выставка живопись
В Государственной Третьяковской галерее на Крымском валу открылась выставка Юрия Злотникова, одного из главных послевоенных русских абстракционистов. В ретроспективной экспозиции представлена живопись и графика 1950-2000-х годов. Рассказывает ИРИНА Ъ-КУЛИК.
"Для современных художников я как учитель латыни",— сказал Юрий Злотников в одном интервью. Действительно, абстракция, патриархом которой принято величать господина Злотникова, вроде бы давно стала музейной классикой. Хотя сам Юрий Злотников и сегодня видит себя нонконформистом по отношению к фигуративной живописи. Если художник и сравнивает абстракцию с латынью, то отнюдь не потому, что видит в ней мертвый язык; скорее абстракция, подобно латыни в Средние века, остается для него языком наук и философии.
Впрочем, на выставке в Третьяковке Юрий Злотников представлен отнюдь не только абстракцией. Экспозиция начинается с автопортретов 1960-х годов, складывающихся в концептуальную серию. Все портреты запечатлели автора в одинаковом ракурсе и с одинаковым выражением лица. Зато на каждой картине меняется антураж и стиль: от лирического реализма до гротескного экспрессионизма, от протокольно-классического автопортрета у мольберта до картины, на которой художник пристально, на грани отвращения запечатлел свое отнюдь не атлетическое обнаженное тело. И чем та или иная картина дальше от реализма, тем большее место на ней занимает незакрашенный белый фон.
Эта пустота листа или полотна стала основным элементом самой знаменитой злотниковской абстрактной серии — "Сигнальных систем" конца 1950-1960-х годов. В этот период художник вполне в духе оттепельной романтики научно-технической революции видел в абстракции инструмент точных наук. "Сигнальные системы" по замыслу автора исследовали закономерности психофизиологической моторики и природу реакций на цвет и форму. Ранние минималистские полотна Юрия Злотникова исполнены почти мондриановской строгости. Никакого экспрессионизма, никакого сюрреализма. Линии, точки, квадраты и пятна то складываются в строчки какого-то кода, то набрасывают подчиненные непонятной, но непогрешимой логике схемы и планы. Наиболее сильное воздействие производят, пожалуй, не сами четкие "сигналы" — цвет, форма, расположение на листе, а сопутствующие им "шумы": неровно лежащая краска, кривизна отклонившихся от своей математической непогрешимости прямых, инфантильная, поп-артная радостность сочетаний всех этих простодушных оранжевых, голубых и травянисто-зеленых тонов.
Научившись разлагать картины на атомы "сигналов", Юрий Злотников вновь собирает из этих первоэлементов сложные живописные построения. Это может быть вполне фигуративная живопись и графика, как, например, цикл "Город", над которым художник работал вплоть до 1980-х годов: круговерть огней, траектории машин и люди, представленные разноцветными силуэтами, похожими на меловые контуры, пытающиеся зафиксировать местоположение вечно спешащих горожан. Но большую часть экспозиции занимают монументальные, многофигурные и многосмысленные полотна. Сами их названия — "Космическое панно", "Дантовы круги", "Русское пространство", "Мифологический космос", "Метафорическое пространство" — указывают на то, что отныне художник считывает и транслирует уже не простые "сигналы", а куда более всеобъемлющие послания. Впрочем, даже обращаясь к Библии или сопоставляя в своих полотнах иудаизм, ислам и православие, Юрий Злотников остается не проповедником, но этаким структуралистом от живописи, изучающим религии как орнаменты.
Впрочем, и безо всякой науки эти полотна остаются очень красивыми и эффектными. Когда-то Юрий Злотников выдвинул идею создания музея СССР, исследующего канувшую в небытие советскую цивилизацию. Его собственные работы вряд ли были бы уместны в этом музее: из всех оттепельных абстракционистов Юрий Злотников кажется самым по-европейски элегантным.