В лице Эймунтаса Някрошюса Уильям Шекспир нашел идеального переводчика с языка литературного на язык театральный. Классические трагедии английского барда литовский режиссер читает не с подстрочника, а между строк. И вместо слов, которым Някрошюс не доверяет и вымарывает из пьес, он переводит мысли, чувства, темы, поэтические обороты.
Грусть, ярость, холод подозрений и тяжесть сомнений у Някрошюса превращаются в лед, огонь, воду и камень, которые терзают не души, а тела героев. И эти физически ощутимые раздражители расшевеливают зрителей. Зал ежится от холода, когда Гамлет встает босыми ступнями на кусок льда, и вздрагивает, когда в "Макбете" топоры со свистом врезаются в бревно, на месте которого должен был быть живой человек.
Привычные психологические трактовки шекспировских пьес для спектаклей Някрошюса не годятся. Герои его постановок вступают в бой не друг с другом, а с силами рока, с метафизическими законами, с которыми не в силах справиться ни один смертный. Актерам здесь не нужна пресловутая психологическая достоверность, для Някрошюса гораздо важнее фактура и харизматичность артиста. Недаром Гамлета у него играет популярный литовский певец Андрюс Мамонтовас, а Дездемону — прима-балерина Эгле Шпокайте.
Зрителям режиссер тоже не дает шанса следить за психологией. Поначалу ты еще пытаешься понять, что же происходит на сцене, но под напором шквала избыточной образности мозг капитулирует. И это даже к лучшему. Потому что образы и метафоры Някрошюса имеют не рационалистическое, а интуитивное происхождение и поэтому лучше всего считываются тоже на подсознательном уровне. Они впечатываются в память яркими мгновенными вспышками: вот Гамлет читает свой главный монолог, стоя под ледяной люстрой, истекающей от жара свечей ледяным дождем, который, как яд подозрений — душу, разъедает на принце белую сходящую клоками бумажную рубашку. Вот Отелло и Дездемона сплетаются в страшном любовном танце-поединке, где каждое страстное объятие может оказаться смертельным. Вот ведьмы бросают голову поверженного Макбета, превратившуюся в раскаленный докрасна кусок металла, в чан с водой и гадают по ней о цене жизни и смерти. Но описывать эти фантастические образы так же бесполезно, как и расшифровывать их.