выставка графика
В Музее современной истории России (бывшем — революции) открылась выставка "Марк Шагал. Библейский сюжет". 77 литографий знаменитого художника, сделанных им для иллюстрации Библии, осмотрел ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Выставку каких-нибудь библейских рисунков Марка Шагала можно увидеть почти всегда и почти в любом европейском городе. Будут ли это эскизы его росписей храмов, или эскизы витражей, или рисунки, или гравюры; будет ли это городок в Швейцарии, в Италии, во Франции или в Англии, но где-нибудь в любом путешествии по Европе вы на работы Марка Шагала наткнетесь. В ряду этих выставок московская, представляющая литографии, то есть тиражную графику, из небольшой художественной галереи в немецком городке Бамберге (Кунстгалериен Боттингерхауз), занимает, наверное, последнюю ступень. Если, разумеется, это музейная выставка, а не выставка-продажа (на что намекает как странность места проведения выставки — бывший Музей революции, не имеющий к художественным выставкам особого отношения, так и вызывающая веселое изумление цена билета — 200 руб.). У нас в последнее время прошло несколько таких выставок тиражной графики в странных музеях: достаточно вспомнить прошлогоднюю выставку офортов Гойи в Музее археологии Москвы. Но если же это для потенциальных коллекционеров, то тогда выставка прекрасная.
Библейские рисунки Марка Шагала всегда пользуются большим спросом. Ход, который он придумал, заключался в следующем. Он иллюстрировал Библию не как главную книгу христианской цивилизации, а как эпос еврейского народа. Как грузинские художники иллюстрируют "Витязя в тигровой шкуре", а бурятские — "Гэсэра". Для авангардистской галереи просто выставить и продавать иллюстрации к Библии не вполне комильфотно. Но когда они превращаются в иллюстрации эпоса маленького народа, некогда заселявшего Украину, Польшу и Литву, а теперь оттуда исчезнувшего, это политкорректно и остро одновременно.
Эти обстоятельства немного раздражают, когда начинаешь рассматривать шагаловские литографии. Начинаешь думать над искусственностью всего этого эксперимента. Библия, которую иллюстрировал Марк Шагал, никак не могла выйти ни на иврите, ни на идиш, поскольку в еврейской религиозной культуре существует запрет на изображение. Так что даже если кто-то и способен так понять Библию — как поэтические истории наших прадедушек из Вильно и Витебска, то все равно это не аутентичный продукт, а некая экспортная спекуляция на нем. Библию напечатали на французском — что напоминает историю того же бурятского "Гэсэра", который в письменном виде существует на русском.
У христианина таким образом увиденная Библия, видимо, вообще вызывает чувство смущения. Ну, скажем, лист "Изгнание из Рая". Бог Отец ругается и решительно указывает Адаму и Еве на дверь — они и идут, но при этом Адам совершенно его не слушает, а довольно-таки заметно клеится к Еве, что-то такое соблазнительное ей рассказывает, причем она краснеет не без благосклонности. Бог Отец со своей всклокоченной бородкой выглядит крайне развоевавшимся еврейским дедушкой, а Адам — взрослым сыном, который только что обженился, снял тут неподалеку от Рая комнату и, несмотря на скандал с отцом, все ж таки съехал и сейчас как раз объясняет жене зачем. Если это и имеет какое-то отношение к христианской истории, то по принципу "а моя троюродная тетя Фима рассказывала, что дело было далеко не совсем так".
И тем не менее, даже имея в виду эти разнообразные "но", это смущение и соблазн, эти разнообразные соображения конъюнктур — и галерейных, и коллекционерских, все равно эти образы Марка Шагала производят лично на меня огромное впечатление. Может быть, здесь сказываются поколения предков, живших на Украине, в Белоруссии и Польше.
Я первый раз увидел эти листы на выставке в Равенне. Равенна — это столица раннехристианских мозаик, и все ее храмы: Сан-Витале, мавзолей Галлы Плацидии, арианский баптистерий и баптистерий православных — это поразительное ощущение, потому что это христианское искусство с еще не сложившейся иконографией. Их делали в V и VI веках, и позы, выражения лиц, даже набор сцен и их символическое значение еще не определились или, вернее, определяются прямо на глазах. Марк Шагал удивительно подходил к этой атмосфере. Это христианские сюжеты без христианской традиции, увиденные и нарисованные в первый раз, когда лицо, поза, движение повинуются не некой устойчивой позе, но скорее логике движения цветового пятна. Это то, из чего еще только может получиться традиция. В этих листах есть нерастраченная энергия ликования по поводу того, что все это можно в первый раз увидеть и изобразить, когда как бы еще нет вопроса о том, как это нужно изображать, как правильно это видеть. Главное — просто видеть, просто воспринимать библейскую историю так, что она стоит у тебя перед глазами, и это ощущение уже правильно.
Конечно, в Москве это смотрится несколько иначе. Россия склонна к искусству каноническому. У нас из-за условного вопроса о том, сколькими пальцами креститься и какой перевод с греческого более правильный, произошла национальная религиозная трагедия. Из-за этого свободные композиции Марка Шагала выглядят здесь чему-то противостоящими, открывающими какую-то сомнительную свободу там, где никакой свободы не надо. Они становятся новым религиозным искусством ХХ века, противостоящим окостенелым формам искусства традиционного. Но это следствие появления этих листов в Музее революции. В них самих нет никакого противостояния и никакого отрицания. В них есть радость библейской истории, увиденной в первый раз.