Вооруженное противостояние в Нагорном Карабахе не утихает уже месяц. На фоне военной эскалации предпринимаются попытки возвращения к переговорам для достижения мирного урегулирования. Однако результативными их назвать трудно.
Фото: МГИМО
Фото: МГИМО
За всю историю нагорно-карабахского конфликта Россия и Запад в этой точке не выступали и не выступают оппонентами друг друга. Трудно себе представить в иной ситуации совместное заявление Дональда Трампа, Эмманюэля Макрона и Владимира Путина, а также призывы госсекретаря США Майка Помпео к Еревану и Баку с требованиями соблюдать перемирие, заключенное в Москве. Или высказанные в преддверии вашингтонского раунда переговоров глав МИДов Армении и Азербайджана надежды Владимира Путина на то, что США будут действовать в унисон с Россией.
Казалось бы, активное турецкое вмешательство в карабахские дела и стремление Анкары нарушить политическую монополию «большого трио» сопредседателей в Минской группе ОБСЕ должны еще сильнее сблизить позиции Вашингтона, Парижа и Москвы. Однако есть важные нюансы, которые не позволяют этой на первый взгляд безупречной схеме заработать.
Во-первых, любой миротворец может быть успешным только тогда, когда сами конфликтующие стороны заинтересованы в поиске взаимных уступок. Но ничего подобного сегодня мы не видим ни в Баку, ни в Ереване. Военное противостояние может сближать даже самых жестких оппонентов по внутриполитической повестке дня, но идея компромиссов неизбежно внесет общественный раскол и в Азербайджане, и в Армении.
Во-вторых, сколь бы важным ни был карабахский сюжет для «большого трио», мировые державы не могут ограничить всю международную повестку дня только им. Между тем за рамками Карабаха у США, Франции и России намного больше расхождений, чем общих точек соприкосновения. И, конечно, это не прибавляет ни доверия, ни стремления работать вместе. Тем более что конфликт между Арменией и Азербайджаном при всей его значимости не является экзистенциальным вызовом для стран—сопредседателей Минской группы, чтобы ради него бросить все остальное и сфокусироваться на его урегулировании.
В-третьих, какие бы претензии к Турции ни имелись со стороны Вашингтона, Парижа и Москвы (их география весьма широка), в отношении к ней у «большого трио» слишком много не совпадающих надежд. Если Москва надеется с помощью турецкого фактора ослабить североатлантическое единство, то Вашингтон, напротив, хотел бы не допустить расколов внутри НАТО.
Эти факторы, все вместе и каждый по отдельности, затрудняют поиски мирного решения. Особенно в ситуации, когда статус-кво, действовавший в Карабахе с мая 1994 года, сломан. И велик соблазн, с одной стороны, закрепить эту ситуацию, а с другой — не допустить радикальных изменений, перед тем как сесть за переговорный стол.
Тем не менее и при таком наборе обстоятельств политико-дипломатический эскапизм невозможен. Более того, мирные инициативы не нужно прекращать ни на минуту. Но только с ясным осознанием того, что быстрого прорыва, скорее всего, не будет, а самим конфликтующим сторонам стоит полагаться не на внешнее чудо, а на собственную ответственность и зрелость.