 |
ФОТО: ДМИТРИЙ ДУХАНИН  |
Юрий Лужков в 1998 году так сказал: "Десять лет назад мы с вами были взволнованы тем, что Москва теряет свой архитектурный облик. Москва дряхлеет, Москва становится городом, в который начинают проникать элементы чуждой архитектуры. Наша задача — не утратить главной цели — возрождения исторического архитектурного облика столицы, снова вернуть к жизни то, что мы чуть не потеряли".
И вот теперь можно отметить — как сказал, так и сделал. Вместо элементов чуждой нам архитектуры к нам проникли элементы родной нам архитектуры. Самыми крупными являются храм Христа Спасителя и Манежная площадь. Это наиболее заметные элементы. Но к нам также проникли десятки особняков XIX века, храмы, офисы, гостиницы, торговые помещения, парковые павильоны и родные могилы. В общей сложности на конкурс реставрации за десять лет было подано 830 объектов и почти каждый второй оказался лучшим (325 победителей). Это, считай, новый город построили. Все, что одряхлело,— помолодело, все, что чуть не потерялось,— нашлось.
А как хороши реконструированные объекты! Вот, например, лауреат конкурса этого года Геннадий Бурбулис (на конкурсе реставрации награждают не архитекторов, а владельцев здания). Как хорошо он себе отреставрировал особняк архитектора Федора Шехтеля на Садовой! Штукатурка — ровнее не бывает, новые обои, паркеты, двери удачные, на рынках есть и более кричащие двери. А какая ковка по металлу! Шик! А ведь десять лет назад мимо здания ходить было страшно — окна выбиты, штукатурка обвалилась, полы провалились. А теперь? Ведь почти сто лет назад здание построено, а выглядит — ну будто вчера сделали!
 |
ФОТО: АЛЕКСАНДР ПОТАПОВ Мэр Москвы Юрий Лужков (внизу — с патриархом Алексием II) является главным покровителем самобытной российской школы реставрации, ярчайшим образчиком которой служит храм Христа Спасителя — главный памятник московской старины, построенный четыре года назад |
А Конный двор в усадьбе Кузьминки архитектора Жилярди! Это, между прочим, шедевр, наша национальная гордость. Когда 100 лет назад в Турине случилась выставка и каждая страна должна была показать свой вклад в классическую архитектуру, архитектор Виктор Щуко воспроизвел этот Конный двор и даже премию получил. И неудивительно, потому что это был не только Конный двор, но еще и Музыкальный зал, а никто, кроме нас, в классической архитектуре не догадался такое совместить. Так вот, уже у академика Грабаря в "Истории русского искусства", в 1913 году изданной, этот Конный двор выглядит облупившимся, уже не говоря о том, как он выглядел в советское время. "Там же ходить страшно!" — разгневанно воскликнул Юрий Лужков на открытии конкурса реставрации 1998 года. И как воскликнул, так все и исправилось. Чудо — теперь там ходить не страшно, а приятно. Будто павильон только что из Турина вернулся, весь умытый, приодетый и с заграничным запахом. Настоящий Парк культуры получился, и заметьте себе, что здания, выстроенные всего 50 лет назад в Парке культуры, выглядят дряхлее и старше, чем это, а ему, между прочим, без малого 200 лет.
 |
ФОТО: ВЛАДИМИР ДОДОНОВ |
А сейчас как хорошо! Сначала его помыли и почистили, но, между нами говоря, он все равно разноцветной образиной гляделся, как будто переболел кожным заболеванием и коня заразил. Это же старая бронза, еще при царе лили. Сами понимаете, гомогенность заливочной массы при царизме имела крайне невысокие показатели, осложненные комковатостью. И тогда его покрасили коричневой краской. Некоторые говорили, что это варварство, что бронзу не красят, что это смешно, а ничего смешного, между прочим, здесь нет. Напротив, получился аккуратный коричневый господин, собранный, незаметный, без ложного трагизма руководитель петербургского типа. Пустырь засадили анютиными глазками. Очень вышло удачно, как будто император поутру совершает конную прогулку среди анютиных глазок. А не то что "Россию поднял на дыбы". Зачем это? Какой, спрашивается, пример для брачующихся?
Главное, еще и краска осталась, поэтому покрасили Ангела на Александрийском столпе и квадригу на здании Генштаба. Правда, на квадригу краски не вполне хватило, пришлось разбавить, и кони выглядят светлее. Но это не плохо. Теперь Петр, ангел и квадрига — как шоколадки с разным содержанием какао-бобов. Есть такие шоколадки — "Сказки Пушкина", и там "Золотая рыбка" тоже коричневее, чем "О Попе и работнике его Балде". А что для нас Петр I, Александрийский столп и квадрига Генштаба как не захватывающая сказка нашего великого национального поэта Пушкина?
 |
ФОТО: AFP Королева Британии Елизавета II (внизу — с директором галереи Tate Николасом Серотой) попустительствует распространению западной модели псевдореставрации, ярчайшим образчиком которой служит здание Tate Modern — музей, сохранивший все признаки электростанции |
Но тут у нас есть проблема. Юрий Лужков недаром предупреждал нас о возможности проникновения чуждых элементов в нашу архитектуру. Творчески развивая это прозорливое указание, нельзя не отметить, что чуждые нам элементы могут проникнуть и в реставрацию. За примерами далеко ходить не надо. Скажем, в 2001 году королева Елизавета торжественно открыла галерею Tate Modern, отреставрированную хвалеными швейцарскими архитекторами, так называемыми звездами Херцогом и Де Мероном. Они осыпаны международными премиями, а что мы имеем в результате? Новая Tate располагается в старой электростанции, и в результате реставрации она почти не изменилась. Остались старые стены, полы, даже элементы производственных мощностей в виде кран-балки, ездящей через центральный холл. И эту, с позволения сказать, реконструкцию, оставившую в музее все признаки производственного помещения, открывает королева! У нас бы такую халтуру не стали открывать даже на уровне директора департамента.
До сих пор в Италии непревзойденными считаются реконструкции старых зданий под музеи, которые проводил в 70-80-х Карло Скарпа. Возьмем Кастельвеккьо (Старая крепость) в Вероне и сравним ее с таким признанным эталоном нашей реставрации, как новоотделанные залы Большого Кремлевского дворца. В Большом Кремлевском дворце вы нигде не найдете признаков ни старой кладки, ни старых стен, ни старых вещей, ничего, что напоминало бы о прежних временах. Там все рябит от сияния света и богатства. А в Кастельвеккьо обнажена вся кладка, и мы ясно видим недочеты в работе древних каменщиков. В то же время новые витрины, рамы, лавочки, стулья лишь в самом отдаленном виде напоминают древние образцы, они сделаны из металла и стекла и выглядят чужеродными элементами.
И такой способ реставрации распространяется на все, на целые города. Например, сейчас происходит чудовищная акция по очищению всех палаццо города Сансеполькро, родины художника Пьеро делла Франчески, от поздней штукатурки. Да что Сансеполькро, это маленький город. А Венеция? Во время своего исторического визита в Венецию Владимир Ресин предложил снести все эти полуразвалившиеся лачуги, так называемые дворцы, и отстроить их заново. Но это предложение не было даже поставлено на обсуждение на венецианском градсовете.
 |
ФОТО: AFP |
Возьмите в соображение, господа эксперты, вот что. Ведь в древности эти здания совсем не выглядели старыми. И не могли выглядеть, потому что их только что построили. А какой, спрашивается, смысл в реставрации, если здание выглядит не так, как в древности? Не говоря уже о том, насколько затруднено использование здания, с позволения сказать, отреставрированного по методике хваленых горе-экспертов.
К чести московского реставрационного комплекса можно сегодня с уверенностью сказать, что из 830 отреставрированных в Москве зданий нет ни одного, сделанного по так называемой научной методике. Если в советское время отдельные примеры подобных реставраций еще встречались (особо отличилась новгородская школа реставраторов-вредителей), то сегодня эта практика полностью изжита. Все дома выглядят как новые, большинство из них снесено и выстроено заново, в ряде случаев использованы современные строительные конструкции (монолит, металл) и везде — современные отделочные материалы. Эти древние здания простоят еще десятки лет, не требуя ремонта.
Но вот что тревожит. Параллельно с большой государственной работой по реставрации нашей истории некоторые отщепенцы проникаются враждебным нам духом западной реставрации и обгаживают подобным образом места, которые ни в какой реставрации вроде бы не нуждаются. Александр Бродский, например, которого непонятно с чего признали в 2002 году лучшим художником Европы, оформил таким образом несколько клубов, в том числе печально известный ОГИ. Совершенно в том же стиле архитектор Михаил Хазанов оформил так называемый "Клуб на Брестской". Настоящим глашатаем этой моды стал петербургский дизайнер Андрей Дмитриев — он оформил таким образом уже десятки квартир, ресторанов и клубов.
Рассадником враждебного нам стиля является и Музей архитектуры имени А. В. Щусева. Он позволяет себе проводить выставки в так называемом корпусе-руине, который содержится в руинированном состоянии под предлогом недофинансирования. Больше того, тот же стиль проник и в частный жилой интерьер, то есть считается нашими извращенными нуворишами престижным. Они специально обдирают стены до кладки, сохраняют дерево, расчищают старые элементы декора, закрывают все это новейшими витринными стеклами и хранят это как что-то ценное, дополняя новейшей мебелью в стиле хай-тек. И даже не понимают того, что позвать, скажем, украинских или молдавских рабочих, которые бы заштукатурили всю эту труху под ноль, не только гораздо красивее, но и гораздо дешевле.
Таким образом, нельзя не отметить опасности, которая повсюду окружает нашу методику реставрации. В самой России обнаруживается пятая колонна, которая проникается эстетикой старья и вводит подобные настроения в категорию престижной реставрации, необоснованно называя нашу отечественную работу Диснейлендом. Нельзя не отметить эту опасность, но не стоит ее и переоценивать. У нас есть силы с ней бороться, и бороться мы будем ударным трудом. Не теряя темпов, мы в ближайшее время, в течение следующего срока Юрия Лужкова, должны снести столько же памятников, сколько в предыдущее десятилетие, и отстроить их заново. И этот результат не сможет не обратить на себя внимания.