На Netflix вышел фильм Аарона Соркина «Суд над чикагской семеркой», посвященный знаменитому политическому процессу 1969 года. Разыгранный на экране «судебный "Оскар"», предполагает Юлия Шагельман, наверняка принесет авторам несколько «Оскаров» настоящих.
Сюжет звездной судебной драмы строится на реальных протестных событиях в Чикаго 1968 года и их последствиях
Фото: Amblin Partners
Сюжет звездной судебной драмы строится на реальных протестных событиях в Чикаго 1968 года и их последствиях
Фото: Amblin Partners
В августе 1968 года в Чикаго проходил съезд Демократической партии, на котором должен был определиться кандидат в президенты, выставляемый против Никсона. Весь тот год был полон волнений, насилия и беспорядков, и неделя в Чикаго не стала исключением. В город съехались десятки тысяч человек, протестовавших против войны во Вьетнаме, которые расположились лагерем в Линкольн-парке. Сначала было весело: митинги, рок-концерты, травка, выдвижение в президенты поросенка по кличке Пигас. Потом веселье закончилось: против мирных демонстрантов развернули полицейскую операцию с применением дубинок и слезоточивого газа, пострадали более 500 человек. Через полгода восьмерым лидерам организаций, участвовавших в протестах, были предъявлены обвинения в заговоре и организации бунта.
Соркин начинает фильм с энергичного пролога: президент Линдон Джонсон объявляет растущие цифры военного призыва, убивают Мартина Лютера Кинга, потом Роберта Кеннеди, по стране катятся волны протестов, из Вьетнама прилетают покрытые флагами гробы, мэр Чикаго Ричард Дейли обещает обеспечить на съезде порядок, стягивая в город полицию и национальную гвардию. Кадры хроники перемежает представление будущих главных героев: серьезных чистеньких Тома Хейдена (Эдди Редмейн) и Ренни Дэвиса (Алекс Шарп), лидеров «Студентов за демократическое общество», верящих в глас народа; отвязных контркультурщиков Эбби Хоффмана (Саша Барон Коэн) и Джерри Рубина (Джереми Стронг), основателей партии Йиппи, верящих в марихуану, свободную любовь и «коктейли Молотова»; Дэвида Деллинджера (Джон Кэрролл Линч), взрослого семейного человека, последовательного пацифиста, организатора антивоенных маршей, верящего в непротивление злу насилием. Вместе с ними на скамье подсудимых оказался соучредитель «Черных пантер» Бобби Сил (Яхья Абдул-Матин II) — он и провел-то в Чикаго пару часов, но обвинению был нужен, чтобы в опасности «заговорщиков» для общества не осталось никаких сомнений (позже его дело все-таки выделили в отдельное производство, и восьмерка стала семеркой). Завершили «кастинг» мимо проходившие Ли Вайнер (Ной Роббинс) и Джон Фройнс (Дэн Флаэрти) — для массовости. Как выразился один из них в фильме, «да это же судебный "Оскар" и получить номинацию уже почетно».
Государство на процессе представляли молодой амбициозный прокурор Ричард Шульц (Джозеф Гордон-Левитт) и его начальник Томас Форан (Дж. С. Маккензи), отошедший в тень, чтобы не затмевать восходящую звезду юриспруденции. Адвокаты: Уильям Кунстлер (Марк Райлэнс) и Леонард Вайнгласс (Бен Шенкман). Судья: достопочтенный и почти погрязший в маразме Джулиус Хоффман (Фрэнк Ланджелла), однофамилец обвиняемого. Фигуры на доске расставлены, позиции ясны, исход процесса понятен заранее. Встать, суд идет.
В реальности суд продолжался 151 день, в фильме это 129 минут, на протяжении которых от экрана невозможно оторваться. То, что здесь происходит, настолько актуально, что картина кажется ответом нынешнему протестному американскому лету (а заодно прошлому московскому, событиям в Белоруссии, Хабаровске, Киргизии, далее везде) в духе «утром в газете, вечером в куплете». Конечно, на самом деле голливудские жернова так быстро не мелют. Сценарий у Соркина был готов еще в 2008 году, ставить фильм тогда должен был Спилберг, но по ряду причин не сложилось. Теперь Соркин после не слишком удачного режиссерского дебюта «Большая игра» (2017) сам возвращается в родную стихию. Зал суда, коридоры власти, кабинеты, где из-за чьей-то уязвленной гордости закон крутится, что дышло, и несколько хороших — и плохих — парней, жгущих глаголом зрительские сердца.
Вера в силу слова, в то, что выразительная речь, удачная шутка, вовремя заданный правильный вопрос, сокрушительный аргумент могут изменить ход истории или для начала хотя бы одну человеческую жизнь, отличает все лучшие работы Соркина-сценариста. В «Суде над чикагской семеркой», разумеется, тоже много говорят: диалоги отбивают ритм, монологи останавливают время. Тем большее впечатление производит сцена (документальная и в фильме даже смягченная), в которой человеку буквально затыкают рот, лишив его единственного орудия самозащиты. Процесс не завершился победой демократии — она произошла позже, за кадром, о чем сообщают заключительные титры. В кадре же Соркин чуть ли впервые в жизни признает, что есть вещи, которые нельзя исправить словом. Но молчание, напоминает он, уж точно не выход.