выставка скульптура
В Третьяковской галерее открылась выставка "Встреча через века. Роден. Голубкина. Клодель". В выставочном зале Инженерного корпуса благодаря участию крупнейших московских музеев, а также парижских Музея Орсэ и Музея Родена "встречаются" скульптуры Огюста Родена и двух его учениц — Камиллы Клодель и Анны Голубкиной. Впечатлениями от этого треугольника делится СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Это выставка, итоговое впечатление от которой кажется предрешенным. Есть великий мэтр, интересный и сам по себе, и как центр влияния, распространившегося по всей Европе. И есть ученики (в данном случае, правда, ученицы, что придает этой ситуации некоторые дополнительные обертоны), которые в меру своих способностей и темпераментов транслируют это самое влияние. У одних получается лучше, у других — хуже.
Однако не все так уж просто, и эта схема отягощена множеством привходящих обстоятельств. Само сравнение, кто лучше — наша Анна Голубкина или их Камилла Клодель, далеко не самое интересное из тех, что подсказывает эта выставка. Интереснее то, что относительно скромная подборка роденовских бронз и графических этюдов именно благодаря присутствию рядом творений Анны Голубкиной и Камиллы Клодель приобретает большую остроту и занимательность. Конечно, и сами скульпторши явно обладали радикально различными способностями. Но помимо этого двум молодым барышням и в их наставнике нужны были совершенно разные вещи, и они их, получается, с легкостью находили.
Вот Камилла Клодель, даром что с пожилым уже мэтром у нее были весьма глубокие и пылкие личные отношения, явно вычитала в скульпторе наследника классицизма, для пущей занимательности приправляющего свои творения эротизмом и декадентщиной. Даже когда она почти копирует композиции и манеру учителя, на каком-то этапе происходит подмена понятий. Там, где у Огюста Родена символы, у нее плосковатая аллегория. Скажем, есть композиция "Зрелый возраст". Действительно зрелого вида мужчина решительно удаляется от коленопреклоненной женской фигуры, протягивающей к нему руки. Мужчину между тем обнимает мрачно-гротескного вида старуха в очень по-барочному развевающемся одеянии. Ну да, моделировка тела, сочная лепка, то резкие, то струящиеся линии — все это очень по-роденовски. Но не хватает главного роденовского: мистичности самой обнаженной натуры. И это притом, что "Зрелый возраст" действительно, пожалуй, наиболее близкое мэтру творение Камиллы Клодель из представленных на выставке; есть там и куда более салонные вещицы вроде бронзовой статуэтки женщины, присевшей у мраморного камина.
Анна Голубкина, пришедшая в "мастерскую Родена" в 1897 году (когда Камилла Клодель уже порвала с мэтром и начала самостоятельную деятельность), явно не хотела заимствовать что-то глобальное. Да и поначалу у нее не было такой возможности: задания, которые ей давал скульптор, сводились в основном к частям фигуры (руки, ступни и т. д.), а первую свою "большую фигуру" ("Старость") она сделала самовольно и даже вопреки рекомендациям Огюста Родена. На выставке из ее работ, впрочем, больше всего не символистских экзерциций, а портретов. И если те из них, что выполнены в мраморе, впечатляют какой-то шубинской ясностью, то гипсовые и деревянные резки, гротескны, дики. Достаточно взглянуть, скажем, на Андрея Белого, которого, если бы не этикетка, вполне можно было бы принять за готическую гаргулью или химеру с водостока. Или на Алексея Ремизова, тоже с довольно безумным видом втягивающего голову в гипсовый ком на месте плеч. Все это кажется производной не столько от умиротворенности престарелого французского скульптора, сколько от самой атмосферы Москвы 1900-х. Но достаточно оглядеться вокруг, чтобы убедиться: у престарелого Огюста Родена не только гимны мистическому величию плоти — у него вполне хватает еще издерганности и гротеска. Наверное, самое сильное впечатление в этом смысле производит его "Памятник Бальзаку": великий писатель, задрапированный в доминиканскую рясу и украшенный дырами на месте глаз, способен напугать любого. Надо сказать, что присутствие памятника придает этой "встрече через века" дополнительное измерение. Приятно сознавать, что главный нынешний московский ваятель памятников писателю Бальзаку, а также Петру Великому, путешественнику Колумбу и многим другим через Анну Голубкину может, если ему будет угодно, считать себя принявшим эстафету у великого француза.