Эмпирических данных, характеризующих связи между экономическими факторами и ощущением счастья, крайне мало. Этот пробел отчасти восполняет недавнее исследование ученых из BRIQ Institute on Behavior & Inequality, Германия, и Harvard Business School, США, о том, как просоциальное поведение влияет на эмоции человека. Выводы оказались неожиданными: в долгосрочной перспективе просоциальное поведение отнюдь не дает устойчивого ощущения счастья. Но разработчики социальных программ могут продлить действие положительных эффектов.
Фото: Максим Кимерлинг, Коммерсантъ
Фото: Максим Кимерлинг, Коммерсантъ
В исследовании приняли участие около 600 студентов Университета Бонна в Германии. «Мы заплатили участникам в общей сложности €40,8 тыс. и направили на благотворительность €111,3 тыс.»,— отмечают авторы работы.
В краткосрочной перспективе результаты исследования подтверждают гипотезу о том, что просоциальное поведение положительно влияет на самооценку и настроение человека: 60% испытуемых выбрали просоциальную лотерею и чувствовали удовлетворение вне зависимости от результатов розыгрыша. Однако уже через месяц ситуация изменилась. Не только те, кто выбрал эгоистичную лотерею, но и те, кто выбрал просоциальную лотерею, сообщили о значительно более высоком уровне счастья, если в итоге они получили деньги, а не спасли жизнь. «С течением времени эффект положительных эмоций и мыслей исчезает. Напротив, деньги могут быть постоянным источником счастья, если их тратить постепенно»,— делают вывод ученые.
«Эксперимент уточнил данные предыдущих исследований, в которых показано, что просоциальное поведение способствует росту счастья,— говорит завлабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ Эдуард Понарин.— Если, как в этом эксперименте, за помощь другим нужно платить из собственного кармана, как бывает в жизни, то это приносит лишь краткосрочный эффект». Чтобы этот эксперимент был более приближен к реальной жизни, его следовало бы усложнить, например рассмотреть последующие взаимоотношения между спасенным и жертвователем, отмечает ученый. «Выражает ли спасенный благодарность за свое спасение и каким образом? От этого зависит, возникнет ли чувство, что ты ничего не получил за свой поступок, которое, видимо, и способствует выветриванию положительного эффекта со временем, обнаруженному в эксперименте»,— считает он.
Заместитель заведующего лабораторией сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ Анна Алмакаева считает, что к результатам этого эксперимента нужно относиться осторожно: «Наверняка мы знаем только следующее: на данной небольшой выборке и в отношении данного конкретного типа поведения эффект выбора спасения жизни, а не собственной выгоды через месяц после эксперимента может оказывать негативное воздействие на уровень счастья. Будет ли этот эффект таким же, если использовать другие суммы и другие условия эксперимента? Если проводить эксперимент в другой стране (не в Германии) или на выборках с другим социальным статусом или возрастом? Если испытуемым будет предложен другой вид просоциального поведения? Сохранится ли обнаруженный негативный эффект более длительное время? Ответы на эти вопросы можно будет получить лишь после проведения дополнительных исследований».
Все же некоторые практические выводы из этого исследования можно сделать уже сейчас, считает профессор экономического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Ольга Антипина: «Авторы исследования обращают внимание на три эффекта просоциального поведения: ситуационный эффект (счастье от осознания того, что пожертвование может спасти жизнь человека), эффект самооценки (мысль о том, что «моральный поступок — это правильно»), а также эмоциональный эффект (чувство «душевного тепла»), который положителен только тогда, когда выбор просоциальной линии поведения приводит к желаемому результату. Однако в долгосрочном периоде действие этих эффектов ослабевает, а эгоизм, напротив, усиливается. Но разработчики благотворительных программ могут продлить действие положительных эффектов. Например, если даже спустя продолжительное время они будут публично упоминать имена спонсоров, поздравлять их с важными праздниками и приглашать на мероприятия».
Президент Московской школы управления «Сколково» Андрей Шаронов обращает внимание на различия в таких понятиях, как «счастье», «осознанность», «удовлетворение»: «Я изучал похожее исследование, где авторы описывали тех, кто оценивает свою жизнь как счастливую или осознанную. Для первой категории характерно испытывать большее удовлетворение от получения, вторая больше про отдачу. Что важно: осознанная жизнь не означает, что она несчастнее. Отличие — в разном отношении к использованию ресурсов. Подобный подход, возможно, применим и к исследованию, проведенному в Германии: те, кто испытывает большую радость от получения денег, подарков или внимания, относятся к "счастливым", а другие — к "осознанным". Мне же больше нравится говорить не про счастье, а про удовлетворение. Счастье — острое и кратковременное чувство, его источники вне человека. Удовлетворение — глубинное и длящееся, осмысленное и мотивированное, его источники внутри человека».
Запрос на прикладные исследования в области «экономики счастья» растет. Вопрос взаимосвязей между объективными показателями экономического благополучия нации и субъективными оценками людей своего счастья требует дальнейшего изучения, считает Эдуард Понарин. По его словам, неудовлетворенность жизнью и низкий уровень счастья способствуют не только алкоголизму или наркомании отдельных людей, но и делают всю социальную систему нестабильной. Впрочем, деньги, по словам Аллы Алмакаевой, относятся к так называемым гигиеническим факторам мотивации. Их отсутствие гарантирует низкий уровень счастья, но высокий доход не обязательно делает людей счастливыми. Так, считает эксперт, счастье и субъективное благополучие задают гуманистический и гармоничный ориентир развития, к которому следует стремиться.