Русские экспортируют Деклана Доннеллана

"Двенадцатую ночь" показали в Париже

гастроли театр


Один из самых удачных московских спектаклей прошлого сезона, "Двенадцатая ночь" в постановке Деклана Доннеллана, совершил свою первую зарубежную гастрольную вылазку — в парижский театр "Близнецы". РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ — о разнице восприятий и о прелестях децентрализации культуры.
       Ласкающее слух любого москвича словосочетание "парижские гастроли" в данном случае необходимо уточнить. Спектакль Международной конфедерации театральных союзов игрался не на Елисейских полях, а в парижском пригороде Со. (Считается отдельным городком, однако граница с соседями условна, как между Текстильщиками и Кузьминками.) Это не значит, что московский спектакль принял непрестижное приглашение. Театры в так называемых рабочих пригородах, кольцом охватывающих Париж,— результат политики культурной децентрализации, взятой на вооружение с 70-х годов прошлого века. Национальная сцена Les Gumeaux ("Близнецы"), получающая поддержку как от министерства культуры, так и от мэрий Со и соседних "кузьминок", в течение года показывает десяток драматических и танцевальных спектаклей — как французских, так и зарубежных. Репертуара и труппы, естественно, нет. Но все проекты — некоммерческие. То есть эта самая политика децентрализации состояла в том, чтобы, не начиная бессмысленную борьбу с коммерцией центральных городских театров, просвещать окраины и насаждать там новые культурные центры. Которые успешно прижились и развились на дрожжах госдотаций, так что теперь парижские театралы, хоть бы и вздохнув от неохоты, покорно едут за искусством в Нантерр или Со.
       Сколько уж сказано о разнице в восприятии театральных произведений "у них" и "у нас", а все равно: очевидные, казалось бы, вещи открываешь для себя с удивлением. Спектакль — как россыпь камней, а публика — как водная поверхность, но круги по ней расходятся вовсе не по законам физики, а по законам культурной ситуации. В Москве вот (рецензию на спектакль Доннеллана Ъ опубликовал 20.05.03) радостнее всех зал встречает комического сэра Эндрю Эгъючика в исполнении Дмитрия Дюжева. А французы сериал "Бригада" не смотрели, лицо господина Дюжева им неведомо, посему актерские работы "Двенадцатой ночи" они судили как бы с чистого листа — без телевизионно-рекламных аберраций, то бишь почти по гамбургскому счету. Или вот стопроцентно мужской состав участников спектакля. Так французов этим не удивишь — они в любом случае не будут гоготать "во-на, мужики бабами переоделись", и никаких ссылок на традиции елизаветинского театра, коими торопились запастись московские рецензенты, французским критикам не понадобилось.
       Смешно сказать, но все три спектакля Большого, одновременно с "Двенадцатой ночью" выступавшего в Париже, собрали меньше печатных откликов, чем одна постановка Доннеллана. Честно говоря, международный успех шекспировского спектакля ("Ночь" имеет уже несколько серьезных приглашений) стал для меня приятной неожиданностью. Интерес к "Борису Годунову", предыдущей постановке Доннеллана с московскими актерами, был понятен: все-таки загадочная русская история, почти не знавшая удачных воплощений трагедия Пушкина etc. Шекспир получился, на мой взгляд, весьма удачным: живым, смешным, щемяще-меланхоличным, но — с точки зрения гастрольной конъюнктуры это именно "но" — по-европейски гладким, безошибочно мастерским и элегантным. В Москве было не углядеть на сцене пресловутой "русской самобытности". Ведь не для того же приглашают наши новые постановки в Европу, чтобы показать, что в России наконец-то научились ставить спектакли европейского качества. Да и недостатка в интерпретациях комедии Шекспира, которую во Франции традиционно играют под названием "Королевская ночь", вроде бы не наблюдается.
       Впрочем, Доннеллана во Франции любят почти так же, как в России. Не то что немцы — этих на мякине доннеланновского шарма не проведешь, мягковат он для Германии и слишком обаятелен (Франция и Германия — главные зарубежные потребители русского театра). Опасность любви как внутренняя тема спектакля наверняка показалась бы немцам пустяковой. А во Франции зыбкость, подвижность и незакрепленность театральной материи пришлась зрителям по вкусу. Вместе с тем в рамках такого своеобразного, свойственного Доннеллану сценического рисунка русские актеры проявили большую уверенность и естественность, чем проявили актеры французские в спектакле "Сид", поставленном несколько лет назад знаменитым английским режиссером для Авиньонского фестиваля.
       Кстати, обстоятельства гастроли добавили в распределение ролей неожиданную краску. Из-за того что Игорь Ясулович выпускал с Камой Гинкасом "Скрипку Ротшильда" (о чем вы можете прочитать на следующей странице), роль шута Фесте в "Двенадцатой ночи" сыграл Евгений Писарев. У господина Ясуловича шут был умудренным жизнью и потому печальным. У господина Писарева вышел, естественно, молодым — подвижным и жадным до жизни клоуном-парадоксалистом. Шут-Ясулович смотрел на выпавшие главным героям пьесы испытания уже со стороны. Шут-Писарев — внутри этой жизни, он оказывается вовлечен в невидимое поле лирических силовых линий спектакля, и оттого сама тема любви обретает еще один, неожиданный, гротесковый, поворот. Продюсер спектакля Валерий Шадрин обещает, что жизнь писаревского Фесте по возвращении в Москву не оборвется.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...