На открытии фестиваля фильмов о психическом здоровье «Доку-MENTAL» в Москве покажут «И вот мы здесь» из программы отмененного в этом году Каннского кинофестиваля — о поездке отца и сына с расстройством аутистического спектра в специализированную школу-интернат. И если израильтяне Нир Бергман и Дана Идисис снимали свой фильм о человеке, то в России его невозможно смотреть иначе как фильм о системе
Фото: Spiro Films
Фото: Spiro Films
Аарон отказался от всего — от карьеры, от работы, от друзей,— чтобы воспитывать сына Ури. Сыну уже за двадцать, у него расстройство аутистического спектра. Он способен утром побриться, потому что «все хорошие люди бреются, и у Чарли Чаплина нет бороды», но он не может справиться с более простыми действиями. Не может зайти в автоматические открывающиеся двери — вдруг они его захлопнут? Не может видеть, как едят рыбу. И ему нужно постоянно спрашивать у отца: а я люблю эту рубашку? А мне нравится желтый цвет? А я люблю маму?
С мамой они давно не живут вместе, но она иногда приезжает, и почти всегда это заканчивается скандалом. Она хочет, чтобы Ури жил в школе-интернате для людей с особенностями развития. Отец категорически против, он считает, что сын «еще не готов». В это заведение не так просто устроиться, мать обо всем договаривается, и Аарон все-таки везет Ури в интернат. Но по дороге Ури впадает в панику, и Аарон решает изменить маршрут. Отец с сыном пускаются в путешествие — на автобусах, поездах, пешком,— лишь бы не в интернат. Мать считает, что отец похитил сына.
Фото: Spiro Films
Фото: Spiro Films
В этот момент российский зритель начинает смотреть совершенно другое кино, не то, которое снял израильский режиссер Нир Бергман. Наверное, израильский зритель сочувствует Аарону, понимает, что отец сам еще не готов отпустить сына, и именно отцу нужно прокачать свои социальные навыки, может быть, пройти терапию, понять, что сын — самостоятельный человек, он должен общаться с людьми, должен развиваться, в интернате ему будет гораздо лучше. Российский же зритель, узнав, что карточка Аарона заблокирована, готов лично выслать герою денег, лишь бы только Ури не попал в интернат. Его же там залечат. Он перестанет смотреть фильмы с Чарли Чаплином, перестанет задавать вопросы, будет глотать лекарства и смотреть в потолок. То, что Нир Бергман задумал как семейное роуд-муви, в России превращается в триллер, в уход от погони, в противостояние человека и системы. В отголосок библейской истории о жертвоприношении Исаака: общество хочет, чтобы Аарон принес сына в жертву.
Понятно, что это не проблема фильма — смешного и горького, как лучшие израильские фильмы. Это проблема стереотипов. Авторы «И вот мы здесь» — Нир Бергман и сценаристка Дана Идисис — как раз и работают со стереотипами.
В своем дебюте, фильме «Сломанные крылья» (2002, приз экуменического жюри Берлинале, гран-при фестиваля в Токио, девять наград Израильской киноакадемии, в том числе за лучший фильм), Нир Бергман, тогда тридцатилетний, исследовал мир сломавшейся семьи, пытаясь понять, как справиться с горем. Его тогда уже не интересовали местоимения множественного числа, никакого «мы», только «я». Все его фильмы и проекты — например, «Пациенты», знаменитый израильский сериал о психотерапевте, переснятый в двух десятках стран, в том числе и в России («Без свидетелей»),— рассказывают не о системе, а о человеке. О том, как «я» болит, ненавидит самого себя, восстает против мира, подчиняется миру и не готово быть с ним на равных.
Дана Идисис получила приз Израильской киноакадемии за сценарий сериала «С особенностями развития», о трех друзьях, которые снимают одну квартиру и пытаются справиться со своими проблемами — такими же, как у всех остальных: один безответно влюблен, вторая мечтает с кем-нибудь наконец переспать, третий боится выйти из дому и терпеть не может ни с кем контактировать. Дана говорит, что сериал был вдохновлен ее братом и его друзьями,— у него тоже РАС. Кроме того, Дана работала волонтером в одном из проектов, поддерживающих людей с РАС, и обсуждала с ними будущий сериал. Ее просили: «Пусть сериал будет смешным. Не надо показывать нас наивными».
Она и не показывает своих героев наивными — ни героев сериала, ни Ури из «И вот мы здесь». Наивна мать Ури, если считает, что можно уговорить Аарона отдать сына в интернат. Наивен отец Ури, если думает, что можно перехитрить систему и улететь далеко-далеко, туда, где его с сыном никто не найдет. Наивны все, кто уверен, что можно отодвинуть собственную жизнь и начать жить чьей-то чужой жизнью. Главный герой фильма, конечно, Аарон (Шай Авиви), который когда-то был превосходным иллюстратором, а теперь рисует для сына Чарли Чаплина в блокноте. Авторы, уважая и понимая людей с РАС, обходятся с Ури как со взрослым. А вот с Аароном — как с маленьким ребенком, разве что не гладят его в финале по лысеющей голове: тише, тише, маленький, веди себя как следует, не огорчай общество, и все будет хорошо.
«И вот мы здесь» вошли в официальную программу Каннского фестиваля этого года, отмененного из-за пандемии, у фильма четыре номинации на призы Израильской киноакадемии, в том числе за лучший фильм, лучший сценарий и режиссуру. Это крепко сбитое, профессиональное, внятное кино о том, как тяжело взрослеть — особенно если тебе под шестьдесят. Но, похоже, для российского зрителя это фильм все-таки не о человеке, а о системе. О том, что если смиришься с ней, принесешь своего сына в жертву, то система сделает из твоего сына что захочет. А ты поедешь домой — варить себе макароны и смотреть фильмы с Чарли Чаплином, и это — тот единственный хеппи-энд, который тебе дозволен.
«Иллюзион», 8 октября, 19.30