Пять в уме

Дмитрий Стефанович — о том, каким мог бы быть многосторонний режим контроля над вооружениями

В Вене в понедельник стартовали межведомственные консультации между Россией и США по стратегической стабильности. Российско-американский диалог в этой области впервые за последние годы выглядит достаточно интенсивным. И хоть от переговоров в австрийской столице вряд ли стоит ожидать серьезных прорывов, но, возможно, стороны хотя бы начнут немного лучше слышать и понимать аргументацию друг друга.

Научный сотрудник ИМЭМО РАН Дмитрий Стефанович

Научный сотрудник ИМЭМО РАН Дмитрий Стефанович

Фото: Личный архив Дмитрия Стефановича

Научный сотрудник ИМЭМО РАН Дмитрий Стефанович

Фото: Личный архив Дмитрия Стефановича

Целевая задача по превращению двухсторонних консультаций в трехсторонние остается краеугольным камнем американских подходов и камнем же, но уже преткновения в смысле перспектив достижения каких-то соглашений по линии Москва—Вашингтон. Это противоречие нашло отражение и в официальных пресс-релизах: если Государственный департамент США акцентировал значение встреч рабочих групп в контексте выхода на трехсторонние форматы (с подключением Китая), то МИД России подчеркнул двухсторонний характер мероприятий в Вене.

Вместе с тем попытки США втянуть Китай в режим контроля над вооружениями приоткрывает путь к одной из целей, которую еще несколько лет назад поставила перед собой Россия: переводу контроля над ядерными (а в идеале — и неядерными) стратегическими вооружениями в многосторонний, а точнее в пятисторонний формат.

Единственное принципиальное отличие китайских товарищей, с одной стороны, и франко-британских союзников США, с другой,— а именно на него напирают американские коллеги — это долгосрочные тренды развития ядерных сил. Китай постепенно наращивает качественный и количественный состав всей ядерной триады. Франция совершенствует средства доставки имеющегося ядерного арсенала в рамках своей диады из баллистических ракет подводных лодок и крылатых ракет ударной авиации. А в Великобритании продолжается сокращение — опять же, при параллельном качественном развитии ее ядерных сил.

И все же, даже в рамках существующих потолков по Договору о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (ДСНВ), особенно в части развернутых стратегических средств доставки ядерного оружия (не более 700 при фактических 485 по состоянию на март 2020), имеющийся франко-британский арсенал (в сумме порядка 400 развернутых «стратегических» боезарядов) является весьма серьезным фактором.

Но в качестве контраргумента США и НАТО наверняка заявят о российском арсенале «нестратегического» ядерного оружия и угрозе со стороны китайских ракет средней и меньшей дальности, так что «в лоб» такое уравнение не решить.

Структурную асимметрию ядерных арсеналов «пятерки» можно попытаться обойти путем поиска относительно «похожих» элементов. Один из таких элементов — морская составляющая. Стратегические подводные ракетоносцы с баллистическими ракетами стоят на боевом дежурстве во всех пяти странах. Более того, например, Великобритания считает эту составляющую стратегических ядерных сил достаточной для обеспечения ядерного сдерживании.

Конечно, и здесь есть различия, начиная с четырех типов ракетоносцев и минимум трех типов баллистических ракет в России против единой баллистической ракеты подводных лодок (БРПЛ) Великобритании и США. Правда, надо отметить и традиционную рассинхронизацию ядерной модернизации, так что не исключено, что в среднесрочной перспективе уже у западных партнеров будет смесь снимаемых с боевого дежурства «ветеранов» и не в полной мере боеготовых представителей нового поколения ПЛАРБ. При этом опять же особое положение у Китая, который ведет активную «догоняющую» работу и по подлодкам, и по баллистическим ракетам для них.

Но это, что называется, «заклепки», а что с политикой и дипломатией?

Как представляется, несмотря на перечисленные различия, «пятерка» могла бы попробовать выработать определенные меры доверия, а в перспективе и ограничения «морских» ядерных сил.

Во-первых, стороны могли бы обсудить варианты взаимных уведомлений об испытательных пусках БРПЛ, тем более подобные соглашения (разной степени детальности и «покрытия») существуют, например, между Россией и США, а также Россией и КНР.

Во-вторых, стороны могли бы попытаться договориться об ограничении единовременного числа ПЛАРБ на боевом патрулировании. Конечно, это намного более амбициозная задача, и коэффициент оперативной напряженности между странами различается.

Так, например, в России уже особо и не стесняются говорить про «боевое дежурство от причала».

Но почему бы не попробовать поискать взаимоприемлемые варианты? Тем более угроза обезоруживающего или обезглавливающего удара условными «Трайдентами» по настильной траектории с короткого расстояния воспринимается вполне серьезно, и исключить такой путь (см. «Норвежский ракетный инцидент-1995») непреднамеренной эскалации представляется весьма важной задачей для всех ядерных держав.

Наконец, до настоящего времени не ставится под сомнение заявление «пятерки» 2000 года на полях Обзорной конференции Договора о нераспространении ядерного оружия о том, что «ни одна из наших ядерных ракет не нацелена ни на какое другое государство». Технологически эта инициатива решается, вероятно, в соответствии с принятыми процедурами в каждой стране, но в части БРПЛ здесь может быть больше общего, чем различий. Соответственно, нельзя исключать варианты добровольной транспарентности в этой области, а в перспективе — и верификации такого обязательства.

С ядерным оружием мир живет вот уже 75 лет. Всеобщее разоружение, равно как и разоружающие удары великих держав друг по другу, представляется весьма маловероятным событием.

С учетом все более сложной военно-политической обстановки в глобальном масштабе нужны новые, смелые инициативы по поддержанию стратегической стабильности, базирующиеся на опыте и достижениях двухсторонних соглашений.

В связи с этим продление действующего ДСНВ является важнейшей задачей. Более того, это ключевое условие для возможного создания новых многосторонних режимов контроля над вооружениями. Идеальных соглашений в этой области не бывает, но те, что были подписаны, стали примерами эффективных совместных усилий по выработке компромиссных решений, укрепляющих безопасность всех участников. Разрушение многих из них, в свою очередь, подчеркивает утерю таких навыков, что само по себе является угрозой международной безопасности в наиболее широком смысле этого слова.

Фотогалерея

История большого взрыва

Смотреть

Дмитрий Стефанович, научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, внештатный научный сотрудник Института исследования проблем мира и безопасности при Гамбургском университете (IFSH), сооснователь проекта «Ватфор», эксперт РСМД

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...