Пигмалион мог бы говорить о Галатее с той же нежностью, с какой Николай Николаевич Дроздов рассказывает о фаланге. Пустынное паукообразное, страшный герой ночных кошмаров, становится у него милым питомцем с четырьмя челюстями. Хотя бы за этой прививкой вокабулярной нежности стоит отправиться на творческий вечер Николая Николаевича 23 сентября в «Лендок». На деле же программа будет гораздо шире: Богу и Вселенной, Копернику и Хейердалу, кобрам и мангустам — всем в ней найдется место.
Телеведущий Николай Дроздов
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ / купить фото
Телеведущий Николай Дроздов
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ / купить фото
— Почему программа называется «Есть ли жизнь на Марсе?»
— Название это свидетельствует о том, что лекция будет с большой долей юмора. Я буду вызывать у людей смех довольно часто в течение обсуждения этой серьезнейшей проблемы. Тем более что изначально лекция называется «О происхождении нашей Вселенной». А «Есть ли жизнь на Марсе?» это «Карнавальная ночь», как вы, наверное, помните.
— «Лучше всего, конечно, пять звездочек».
— Именно.
— Предполагаю, что вы коньяк не пьете.
— Вообще не пью. Ну, я знаю, конечно, что есть коньяк пять звезд. Но сам не пью.
— С того самого 1975 года, когда вы отправились в Индию и перестали есть мясо?
— Нет, с алкоголем я попозже завязал. Вообще напился я всего один раз в жизни, в 16 лет, на радостях, в компании однокурсников на Новый год. Дело происходило на первом курсе Московского университета, в студенческом общежитии (я в 16 лет уже был студентом биологического факультета МГУ). Это было мерзкое состояние, я это запомнил на всю жизнь и никогда не повторял. До определенного момента мог пригубить разные легкие напитки, а потом решил, что лучше уж совсем не употреблять.
— Вы всегда знали, что станете зоологом, биологом и вообще ученым?
— Конечно. Я слушал защиту докторской моего отца весной 1937 года. Мне был месяц до рождения, я был на защите вместе с мамой, она была беременна. Папа защищался — блестяще, успешно,— в возрасте 35 лет. Я решил, что достигну того же уровня. Потом мне предлагали подавать на конкурс в членкоры Академии наук, но я отказался, решил, что мне этого не надо: я с папой сравнялся, его очень уважаю, но дальше уже начинается конъюнктура.
— А в принципе вы амбициозны?
— Нет, совсем. Пример отца меня вдохновлял, а амбициозности никакой нет совершенно. Звания, положения — всё это не для меня. Главное, чтобы было время поразмышлять.
«Четыре челюсти — это прекрасно и удивительно!»
— В анонсе вечера, в частности, говорится, что вы будете рассказывать о своей первой зарубежной поездке в Австралию в 1971 году.
— Это была уже вторая. До Австралии я ездил в Африку.
— Помните, что вас больше всего поразило в этих поездках?
— Красота и обилие экзотических животных, которых я раньше не видел.
— Среди животных у вас есть любимые?
— Понятие «любовь» я стараюсь к животным не относить. Я люблю нашу голубую планету, нашу родину, я люблю Москву, люблю свою семью, люблю и почитаю родителей, люблю жену, детей. И сказать в этом ряду, что я очень люблю гадюк,— мне кажется, это какая-то бедность повседневной речи. Вообще-то русский язык богатейший и великий, в нем много синонимов. А мы упрощаем. Вы любите пиццу? А сардельки с капустой? А жену? Я думаю, слово «любовь» надо не опускать ниже человеческого уровня.
— Тогда иначе: есть какие-то животные, которыми вы восхищаетесь?
— Конечно. Хамелеон, например.
— Потому, что он меняет окраску?
— Нет. Из-за того, что его язык длинней тела. Он моментально хватает далекую добычу и затягивает ее в рот — обалдеть!
— У вас дома когда-нибудь жил хамелеон?
— Да, конечно. Несколько раз мне удавалось их привозить.
— Вообще, какое самое экзотическое животное у вас жило?
— Паук-птицеед. Хотя нет, было еще похлеще — такое пустынное паукообразное, фаланга. Ее еще называют верблюжий паук, сольпуга. Про нее часто говорят, что она страшно ядовитая, но это басни. А вид такой страшенный!.. Сольпуги у меня много раз были. Приручить их не удается, конечно, но можно себя приучить к тому, чтобы брать их в руки. Гладить их бесполезно, они не понимают этого. Но просто взять, сделать так, чтобы она вас не кусала и не царапала, и потом любоваться ею, видеть, что у нее четыре челюсти — это прекрасно и удивительно!
Вот у нас с вами две челюсти, верхняя и нижняя. У многих животных две челюсти, у всех позвоночных, например. У птиц надклювье и подклювье — правда? А у насекомых челюсти левая и правая. Возможно, вы видели, как кусает муравей: он берет предмет с обеих сторон челюстями, и — раз! Левая и правая челюсть есть у всех насекомых и паукообразных, кроме тех, у которых какое-нибудь жало, как у комара или клеща. А вот у фаланги челюсти делятся еще пополам, и эти две половинки движутся вверх и вниз. И когда она с такими четырьмя челюстями охотится на кого-то, кажется, что сейчас порвет на куски. Пищу фаланга тщательно пережевывает, а питается в основном муравьями.
— А чем вы свою кормили?
— Чем попало, но, как правило, мучным червем. Он продается в зоомагазинах, это личинки жуков-чернотелок.
— Вы своим животным даете имена?
— Змеям — да: Клеопатра, Санджар.
— Как ваша семья относится к тому, что придешь домой, а там то змея, то паук, то хамелеон?
— Я об этом уже забыл думать. Лет двадцать последних никого не держу. Держать дома животных с пяти лет до шестидесяти — сами понимаете, это больше полувека. Первая была черепаха, потом пошли ящерицы. Собака и кошка — это не «держать животное», это уже спутники человека. Держим мы дикое животное, поймав его; содержим в террариуме. А собака и кошка — это гораздо больше. Бездомные кошки и собаки — наша беда.
— Откуда вы взяли черепаху в пять лет? Это же был 1942–43 год, подмосковная деревня...
— Отец привез мне маленькую черепашку из города, из зоомагазина. Он был химиком-фармацевтом, руководил работой лаборатории по производству лекарств для фронта. Мы жили в селе Успенское. Черепашкой этой я восторгался. А остальных начал ловить — ящериц, змеек маленьких. Меня всегда рептилии интересовали.
Такая суматошная жизнь
— Какие из зарубежных поездок вам запомнились больше всего?
— Все, конечно, запомнились. Но я бы назвал первую поездку в Африку с Александром Михайловичем Згуриди, основателем и первым ведущим «В мире животных». В Австралии я пробыл почти год. Это была так называемая годичная командировка от Минвуза после защиты кандидатской. Меня направили для сбора материалов. Проводил все время в экспедициях, изучал жизнь животных в разных типах пустыни.
— Остались какие-то места и страны, где мечтаете побывать? Или вы везде были?
— Я очень много где никогда не был, и не собираюсь даже. Я не турист-путешественник. Еду туда, где мне интересно. Люблю изучать животных пустынь. Австралия — самый пустынный континент земли, там в процентном отношении больше пустынь, чем во всей Африке. И почти все типы пустынь, которые есть в мире, представлены в Австралии.
— Вы несколько раз принимали участие в «Последнем герое». Хотелось бы еще раз оказаться на необитаемом острове?
— Мне было бы очень интересно. Тем более что это крайне полезно для здоровья, такое голодание. Вот сейчас я с вами разговариваю, вышел на кухню и что-то поджевываю, прямо стыдно. Жена испекла вкусные яблочные пирожки. А вот когда мы там были, вокруг еды не было — совсем. Казалось бы, тропический остров, а ничего не растет. Эти острова необитаемы не потому, что про них никто не знает: они совсем маленькие, почвы еще нет, дом негде поставить, огород развести. Эти дикие заброшенные острова, куда иногда приплывают только местные рыбаки.
Приходилось есть даже животную пищу, ничего не поделаешь: личинок насекомых, маленьких крабиков. Ничего другого добыть мы не могли, снастей не было. Испытание очень интересное, и все, кроме тех, кто не имел никакого лишнего веса, на нем слегка худели. А вот те, у кого был лишний вес… Я дважды участвовал по приглашению Первого канала — и дважды сбрасывал по пятнадцать килограммов за месяц. В первый раз соревнование продолжалось 36 дней, во второй 39. Надо было успеть выйти из игры самому, чтобы не попасть в тройку финалистов, из которых мы же выбирали победителя.
Очень продуманные были правила этой игры. Там действительно ничем не кормили. И слава богу, потому что, когда не видишь еды, похудение идет естественно, вывески не подгоняют тебя.
Надо было выйти, чтобы не стать обладателем главного приза. Поскольку я всех всегда мирил, был таким примиряющим — для кого дедушкой, для кого папочкой,— ко мне хорошо относились. И если бы я вышел в финал, могли бы нечаянно выбрать победителем. Не дай бог. Это такая головная боль, с этим призом. Его можно употребить только на общественно важные дела.
— Если предположить, что вы бы все-таки выиграли, на какие цели потратили бы?
— Все, кто участвовал, должны были на камеру сказать, на что они потратят приз, если победят. Запись транслируется не сразу же, и мои ответы ни разу не пошли в эфир. Потому что я категорически не хотел побеждать. Тогда, спрашивается, зачем ты здесь торчишь?
— Но все-таки вы производите впечатление человека, который следит за своим здоровьем.
— Умеренно. К сожалению, я слежу за ним меньше, чем надо. И отдыхаю тоже мало — такая суматошная жизнь. Надо каждый день делать зарядку по часу с лишним, мешает то одно, то другое, то третье.
Оттаскивать кобру за хвост — вот это работа!
— Вы в 2005 году выпустили диск с любимыми песнями — «Вы слыхали, как поет Дроздов?». Если бы сейчас вы могли бы записать продолжение, какие песни вошли бы на диск?
— Лет пять назад я где-то выступал, пел русские народные, советские песни. И объединение «Красный квадрат» предложило мне выпустить пару дисков. Я отобрал по 18–20 самых любимых песен на каждый диск, начиная со «Славное море, священный Байкал» до «Друзья, люблю я Ленинские горы». Когда-то мы в университете эту песню распевали, а сейчас я там работаю на географическом факультете МГУ. Виктор Антонович Садовничий меня привечает. Последние тридцать лет он наш ректор, и знает меня с пятидесяти до восьмидесяти. И в этом году, не удержусь сказать, присвоил мне такое почетное звание как «Заслуженный профессор МГУ». Это очень трогательно. Такие звания выдают раз в год в Татьянин день.
— Вам сложно без телевидения?
— Наоборот, это огромное облегчение! Когда Юрий Сенкевич ушел из жизни, «Клуб путешественников» закрыли. Сергей Петрович Капица перестал вести «Очевидное — невероятное» — закрыли передачу. Был замечательный ведущий Лева Николаев, он сделал «Под знаком Пи», «Цивилизацию» — практически ничего этого в эфире нет. Что очень обидно, так как они настоящие телевизионные люди. А мне все время хотелось кому-то передать «В мире животных».
Первым ее ведущим, повторюсь, был основатель программы Александр Михайлович Згуриди. Я у него с 1968 года был выступающим. Потом он стал брать в меня с собой в поездки в качестве консультанта по животным. В Индии мы снимали документальный фильм по мотивам «Рики-Тики-Тави» Киплинга: шесть мангустов, семь кобр, за ними ухаживает факир Абу. А всё, что делается во время съемок,— тут я присоединяюсь: должен брать кобру, выпускать, смотреть, чтобы никого не тяпнула, оттаскивать вовремя за хвост обратно — вот это была работа!
Когда мы поехали в Индию, Згуриди нашел другого ведущего вместо себя, нельзя было оставлять передачу на два месяца. Согласился Василий Михайлович Песков, замечательный наш журналист, писатель-эколог, собкор «Комсомольской правды». Он вел передачу два года, а потом взмолился: «Коль, давай по очереди». Нам такой формат разрешило руководство Гостелерадио. Это был серебряный век передачи, пятнадцать лет мы вели «В мире животных» в таком режиме: одну передачу я, другую он. Но к 1990 году он устал, сказал: «Коля, оставляю тебя одного»,— вернулся в газету и уехал в длительную командировку на Аляску. Зато появилась книга «Земля за океаном», очень интересная. Таким образом, с 1990 года я уже вел программу один.
А в этом тысячелетии понял, что телевидение так тормозит жизнь, что не передать. И начал готовить себе преемника.
— И подготовили его как раз к пятидесятилетию «В мире животных», к 2018 году.
— В нашей съемочной группе есть семейная пара: он худрук, она продюсер. У них сын Алеша, его с пяти лет приводили с собой на работу. Сперва мальчик вел детские странички, мы брали его на съемки в зоопарк, где он делал сюжеты, и лет в десять уже рассказывал про животных. Когда ему стукнуло пятнадцать, «В мире животных» исполнилось пятьдесят. На заседании президиума Русского географического общества нас награждали медалью Сенкевича. Зачитывал решение президент РГО Шойгу Сергей Кужугетович, вручал лично председатель попечительского совета РГО Путин Владимир Владимирович. Все это происходило в Петербурге, в штаб-квартире Русского географического общества. Я пригласил с собой на награждение Алексея Лапина, который уже два года был моим соведущим, и его родителей. Это было гарантией того, что, когда я откажусь вести, никто не скажет: «Мы закроем передачу»,— ведь есть второй ведущий.
А благословение на это решение я попросил у Владимира Владимировича Путина и Сергея Кужугетовича Шойгу. Они согласились. Я сказал: «Через 50 лет, когда этому юноше стукнет всего 65, передача отметит 100-летие». И вот уже два года, как я не появляюсь в Останкино. А «В мире животных» продолжает жить.
«Давайте не будем смешивать веру и знания»
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— У меня столько других дел! Взять хотя бы публичные лекции, к ним надо тщательно готовиться. Есть шуточное начало, когда я спрашиваю аудиторию: «Ну что, тема лекции-то какая?» — «Происхождение Вселенной». — «А я вам должен сообщить, что не знаю, как произошла Вселенная». Повисает тишина. «Но и никто этого не знает,— добавляю я.— Вместе с вами мы сейчас будем подходить к той границе, за которой пока еще ничего не известно». Процесс познания бесконечен.
— Что нужно делать, чтобы не терять интереса к жизни?
— Прежде всего, иметь к ней позитивное отношение. Да, суставчики болят. Ох, перелом получился. Ну получился и получился. То, что было, оно должно было состояться. А что будет, мы не знаем.
— То есть вы фаталист?
— Нет, зачем же. Фаталист — как-то мрачно звучит. Я просто понимаю, что если что-то уже случилось, значит, оно должно было случиться. Давайте не будем смешивать веру и знания. Как пишет Андрей Макаревич:
Нас мотает от края до края,
По краям расположены двери,
На последней написано: «Знаю»,
А на первой написано: «Верю».
И, одной головой обладая,
Никогда не войдешь в обе двери:
Если веришь — то веришь, не зная,
Если знаешь — то знаешь, не веря.
Вот почему я могу легко сказать, что не знаю, как произошла Вселенная, но буду читать об этом лекцию.
— Можно узнать несколько тезисов из лекции?
— Была система мироздания, по которой Земля находилась в центре Вселенной. Это же очевидно: если ничего не изучать научным способом, а просто смотреть — конечно, Солнце вращается вокруг Земли! Ежу понятно, видно же, да? Это очевидно. И надо было быть таким человеком как Сократ, чтобы сказать: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Звучит по меньшей мере странно, такой философ — и ничего не знает! А он имел в виду, прекрасно ощущая: то, что он видит — совсем не то, что он об этом думает.
Джордано Бруно был сожжен на костре на площади Рима в 1600 году — вообще ужас! — за утверждение, что Земля вертится вокруг Солнца, противоречившее религиозным догматам. Галилео Галилей также описал вращение Земли вокруг Солнца, но он был очень осторожен и, когда инквизиция хотела обвинить его в ереси, притворно покаялся: «Ой, святые отцы, это мне показалось, я ошибся». А потом вышел и сказал друзьям: «И все-таки она вертится».
Вера есть вера, знание есть знание, и не стоит смешивать эти понятия. Неужели вы думаете, что наш патриарх не знает, что Земля круглая? Я был в Антарктиде в 2008 году, а потом через несколько лет смотрю, по телевизору показывают: патриарх слетал на Кубу, подписал важное соглашение, а потом полетел в Антарктиду на полярную станцию. И стоит на том же месте, где мы были, в окружении пингвинов. Конечно, он знает, что земля не плоская. Но нельзя осуждать тексты Ветхого и Нового завета. Это святые книги, которые нужно читать. Но подвергать их научному анализу — как же так, за семь дней сотворить всю Вселенную?! — просто неразумно. Книги, написанные древними мудрецами, не стоит обсуждать с научной точки зрения. Нельзя поверять алгеброй гармонию. Вы слышите Бетховена, душа взлетает. Вы можете математически показать, как это происходит? Нет, конечно. В этом отличие веры от знания.