабакова. Что неудивительно: два художника разрабатывали этот основополагающий для московского концептуализма сюжет вместе, только Илья Кабаков превратил советскую коммуналку в экзотический аттракцион для западной публики, а для Виктора Пивоварова она осталась частью приватного мира. Марья Ивановна, у которой кипит чайник, в "Квартире 22" оказывается не докучливым призраком, а добрейшей бабушкой из детских воспоминаний. И даже когда автобиография переходит в историю искусств, картины Виктора Пивоварова остаются такими же безмятежно-детскими. "Эйдосы", например, при всей многослойности искусствоведческих ассоциаций, прежде всего похожи на детские игрушки, собранные из раскрашенных деревянных колец и шариков.
И в "детских" иллюстрациях, и во "взрослых" картинах и альбомах Виктора Пивоварова постоянно встречаются окна. Художник никогда не забывает нарисовать в этих окнах лампы, стаканы на столе и прочие детали чужого быта, которые дышат таким умиротворением, когда видишь их с улицы. Или пейзажи с облаками и деревьями, такие заманчивые, какими бывают лишь ландшафты, проносящиеся за окнами поезда. Речь даже не всегда идет об окнах. Иногда попадается что-то вроде переносных дыр из старых американских мультиков. Вытаскиваешь такую дыру из кармана, прилепляешь к стене и немедленно ускользаешь от любой опасности в свой личный параллельный мир, где тебе ничто не угрожает.
Последняя часть "Шагов механика" "Разговор о лимонной корочке" и кажется изображением этого бесконечно уютного заоконного мира. "Разговор" — цикл натюрмортов. Граненые стаканы, алюминиевые кастрюли, черные буханки, луковицы, вобла, пачка "Беломора" только на первый взгляд кажутся по-советски бедными и непритязательными. На самом деле они нарисованы с гурманством классической голландской живописи.
Но возможно, за манящими окнами открывается вовсе не столь невинный детский мир, а те "Темные комнаты", что представлены в галерее XL. Сюрреалистическое подсознание московского концептуализма наконец всплывает на поверхность, а в детских воспоминаниях обнаруживается пресловутая "примитивная сцена", даже если речь идет не о родительской спальне, а всего лишь о совокуплении различных художественных стилей. Манекены-эйдосы и огромные птицы предаются разнообразнейшему сексу. А чопорные магриттовские человечки, оказавшись рядом с обнаженными женщинами, стремительно избавляются от своих котелков и строгих костюмов.
Впрочем, Виктор Пивоваров еще в 2000 году нарисовал цикл "Кабинет доктора Фрейда". Он, похоже, уже давно прошел свой психоанализ и может возвращаться в детство без всяких опасений.