Немосква всех людей

Анна Толстова о Триеннале в «Гараже», «Немоскве» в Манеже и разных подходах к региональному искусству

В Москве и Петербурге совпали во времени два больших кураторских проекта, репрезентирующие современное искусство России. В петербургском Манеже открыта выставка «Немосква не за горами», сделанная командой ГЦСИ, влившегося в состав ГМИИ имени Пушкина, в Московском музее современного искусства «Гараж» — 2-я Триеннале российского современного искусства «Красивая ночь всех людей». Полемика, возникшая в связи с «Немосквой» и не возникшая в связи с «Красивой ночью», заставляет задуматься о смысле таких больших проектов

Инсталляция творческого объединения «Левая нога». 2-я Триеннале российского современного искусства

Инсталляция творческого объединения «Левая нога». 2-я Триеннале российского современного искусства

Фото: Иван Ерофеев / Музей современного искусства «Гараж»

Инсталляция творческого объединения «Левая нога». 2-я Триеннале российского современного искусства

Фото: Иван Ерофеев / Музей современного искусства «Гараж»

По забавной случайности первым, за что зацепится ваш взгляд на той и на другой выставке, будет работа Александра Морозова, уроженца Луганска, давно живущего и работающего в Петербурге. Только в Манеже это будет сайт-специфичная инсталляция в виде парящего под потолком облака каталожных ящичков, посвященная трагической судьбе архитектора Николая Лансере, вынужденного работать на ОГПУ и замученного им. А в «Гараже» это будет инсталляция в виде прозрачного леса с листвой из кухтылей, стеклянных рыбачьих поплавков, посвященная советскому военному присутствию и советской колониальной политике в Эстонии. В обеих работах ощущается конфликт между историко-политическими смыслами и эффектной дизайнерской формой — совершенство дизайна вообще роднит обе выставки, так что зрительно практически никакой разницы между «Немосквой не за горами» и «Красивой ночью всех людей» не заметно. Это касается не только дизайнерского качества работ: большинство участников обоих проектов — люди молодого и среднего возраста, для кого главным средством художественного образования стал интернет, и, возможно, доступность информации, которую старшим поколениям приходилось добывать и осваивать путем героических усилий, делает их язык более конвенциональным и нормативным, лишенным местечковых акцентов, так что различия между «москвой» и «немосквой» стираются. Сами экспозиции Манежа и «Гаража» демонстрируют высокое дизайнерское качество выставочного производства. Однако если приглядываться, кое-какие различия все же будут заметны: на «Красивой ночи» политического и активистского искусства много больше, чем на «Немоскве», что и понятно — частные институции пока еще могут себе позволить немного либерализма, в отличие от государственных.

Оба проекта, Триеннале российского современного искусства, придуманная кураторской командой «Гаража» под руководством директора музея, Антона Белова, и Nemoskva, придуманная основательницей и комиссаром Уральской индустриальной биеннале и директором по региональному развитию ГЦСИ Алисой Прудниковой, стартовали практически одновременно — в 2017 и 2018 годах соответственно — и преследовали сходные цели. А именно — картографию современного искусства на всей территории России, создание сети контактов, выращивание общероссийского арт-комьюнити наподобие грибницы или ризомы, каковые задачи встроены в экспансионистскую логику ГЦСИ с его системой региональных филиалов и «Гаража», наращивающего присутствие в регионах. Только в ГЦСИ, начинавшем этот проект еще в составе РОСИЗО и продолжающем его сейчас в составе ГМИИ имени Пушкина, Москву исключили, а в «Гараже» лицемерить не стали и Москву, коль скоро одна десятая населения России в ней живет и добрая половина сколько-нибудь заметной в художественном плане «провинции» чаще выставляется в «столицах», чем у себя на родине, не исключили. Оба проекта с самого начала оказались заложниками внутреннего конфликта между декларируемой деколониальностью своих задач и фактической имперскостью амбиции предъявить некий «всероссийский охват». Но «Гаражу» удалось выскользнуть из этой ловушки, а ГЦСИ — нет, хотя оба стремились к максимально горизонтальному подходу.

Для ГЦСИ искомая горизонтальность выразилась в фигуре коллективного куратора: выставку «Немосква не за горами» под общим руководством некоренного москвича Антонио Джеузы делала нестоличная кураторская команда в составе Владимира Селезнева (Екатеринбург), Светланы Усольцевой (Екатеринбург), Артема Филатова (Нижний Новгород), Оксаны Будулак (Красноярск), Германа Преображенского (Томск) и Евгения Кутергина (Екатеринбург). Последний невольно оказался в центре скандала, вылившегося в большую дискуссию об институциях и принципах администрирования современного искусства: молодые кураторы, художник Олег Устинов и актриса Елизавета Кашинцева, ставшие, как и Кутергин, финалистами конкурса проектов в рамках «немосковской» кураторской школы, оказались обмануты в своих ожиданиях, высказали претензии и были активно поддержаны партией молодых критиков и художников. Взаимный обмен любезностями перерос в полемику с требованиями радикальной деколонизации — условной Немосквы от условной Москвы, художника от куратора, поля искусства от институционального диктата,— не смолкающими по сей день. В «Гараже» же к идее горизонтальности подошли куда более остроумно и изящно.

Кураторы «Красивой ночи всех людей» Валентин Дьяконов и Анастасия Митюшина вообще устранились от права кураторского выбора, целиком переложив его на плечи художников: всем участникам первой триеннале предложили порекомендовать экспонентов для второго проекта и при этом оказать своему кандидату какую-либо помощь в работе. Главным условием этой «коррупционной» процедуры была ее полная прозрачность: рекомендатель должен был открыто признаться, какие отношения его связывают с рекомендуемым,— зритель узнает об этом непосредственно из этикетки. Кое-кто из предыдущих триенналистов подошел к делу артистически, выставив рекомендацию на аукцион или разыграв ее в лотерею (Александр Морозов как раз и вытащил счастливый билет), но большинство честно рекомендовали учеников, учителей, друзей, супругов и любовников — выставка разбита на зоны любви, дружбы, менторства, товарищества, землячества... Одолжив название у книги математика Романа Михайлова, текст которой представляет собой нечитаемый орнаментальный бустрофедон на вымышленном «RN-языке», коллективный автор «Красивой ночи всех людей» получил — в придачу к небанальной, наполненной разного рода активистскими практиками выставке — наглядную модель социальных связей в арт-мире. Никакой критики в адрес «Гаража», кураторов и их цинично-ироничного метода со стороны художественного сообщества не слышно — не ругать же самого себя за блат и кумовство. Впрочем, с институциональной точки зрения полемика и дискуссия продуктивнее благодушного молчания, так что кто в итоге победил в этом негласном соревновании — «Гараж» или ГЦСИ — вопрос открытый.

И все же один пример радикальной институциональной критики «Красивой ночи всех людей» можно найти — причем непосредственно на самой выставке. Это работа Аслана Гойсума, уроженца Грозного, десять лет детства и отрочества проведшего в палаточном лагере беженцев и сегодня — в неполные тридцать лет — сделавшегося одним из самых известных и востребованных молодых художников Российской Федерации, как внутри нее, так и за ее пределами. То есть формально это не его работа: по условиям игры Гойсум — как участник первой гаражной триеннале — должен был порекомендовать художника для нынешнего проекта. Им оказался Петр Захаров (1816–1846) с небольшим бидермейеровским портретом генерала Ермолова, покорителя Кавказа и основателя крепости Грозная, писанным в 1843 году и принесшим автору звание академика. Произведение Гойсума — этикетка к этому реди-мейду истории отечественного искусства и политики: Петр Захаров — чеченский мальчик, найденный у тела матери в ауле Дади-юрт, население которого, отчаянно сопротивлявшееся, было вырезано войсками Ермолова. Мальчик получил вымышленное имя (настоящее неизвестно), был взят на воспитание в большую ермоловскую семью, обнаружил талант к рисованию, кончил Академию вольнослушателем (как инородец) и прожил жизнь недолгую и несчастливую — вдали от родины, в Петербурге и Москве, росчерком императорского пера лишенный права уехать в пенсионерскую поездку за границу. Этикетка Гойсума полна вопросов. Кем был для Захарова Ермолов — палачом? спасителем? хозяином? другом-меценатом? Кем был для Ермолова Захаров — самородком, достойным восхищения? дикарем? экзотическим талисманом? Кажется, последний вопрос этикетки — «Может ли память о Петре Захарове помочь нам понять, как колониальное унижение, продолжающееся и в наши дни, воспринималось, представлялось и осмыслялось на протяжении двух столетий?» — можно переадресовать всем большим культурным проектам с их всероссийским охватом, деколониальностью и горизонтальностью.

«Немосква не за горами». Санкт-Петербург, Манеж, до 15 октября
«Красивая ночь всех людей». Москва, «Гараж», до 17 января

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...