В России уже несколько лет действует негласная договоренность о непредоставлении статуса беженцев гражданам КНДР. К такому выводу пришли авторы доклада «Один признанный беженец за девять лет», подготовленного комитетом «Гражданское содействие». В нем со ссылкой на МВД России сообщается, что за последние девять лет статус беженца в РФ получил только один северокорейский гражданин. Соавторы доклада Светлана Ганнушкина и Константин Троицкий отмечают резкое снижение попыток граждан КНДР обратиться в российскую миграционную службу за временным убежищем и фиксируют случаи похищения северокорейцев спецслужбами КНДР в России. Однако ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН Константин Асмолов уверен, что речь идет об обычных трудовых мигрантах-нелегалах, пытающихся воспользоваться привилегиями беженцев.
Фото: Danish Siddiqui / Reuters
Фото: Danish Siddiqui / Reuters
В сопроводительном письме «Гражданского содействия» в редакцию “Ъ” рассказаны истории граждан КНДР — студента Джонга Су и врача Цоя Ли. Местонахождение их неизвестно с тех пор, как они попытались получить временное убежище в России. «На Дальнем Востоке началась новая волна охоты на граждан КНДР. Это побуждает нас немедленно опубликовать доклад»,— говорится в письме.
Глава «Гражданского содействия» Светлана Ганнушкина пояснила “Ъ”, что обзор ситуации с беженцами подготовлен два месяца назад, однако из-за опасений за судьбу нескольких северокорейцев не публиковался: «Российские власти чувствительны ко всем корейским историям, и любое возвращение к этой теме может плохо сказаться на тех корейцах, которые сейчас пребывают в РФ».
Из доклада следует, что с 2011 года российская миграционная служба (ФМС России и ГУВМ МВД РФ) «предоставила статус беженца лишь одному гражданину КНДР», в то время как обратились за ним 207 человек. При этом «в России на конец 2019 года осталось всего 49 граждан КНДР, имеющих временное убежище, и один кореец со статусом беженца». Соавтор доклада аналитик Константин Троицкий связывает это с подписанием соглашения «о репатриации» между правительствами РФ и КНДР в 2016 году.
Соглашение, следует из доклада, «подразумевает, что человек, прибывший из КНДР в Россию, вне зависимости от гражданства находится в группе риска быть выдворенным в Северную Корею, где его могут ждать пытки и расправа».
С 2011 по 2019 год 305 гражданам КНДР удалось обратиться за временным убежищем и 213 этот статус получили, отмечают исследователи. Константин Троицкий при этом не исключает, что отсутствие предоставления кому-либо из граждан КНДР статуса беженца в последние восемь лет «может свидетельствовать о негласной установке» в российской миграционной службе. «В докладе я намеренно использую формулировку "граждане, которым удалось обратиться" в миграционные службы России, так как мы не знаем, сколько людей пытались это сделать,— объяснил “Ъ” господин Троицкий.— Миграционные службы РФ нередко на этапе подачи отказываются эти обращения принимать, не объясняя причин. Кроме того, известны случаи похищений граждан КНДР с территории России. Из-за этого многие (граждане КНДР.— “Ъ”) просто не попадают в статистику МВД РФ как ищущие убежища».
На запрос “Ъ”, в том числе о количестве граждан КНДР, находящихся сейчас в России в любом статусе, в МВД России оперативно не ответили. Из доклада «Гражданского содействия» следует (со ссылкой на МВД), что в ноябре 2019 года таковых в России числилось 16 012 человек. Для сравнения: в мае 2016 года граждан КНДР в России было 36 472 человека.
В документе описаны 16 историй выдворения граждан КНДР из России, которые, по мнению авторов доклада, позволяют сделать вывод: российские суды «фактически выступают как сторона обвинения» и «не ставят вопрос, существует ли угроза жизни и здоровью тех, кого выдворяют».
Адвокат сети «Миграция и право» Любовь Татарец считает, что российские суды зачастую боятся создавать прецеденты и вставать на сторону граждан КНДР, опасаясь наплыва мигрантов. Она подтвердила “Ъ” резкое снижение числа заявителей из КНДР на получение статуса беженца или временного убежища, также связав эту тенденцию с действующим соглашением между Северной Кореей и Россией. «Известны случаи, когда сотрудники миграционных служб заявляют о невозможности установить личность иностранца,— рассказала госпожа Татарец.— Это касается, как правило, тех северокорейцев, которые находятся в России с девяностых: их имен и отпечатков пальцев нет в базах».
Любовь Татарец отметила, что ст. 322 УК о незаконном пересечении государственной границы освобождает от уголовной ответственности иностранных граждан, ищущих в России убежища: «Это самая гуманная норма закона, так как имеет данное примечание, и аналогичные примечания необходимы в других нормах, в том числе в части предоставления жилья или регистрации».
Исследование «Гражданского содействия» подверг критике ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН Константин Асмолов. Он сообщил “Ъ”, что ему известно о нескольких случаях предоставления гражданам КНДР статуса беженца в России, однако точное количество таковых назвать затруднился. «Как правило, за статусом беженца обращаются люди, приехавшие в Россию на заработки и внезапно начавшие рассказывать об угрозе расстрела в случае возвращения в КНДР,— рассказал господин Асмолов.— Однако северокорейское законодательство не включает в себя пассажей о том, что человек, решивший покинуть КНДР,— государственный преступник и подлежит расстрелу. То есть юридическая коллизия возникает на этапе доказывания, что человек действительно является беженцем, а не просто нелегалом». Господин Асмолов также подчеркнул, что статистика иностранцев, признанных «негодными к пребыванию в РФ», может быть интерпретирована по-разному государством и правозащитниками:
«Для государства человек может быть не беженцем, а нелегалом, для правозащиты — плохое государство не принимает несчастного беженца».
В январе этого года руководитель департамента международных организаций МИД РФ Петр Ильичев заявлял, что около 20 тыс. северокорейских рабочих покинули Россию в соответствии с резолюцией Совета Безопасности ООН. Резолюция была связана с противодействием испытаниям ядерного, химического и биологического оружия в КНДР. Константин Асмолов в разговоре с “Ъ” не исключил, что некоторые из этих рабочих могли предпринять попытку остаться в России.