Недавно московские власти пожаловались на нехватку иностранной рабочей силы. А за пределами столицы ситуация с отсутствием гастарбайтеров выглядит просто критической. «Огонек» решил поинтересоваться у заместителя директора Института демографии НИУ ВШЭ Михаила Денисенко, насколько в действительности остра проблема.
Пандемия показала, насколько экономика целого ряда регионов зависит от количества приехавших гастарбайтеров
Фото: Юрий Стрелец, Коммерсантъ / купить фото
Пандемия показала, насколько экономика целого ряда регионов зависит от количества приехавших гастарбайтеров
Фото: Юрий Стрелец, Коммерсантъ / купить фото
— Михаил Борисович, насколько соответствует действительности слух о тотальной нехватке рабочих рук на непрестижных и тяжелых работах в регионах ЦФО? В качестве главной причины сложившейся ситуации называют отсутствие гастарбайтеров...
Михаил Денисенко, заместитель директора Института демографии НИУ ВШЭ
— Все верно. Как только границы были закрыты в марте из-за введенного карантина, трудовые мигранты из-за рубежа перестали приезжать. Если можно так выразиться, от полноводной реки остался лишь тоненький ручеек — менеджеры иностранных компаний, как правило, высокой квалификации, хорошо оплачиваемые, словом, «штучный товар». Но в массе российскому рынку требуется по объему и составу иной миграционный поток. Согласно данным Пограничной службы России, во втором квартале 2020 года в страну с целью «работа» въехали менее 2 тысяч человек. Двух тысяч! Тогда как годом ранее за тот же период — около 1,2–1,3 млн. По самым грубым подсчетам, если сравнить данные Погранслужбы и Главного управления по вопросам миграции МВД России за прошлый и нынешний год, «недовъезд» гастарбайтеров с апреля по сентябрь в этом году составил примерно 2,5 млн человек.
— У этих ведомств статистика разнится?
— Безусловно. Ведь пограничники оценивают число въехавших с целью работы, как это указано в анкете приезжающего, а МВД фиксирует тех, кто встал на миграционный учет, указав в качестве основания для этого работу. Как мы понимаем, такая статистика не может быть полной, даже если учитывать данные обоих ведомств. Хотя бы потому, что не все мигранты, работающие в России, указывают в качестве цели приезда работу. Многие едут с частными целями (к родственникам или в гости к друзьям), на учебу, в туристическую поездку. Многие из этих людей не лукавят, а на работу устраиваются потом, загостившись или отучившись положенный срок. Но так или иначе, если даже оперировать официальными цифрами Главного управления по вопросам миграции, то около 60 процентов трудовых мигрантов устраиваются на работу в четырех субъектах России — в Москве и Московской области, в Санкт-Петербурге и Ленинградской области. Еще 15 процентов — в 10 областях с крупнейшими городскими центрами или с добывающими производствами, в том числе в Свердловской, Самарской и Новосибирской областях, в Красноярском и Краснодарском краях, в Республике Татарстан. Проблема нехватки трудовых мигрантов, если судить по поступающей информации, ощущается сегодня повсеместно. После отмены карантинных мер в экономике спрос на их труд начинает превышать предложение.
— Насколько ситуацию усугубил карантин?
— Он ее и вызвал к жизни. В карантин ввиду де-факто закрытия многих отечественных и зарубежных компаний треть мигрантов, которые остались в России после введения запрета на международные поездки, разом оказалась без средств к существованию. Но после того как карантин был снят, спрос на труд мигрантов восстанавливался в соответствии с темпами оживавшей после такого потрясения экономики. Поскольку свежего притока нет, а спрос на их труд, например в Москве и области, превышает предложение, мигранты пытаются теперь выбрать для работы места более престижные, с менее тяжелыми условиями труда и лучше оплачиваемые. И некоторым это удалось. Так, например, в Подмосковье гастарбайтеры, там, где они есть, активно заняты в строительстве частных домов, но отказываются брать небольшие краткосрочные заказы по ремонту, сельскохозяйственным работам, другим услугам как у физических лиц, так и в небольших фирмах. Но насколько конкретно пострадал рынок от отсутствия трудовых мигрантов, сказать сейчас нельзя, таких цифр пока нет, потому что проблема обнаружилась недавно и соответствующего исследования пока не проводилось.
— Не вы ли автор исследования «Коронавирус и трудовая миграция», вышедшего в конце июня?
— Один из авторов. Мы с коллегой из Института социологии РАН Владимиром Мукомелем провели два соцопроса — среди мигрантов, живущих в России, и тех, кто остался за ее пределами. У последних мы спрашивали об их намерении мигрировать в Россию на заработки, а у первых — как изменились их условия труда, величина заработка за время карантина и намерены ли они вернуться домой.
— Намерены?
— В том-то и дело, что нет! Подавляющее большинство мигрировать из России на родину в период коронакризиса и не собиралось.
По оценкам Главного управления по вопросам миграции, на 1 апреля в стране с целью «работа» находилось около 4 млн мигрантов.
Эта цифра, вероятно, несколько завышена. Но в любом случае после введения ограничений на международные поездки уехало из страны всего несколько тысяч человек. Благодаря указу президента России № 274 иностранным гражданам не нужно было продлевать регистрацию, на работу можно устраиваться без разрешительных документов, а РВП, ВНЖ и другие миграционные статусы не аннулируются. Как я уже говорил, были среди них и такие, кто уехал, но таких капля в море. Но это не значит, что все мигранты связывают всю свою будущую жизнь с Россией: на то, чтобы окончательно тут осесть и перевезти семьи, настроена примерно половина наших респондентов. Большинство остальных рассматривают Россию как место для работы и заработка и готовы вести жизнь «челнока», курсируя между ней и своей родиной.
— А что отвечали ваши респонденты в странах СНГ?
— Онлайн-опрос проводился на русском языке, поэтому респонденты были из числа русскоязычного (но не русского) населения с неплохим уровнем образования. По крайней мере, выше среднего для стран исхода мигрантов. Ответы большинства, независимо от уровня квалификации и профессии, сводились к тому, что «как только будут сняты ограничения, они приедут в Россию».
— Что-то наплыва не видать...
— Так ограничения на международные поездки не сняты! Напротив, в условиях усиления пандемии летние послабления могут быть отменены. Я сейчас говорю не о российских властях, а о руководстве сопредельных стран. Ведь и весной, и летом, и сейчас на пути трудовых мигрантов было не одно, а два препятствия — ограничения на въезд не только со стороны России, но и со стороны соседних стран. И даже когда Россия свои ограничения смягчила, в ряде бывших союзных республик они оставались жесткими. В отдельных странах СНГ к проблемам, связанным с COVID-19, добавились и другие неурядицы. Достаточно посмотреть на Киргизию. Там, как и в других странах Центральной Азии, занятость в России смягчает нагрузку на местный рынок труда, а денежные переводы мигрантов — один из существенных источников доходов местного населения. Карантин оказал там куда более значительное негативное воздействие на экономику, чем в России. Денежные переводы мигрантов составляли в этой стране в 2019 году почти 30 процентов от ВВП, и за первые месяцы карантина их поступление сократилось почти на треть. Источники дохода потеряли многочисленные семьи потенциальных мигрантов. При этом следует учитывать, что среди мигрантов большинство составляют молодые люди. В итоге немиграция могла способствовать недавнему скачку социальной напряженности, политические последствия которого мы продолжаем наблюдать.
— Вы хотите сказать, что попытка госпереворота в Киргизии — это следствие проблем киргизских гастарбайтеров в России?
— Одна из причин — да. Конечно, там есть и политическая, и криминальная подоплека, но сила действия экономических причин немалая. Невозможность выезда на заработки в Россию из-за карантина, потеря источников дохода для семей гастарбайтеров и рост безработицы внутри страны, безусловно, подорвали тамошнее хрупкое социальное равновесие. Теперь, думаю, очевидно, что сложившийся за почти 30 лет симбиоз между Россией и рядом республик бывшего СССР сегодня крайне важен для каждой из сторон. Для России — это гарантия бесперебойного функционирования целого ряда отраслей экономики, для соседних стран — способ решения проблем безработицы и бедности, достижение социального мира и повышение благосостояния части населения.
— А много ли трудовых мигрантов было в России до карантина?
— Как я уже говорил, по статистике ГУВМ МВД в России на 1 апреля 2020 года на законных основаниях находились около 4 млн трудовых мигрантов. Согласно статистике, уехало в период карантинных ограничений всего несколько тысяч — лишь малая толика от находившихся на российском рынке. Причем до введения карантина положение этих людей на рынке труда становилось год от года лучше: их средний заработок, например, вплотную приблизился к цифре среднего заработка россиян. Другой вопрос, что условия жизни и работы трудовых мигрантов оставляли желать лучшего. Трудовой день гастарбайтера частенько не нормирован. Их традиционные сферы занятости также не претерпели изменений — сектор услуг, строительство и транспорт. Но большинство из них выполняют работу, не требующую высокой квалификации: тяжелую, непрестижную для россиян.
— А сколько гастарбайтеров требуется отечественной экономике?
— По данным Главного управления по вопросам миграции МВД России, в 2019 году на учет с целью «работа» встали 5,5 млн человек, а еще минимум миллион составляют нелегалы. Получаем цифру примерно в 6,5 млн человек. В это число я не включаю иностранцев из так называемых постоянных мигрантов — тех, кто получил вид на жительство и разрешение на временное проживание. Таковых было полмиллиона. Учитывая, что трудовые мигранты находят работу в России (по результатам наших опросов, респонденты отмечали, что найти работу в России несложно), примерно этими же цифрами измеряется потребность российской экономики в труде гастарбайтеров. Мы недавно пытались подсчитать, каковой может быть эта потребность в 2022–2025 годах при условии, конечно, что коронавирусная история к тому времени уйдет в прошлое. Получили цифры в 5,5–7,5 млн. Конечно, оценки зависят от того, как будут изменяться производительность труда и экономика в целом. При этом надо заметить, что в ближайшие годы продолжится сокращение числа лиц в рабочих возрастах. Так, контингент в возрасте от 20 до 60 лет к 2025 году уменьшится более чем на 3,5 млн человек.
— Уже и московские власти в лице заммэра Владимира Ефимова жаловались на нехватку рабочих рук, из-за чего смещаются сроки реализации проектов.
— Это лишь отчасти объясняется оттоком гастарбайтеров. Рынок труда в столице и правда переживает не лучшие времена: уменьшилось число не только внешних, но и внутренних трудовых мигрантов, приезжавших на заработки в Первопрестольную из других регионов. В карантин они были вынуждены оставаться дома, частично потеряли работу, и не все смогли найти заработок в Москве. Возможно, они нашли работу на родине и пока в коронавирусный период в столицу не собираются. Но в целом также надо заметить, что на рабочие места, которые занимают мигранты из-за рубежа, практически нет спроса со стороны местного населения. И спрос на труд гастарбайтеров сохранится. Этому, в частности, в ближайшее время поспособствует «демографическая волна»: на рынок труда в России выходят малочисленные поколения, родившиеся во второй половине 1990-х — в начале 2000-х, а на пенсию выбывают многочисленные поколения 1950-х — начала 1960-х годов рождения.
— Но рынок труда в цифровую эпоху стремительно меняется. Неужели ему все так же потребны миллионы гастарбайтеров?
— Несмотря на появление новых профессий, потребность в трудовых мигрантах остается. Она может даже и расти — по мере того, как растет спрос на работников профессий, которые еще вчера занимали представители коренного населения и где сегодня они работать не хотят. На освободившиеся или новые места в промышленности, сельском хозяйстве, на транспорте или сфере услуг приходят мигранты.
— А что, отечественный рынок труда может расширяться бесконечно, как Вселенная?
— Последние 100–150 лет все так и есть — рынок труда расширялся, причем повсеместно — во всем мире. Казалось бы, этот рост должен был привести к тому, что часть рабочей силы просто обязана стать лишней. Вспомните, как в конце 1980-х говорили, что с развитием ЭВМ компьютер заменит человека повсеместно. И что мы имеем? За прошедшие с той поры годы выросло огромное число профессий по обслуживанию компьютеров. Роботизация и модернизация производств сокращают потребность в рабочей силе в горнодобыче, в металлургии, в автомобильной промышленности, в строительстве и сельском хозяйстве и т.д., но наряду с этим расширяется сектор услуг и новых технологий, которые и потребляет всю освобождающуюся рабочую силу самого разного уровня квалификации. И спрос на рабочую силу в развитых странах в перспективе, вероятно, не будет уменьшаться. Сегодня так же непросто отыскать опытного разработчика программного обеспечения, как и квалифицированную сиделку для пожилого человека, а иногда и чернорабочего, чтобы выкопал канаву в загородном доме или поработал на частной лесопилке.
Вот занятный пример. Отдел статистики Минтруда США регулярно делает прогнозы спроса на рабочую силу по профессиям на ближайшие годы, и тамошние специалисты предсказали, что с 2019 по 2029 год спрос на рабочую силу в США увеличится более чем на 6 млн человек. В наибольшей степени увеличится спрос на труд сиделок, медсестер и соцработников, которые обслуживают стареющее население Америки,— на 1,2 млн, более чем на 800 тысяч — работников сферы здравоохранения. Более чем на 1 млн возрастет потребность в работниках сферы общественного питания. Почти на 600 тысяч больше потребуется компьютерщиков и математиков; на 500 тысяч — менеджеров разного уровня; на 450 тысяч — работников сферы образования и занятых на транспорте. Одновременно сократится спрос на офисный планктон — почти на миллион человек, производственных рабочих — на 400 тысяч, работников сферы торговли — на 300 тысяч.
— Во всем мире наблюдается так называемый кризис гастарбайтеров, когда, с одной стороны, фиксируется нехватка рабочих рук, а с другой — местные жители теряют работу. Не приведет ли такой кризис к коллапсу на рынке труда?
— Сомневаюсь. Скорее мы можем говорить о временных трудностях, связанных с эпидемией и сокращением экономики. Многие программы по приему гастарбайтеров сегодня закрываются и в Европе (например, в той же Италии или Испании). Но это закономерное сокращение спроса на труд в условиях коронакризиса. Если же смотреть в будущее, то, хотим мы того или нет, нравится это кому-то или нет, но без трудовых мигрантов не сможет работать ни одна экономика мира. Кстати, понятие «гастарбайтер» появилось в 1960-х в Германии: так обозначали сезонных иностранных рабочих. Со временем в Германии появилась поговорка: нет ничего более постоянного, чем временные иностранные рабочие.
— Как вы относитесь к введению «социального рейтинга гастарбайтера»?
— Саму идею поддерживаю, она давно зарекомендовала себя на рынках труда стран Европы, Северной Америки, Австралии. Небольшой протекционизм на рынке труда не помешает с учетом вечного стремления работодателей сэкономить на издержках. Но хотел бы сделать небольшое уточнение. Часто проблему трудовой миграции и задачу миграционной политики в России сводят преимущественно к количественным ограничениям. Мы обсуждаем вопрос о том, сколько требуется либо привлечь иностранных работников, либо, наоборот, запретить работать в той или иной отрасли. На мой взгляд, ответ на вопрос «Сколько?» должен быть увязан с ответом на вопрос: каких именно иностранцев нужно привлекать? С каким уровнем образования, квалификации и навыков, по каким профессиям? Российской миграционной политике явно не хватает такой избирательности. Между тем во избежание развития социальных конфликтов, связанных с миграционной сферой, нужно знать ответы на эти вопросы. В стране должен появиться механизм обоснования спроса на труд иностранцев разных профессий и квалификаций. Такой механизм хорошо действует в Австралии и Канаде, он есть в США, Испании, Италии и других странах. В России об этом говорят давно, но пока особого продвижения в этом направлении нет.