Есть два варианта будущей трансформации человека, которые более или менее всерьез обсуждаются сегодня. Во-первых, это биотехнологии, во-вторых — киборгизация. Есть еще роботы с искусственным интеллектом, но их пока вряд ли стоит рассматривать как горожан — не доросли
Фото: pinterest.com
Фото: Ivan Reis & Joe Prado
Сами по себе эти направления трансформаций показывают специфику темы. Человек будущего — это не вопрос организации города в ближайшие 10–15 лет. Не то, чем кто-то уже начал заниматься в практической плоскости. Скорее это мифология. И если бы речь шла не о мифах сегодняшнего дня, а о верованиях посторонних нам народов, мы бы отнеслись к ней со всем уважением, понимая, как трудно приходится людям, раз у них такие мифы. Мы бы сказали, что мифология — важнейший источник для понимания культуры, ее ценностей и целей, и она не столько определяет будущее, сколько сегодняшний день. Я думаю, что если так же относиться и к этой мифологии, то в перспективе может получиться что-то занимательное и интересное, независимо от того, что получается на данный момент.
Генная инженерия на сегодняшний день — экспериментальная область медицины, у которой есть впечатляющие, но несколько ограниченные результаты, в основном в репродуктивной медицине. Ограниченность определяется двумя факторами. С одной стороны, лечение здесь — это в большей степени научное исследование, чем массовая практика. То есть дело дорогостоящее и потому не слишком распространенное. Речь идет о «бутиковой медицине», когда целая научная лаборатория с персоналом высшей квалификации должна работать более или менее на одного пациента. С другой стороны, ученые пока не знают, как лечить абсолютное большинство диагностированных ими генетических заболеваний. Они не то чтобы совсем в начале пути, но не очень далеко от него ушли.
Надежды, которые возлагаются на генную инженерию, лежат даже не в области развития медицины — победе над раком, болезнью Альцгеймера, ожирением или хотя бы насморком,— а совсем в иной области. В создании людей 2.0. «Уверен, что в течение этого века люди откроют для себя возможность модифицировать как свои интеллектуальные способности, так и инстинкты, например агрессию,— писал Стивен Хокинг в книге „Краткие ответы на большие вопросы".— Возможно, против генной инженерии на людях будут приняты законы, однако некоторые не смогут побороть искушение улучшить человеческие характеристики, такие как память, сопротивляемость болезням, продолжительность жизни. Появление суперлюдей приведет к появлению серьезных политических проблем с неулучшенными людьми, которые не будут в состоянии с ними конкурировать. По-видимому, они вымрут или станут малозначимыми. Вместо этого мы получим расу людей, которые сами себя проектируют, все больше и больше улучшаясь».
Еще раз: в реальности речь идет об экспериментальных, очень дорогостоящих и часто, увы, неуспешных попытках помочь людям с ужасными недугами. В мифологии — о превращении здорового человека в организм, в десятки раз превосходящий прототип по уму, силе, здоровью, а если подсадить ему некоторые гены летучей мыши, то способный общаться с электронным миром через ультразвуковые протоколы. Ради этого приобретения формой ушей можно пожертвовать — что, по-видимому, произошло когда-то с эльфами.
Концепция киборга предполагает замену некоторых частей человеческого тела — от пальцев до мозга — на искусственные устройства. Это протезы. Так что генезис темы тоже медицинский. Однако традиционное протезирование приобрело, что называется, новое звучание в силу перспектив компьютеризации.
Если говорить о медицинской стороне дела, то, насколько можно понять, успехи пока не слишком впечатляющи. Главным вопросом является взаимодействие между протезом и телом. В докомпьютерную эпоху средой такого взаимодействия выступал физический контакт — искусственные зубы успешно работают, поскольку вы сжимаете неискусственные челюсти. Правда, машинное обучение открывает интересные перспективы считывания протезом мелкой моторики вашего тела, и по остаточному дрожанию вашей челюсти искусственный зуб сможет понять, что вы хотите нечто укусить даже тогда, когда она вконец атрофируется, как-то выдвинуться и произвести желаемый эффект, но это пока остается сферой поиска и эксперимента. Контакт протеза с биохимией человека и электрической средой тела остается не очень решенной задачей. Отсюда взаимодействия между нервной системой человека и любыми процессорами пока крайне затруднены. Здесь есть многообещающие направления, типа Neuralink Илона Маска, но обещаний бесконечно больше, чем результатов. Пока что вы можете вживить чип под кожу, но тело почти ничего не может прочитать на чипе, а чип — исчезающе мало узнать от тела. Поэтому все протезы работают гораздо хуже тех органов, которые они заменяют.
Опять же речь идет о попытках помочь людям с тяжелыми травмами с помощью устройств несовершенных и плохо работающих. Но надежды, которые возникают в этой связи, вновь выстраиваются в перспективе не медицины, а производства человека 2.0. Его мозг дополняется компьютером с колоссальной памятью и фантастической производительностью, он получает руки и ноги, равные по силе подъемным кранам, а из пальцев можно стрелять. Старея, он просто меняет изношенные части системы на новые механизмы. Это фантастика, и пафос ее даже не слишком понятен. Зачем стрелять из пальца, когда есть прекрасное стрелковое оружие, которое гораздо легче снаряжать, чистить, ремонтировать или менять на другую модель? Энтузиасты киборгизации вживляют себе идентификационные импланты, которые позволяют снимать деньги в банкоматах, платить в метро и получать скидки, но все то же самое умеет мобильный телефон. И он умеет гораздо больше, а вживлять его никуда не надо.
Но кстати о мобильных телефонах. Все это, разумеется, фантастика, но ведь мы уже живем в городе так, как будто она совершилась. Смартфон — это наш универсальный девайс для взаимодействия с городом. В нашем отечестве, где авторитаризм в силу косности и воровства пока не слишком распространился в область компьютерного взаимодействия, вы им только общаетесь, расплачиваетесь, вызываете такси, заказываете еду, голосуете, проходите через турникеты и так далее. То ли будет в прекрасной России будущего! Но в Китае уже сегодня в рамках борьбы с коронавирусом вы с помощью него входили и выходили бы из дома, и двери не открывались, если бы у него не было на вас разрешения. С его помощью работодатели отслеживают время вашего пребывания на работе, а рекламодатели — ваши пищевые предпочтения. И если он потерялся или сломался, вы немедленно оказываетесь в позиции киборга со сломанным протезом. Человек будущего в этой логике — это такой человек настоящего, у которого смартфон вшит в тело. В настоящем он уже есть, но пока в кармане, а не в ноге.
Идея превращения города в смарт-сити основана на трансформации всех его физических составляющих — от площадей до занавесок — в девайсы, которые работают по согласованным протоколам. Но город — это физическая среда плюс люди, ее населяющие. Если среда меняется в сторону компьютеризованного механизма, то и горожане должны измениться в сторону гибрида человека и компьютера. Ровно поэтому человек без смартфона сегодня в городе ущербен. У него нет ключа от города. Вы можете сколько угодно переживать на тему о том, как это порочно и неправильно, и сами эти переживания глубоко справедливы, но ценность их примерно равна ценности гневных и растерянных соображений, которые возникают у лица, уронившего ключ от машины в люк ливневой канализации.
Я бы сказал, что это инвариант простого, базового мифа рабочих, не в смысле индустриального пролетариата, а более универсальном, скажем, античном, как у Аристотеля, где рабочий не отличается от инженера. Или в современном, когда пролетариат заменил когнитариат. Миф этот заключается в том, что мир вообще несовершенен, недоделан, что он нуждается в ремонте (революции), что человек может совершить эту революцию и что ему для этого нужен инструмент. Жрецу, властителю или торговцу инструменты не нужны, но рабочий всегда создает себе инструменты. Инструмент является его продолжением, расширением, основанием его претензии на ремонт мира. Это мифология машины. Есть некая ирония в том, что сегодня эта некогда сравнительно маргинальная система ценностей стала столь универсальной. Работой оказывается сама жизнь, процесс ее проживания, а инструментом для проживания — смартфон. Хотя чего, собственно, можно было ожидать от наследников эпохи индустриальных рабочих?
Но все же — зачем вшивать смартфон в тело? Откуда возникает этот трансферт экспериментальных медицинских практик в область конструирования сверхчеловека, бесконечно мудрого, сильного и практически бессмертного? Если стоять на позициях этнографа, изучающего культурные представления практикующих эти действия особей, то мы, вероятно, должны будем увидеть здесь черты обряда, родственного инициации — сама болезненность операции, ее отчетливо хирургический привкус является доказательным симптомом. Имплицитная картина мира, которая стоит за такими обрядами, предполагает, что человек по природе своей несовершенен, можно сказать, болен, его можно исцелить путем приобщения к материи совершенного мира, и это приобщение требует трансформации его плоти.
Ну то, что человек по природе своей немощен, телесно страдает, мучается — то есть, собственно, болен,— это не новое представление, да и что говорить, справедливое, раз он смертен. А вот то, что материя совершенства, к которой нужно приобщить его плоть для преображения, имеет электронную природу — это сравнительно новый поворот сюжета. Киборгизация вживляет в тело фрагменты этой божественной материи буквально и болезненно, генная инженерия более гуманна, но ваши гены проходят редактирование божественной материей, в результате чего плоть преображается. Кстати сказать, вот это происходит уже сейчас — сегодня в мире уже живут больше 4 млн человек, зачатых в чашке Петри.
Раньше было принято считать, что физическим носителем Бога является свет, теперь выяснилось, что все же нет, заряд. Впрочем, это напоминает принцип дополнительности Нильса Бора — вопрос о том, состоит ли эта материя из частиц или волн, зависит от наблюдателя. Так или иначе, функционально именно сеть объединяет сегодня всех людей и дает ответы на все вопросы, указывает нам путь и обещает бессмертие в виде электронной личности, то есть является Богом, изрядно, надо заметить, инструментализированным и прирученным.
При рассмотрении проблемы смарт-сити мы сталкиваемся с несколько парадоксальной логикой, когда весь город со всеми своими составляющими начинает работать как единый завод, слаженное производство, которое производит не совсем понятно что. То есть собственно жизнь в городе. В этом есть элемент абсурда, поскольку жизнь не требует ее производства — она просто есть. Концепция человека будущего превращает самих горожан в продолжение этой системы, что еще более абсурдно. Человек оказывается частью системы автоматов, которые его обслуживают. Но этот абсурд возникает только в том случае, если мы наивно полагаем, что целью всей это конструкции является производство.
Вовсе нет, цель иная — слияние с высшей материей, преобразившей наши тела. Та же технологическая платформа обеспечивает наше слияние друг с другом, а заодно, надо полагать, и со всеми умершими, мысли и чувства которых удалось перенести в сеть. А также и со всеми объектами физического мира, которые мы сделаем «смарт». Это, собственно, и будет точка технологической сингулярности, достижение которой Рэймонд Курцвейл прогнозирует в 2045 году, то есть, вероятно, еще при нынешнем президенте. Земля превратится в одну фабрику, производящую жизнь, в одну машину, летящую в космосе, и это и будет бог. Люди, которые в это не верят, в скором времени будут называться атеистами.