Тугарин Змей и денежная реформа

Дмитрий Бутрин о том, почему мы все так странно реагируем на слухи о деньгах

Не имеет значения, когда следует писать такой текст и по какому поводу. Формально уместно делать это примерно раз в год-полтора. Примерно с такой частотой в нынешнем российском обществе вспыхивают толки об обмене денег, денежной реформе или деноминации. Но на деле такое уместно писать (а тем более публиковать) совершенно в любой момент. Мало того, для большинства читателей будет совершенно неважно, что в нем будет написано по существу, и они в этом совершенно правы. Еще ни один «рассудочный» текст, написанный на русском языке и посвященный теме «денежной реформы», не был прочитан так, как это предполагал автор.

Функция таких текстов — давать пищу воображению в темах, которые любой подданный России безошибочно и чисто интуитивно выделяет из всей совокупности возможных информационных тем, и далее служить предметом как исследования скрытых возможностей собственной психики, так и особого рода социальной коммуникации, которая, возможно, и делает нас народом.

Поэтому обстоятельства времени и места совершенно неважны. Что с того, что на прошлой неделе неважно какой аналитик (да и аналитик ли) неважно какой инвестиционной компании (может, и банка) где-то (кажется, в газете, но не уверен) написал что-то про все вот это вот. Допустим, что это произошло не 11 июля 2020 года, а 27 марта 2019 года или даже этому предстоит случиться 3 мая 2022 года. И написал этот человек на этом заборе даже не «деноминация», а «девальвация» или, напротив, «констелляция денежных знаков». И пускай даже и не в виде предложения не пойми кому, а в виде утверждения о некоем тайном знании о том, что далее некие власти будут делать с некими деньгами. Видите, вам уже интересно.

Денежные реформы в России: несправедливые обмены, изъятия, ограничения и тайные приготовления

“Ъ” изучил, как меняли раньше деньги

Смотреть

Я, собственно, хочу предложить вам свое объяснение, почему вам это интересно. Это не очень обычный механизм. Во всяком случае, мне кажется, характер этого любопытства совершенно иной, нежели обычное и рациональное беспокойство человека за собственное будущее.

Казалось бы, что может быть рациональнее, чем с особым беспокойством именно в России относиться к употреблению кем-либо словосочетания «денежная реформа»? Ведь достаточно было только в XX веке трех: старые деньги стараниями государства перестали что-либо стоить еще на памяти наших родителей!

На самом деле нет, конфискационными были реформы 1947 и 1991 годов, но не деноминация 1961 года. При этом крушение денежной системы в ходе революции и Гражданской войны в 1917–1921 годах было гораздо более масштабным. Но в памяти народной практически не отразилось. Как и конфискация банковских сбережений в 1918 году (мне неоднократно приходилось приводить в ступор собеседника простым утверждением, что в России до 1917 года существовали банковские счета для физлиц и ими в городах пользовались не только миллионеры).

Происходившее в гораздо более приближенное к нам время, в 1990–1994 годах, по моим наблюдениям, также осталось в этой коллективной памяти в настолько искаженной форме, что содержательный разговор об этом почти невозможен. Например, попробуйте найти в памяти ответ на очень простой, казалось бы, вопрос: когда и при каких обстоятельствах исчезли из обращения советские банкноты «с Лениным»? Это случилось в начале 1992 года? В конце 1993 года? Запрещал ли кто-либо ими пользоваться? Обменивали ли «старые советские деньги» на «новые российские»?

Фотогалерея

История бумажных денег в России — в фотогалерее “Ъ”

Смотреть

Между тем денежная реформа второй половины 1993 года не то чтобы не проводилась, была по своим свойствам совершенно такой же конфискационной, как реформы 1947 и 1991 годов. Да и устроена была почти так же.

Но много ли даже очевидцев этих событий делились потом с детьми своей ненавистью к главе Банка России Виктору Геращенко, который был демиургом и этой полузабытой реформы, и гиперинфляции 1992–1994 годов (которая технически и была тем злым колдовством, уничтожившим «советские сбережения»)? Обычно за это клянут Егора Гайдара, но часто и Анатолия Чубайса. Последнего, кажется, просто так.

С другой стороны, если неважны такие подробности, если ограбленные и сами не помнят, сколько и чего у них украли, то, видимо, речь идет не о собственно краже, а о более сложной истории.

Вопрос о том, кто украл, действительно, довольно сложен. Во всяком случае, мне не приходилось сталкиваться с удовлетворительно логичной народной версией финансовых катастроф последних веков. Вообще, отношение народа к денежной системе России и за пределами почти века советской власти несколько романтизируется.

Например, всякий грамотный человек знает, что курс рубля в середине XIX века был разным при исчислении на серебро и на ассигнации (оставим в стороне вопрос о том, что такое ассигнация, уверяю, это вас запутает — считайте, что это просто синоним банкноты). И кто-то даже вспомнит хрестоматийную семитку, которой и в XX веке (в основном, конечно, интересничая) иногда называли двухкопеечную монету. То, что 2 копейки на серебро до реформы Канкрина в 1840-х были 7 копейками на ассигнации, еще можно себе представить. Но можем ли мы себе представить крестьянина, легко и без потерь для себя переводящего курс бумажных денег в серебро при покупке лошади в городе?

Что думал даже и городской житель в Москве конца XIX века, когда узнавал, что полуимпериал, на котором написано «5 рублей»,— это на самом деле 7,5 рубля серебром, а единственным видом денег, которые принимались в обычных сделках суммой от 3 до 25 рублей без согласия второй стороны, были серебряные рубли, которых, отметим, в обращении почти не было, поскольку серебра в них было сильно больше, чем в серебряной мелочи (5, 10, 25 копеек — 50% серебра, в 1 рубле — 90%), и в цене металла они были дороже, чем на них написано. Их изымали из оборота купцы, умеющие получить истинную цену при сделках с Китаем.

Если вам некуда потратить несколько часов, попробуйте составить для себя удовлетворительную схему курсовых отношений в XIX веке бумажных, золотых, серебряных и медных денег, их эволюцию и применимость этих отношений к разным типам бытовых сделок: купить пять пудов пшеницы, корову, дом, уплатить подати, снять жилье, получить наследство. Уверяю, вам не будет скучно.

И эта сложность для России скорее правило, чем исключение (и не только для России — во многом описываемое есть феномен интернациональный).

Мир твердых, понятных простому населению и относительно стабильных денег — это в России / на Руси лишь несколько отрезков длиной в десятилетия на протяжении многих веков.

Во всех остальных случаях государство так или иначе играло с подданными в монетки самыми разнообразными способами и, поскольку это государство, по крайней мере не оставалось в проигрыше. Со времен Медного бунта (лето 1662 года) народных восстаний против очередной «денежной реформы» здесь не наблюдалось.

Монеты из клада, обнаруженного в Москве в Кадашевской слободе, времен Медного бунта (XVII в.)

Монеты из клада, обнаруженного в Москве в Кадашевской слободе, времен Медного бунта (XVII в.)

Фото: РИА Новости

Монеты из клада, обнаруженного в Москве в Кадашевской слободе, времен Медного бунта (XVII в.)

Фото: РИА Новости

Тем не менее есть все основания полагать, что наши общие специфические отношения с денежной системой, проявляющиеся в том числе в болезненном возбуждении при любых изменениях ее формата,— это не столько психологическое наследие «павловской конфискации» весны 1991 года, наложившейся на давно и прочно забытую реформу 1947 года, сколько своеобразное отражение в коллективной памяти всей истории денежных взаимоотношений государства и общества. И шире — общества и экономики. Здесь бессмысленны и даже вредны для физического лица рациональность и рассудочный подход.

Экономические знания даже в той несовершенной форме, которую они имеют сейчас, еще очень долгое время будут достоянием очень узкого круга людей со специальными знаниями и образованием. К тому же независимость центробанков в XX веке, о чем мало кто пишет,— это во многом всемирная (не слишком удачная) попытка государств преодолеть ту часть экономической нестабильности, которая неизбежно генерируется постоянными намерениями государства обеспечить процветание подданных очередными нововведениями в сфере денежного обращения. Чаще всего лишь в ЦБ понимают, к чему приведет очень умная мысль очередного правительственного чиновника в отношении денег. Впрочем, и это не всегда работает.

Поэтому неудивительно, что при любой попытке хотя бы обсудить что-то в отношении денежной системы у любого жителя России в голове включается особая лампочка, означающая подключение довольно архаичных пластов психики.

Это совсем не от недостатка знаний. Ровно так же они подключаются и у академиков. От этого, уверен, не свободны и руководители Банка России. В этой сфере сознания помимо «денежной реформы» (это сугубо условное название; деноминация, безобидное удаление с банкнот какого-то числа сгенерированных инфляцией нулей, в этой логике столь же опасно) такие понятия, как «война» и «военный призыв», «тюрьма / суд / репрессии», «больница / медицинские манипуляции», «стихийное бедствие», «смерть / похороны», «голод».

Поэтому вы правы, когда не применяете к случайно появившимся сигналам «денежной реформы», неважно, имеющими значение или не имеющими, обычную логику. Тексты, которые посвящены этим событиям, всегда будут иметь ту же логику, что и фольклорные произведения. Считываться в них будут не столько цифры, сколько туманные и неверные знаки: «этот сказал, а он лысый, лысым веры больше, а вот тут говорят какое-то нерусское слово, это не к добру, а вот тут улыбаются, это странно».

1991 год. Очередь в сберегательную кассу из желающих обменять деньги

1991 год. Очередь в сберегательную кассу из желающих обменять деньги

Фото: РИА Новости

1991 год. Очередь в сберегательную кассу из желающих обменять деньги

Фото: РИА Новости

Обсуждение этих тем продуктивнее не с теми, кто объективно что-то может понимать в текущей политической или экономической ситуации, а с теми, кто имеет больший «бытовой» авторитет, кто занимал бы в традиционном обществе более высокое и надежное место в социальной иерархии. Эмоции, получаемые вами в этих обсуждениях, нужны вам не для того, чтобы спасти себя от коварных планов Эльвиры Набиуллиной (их нет, но это полностью неважно), а для того, чтобы ощутить себя частью общины, умеющей защищаться от напастей.

Дополню только, что толки и слухи о денежной реформе распространяются в тех же социальных средах и по тем же цепочкам, что и новые идеи в рамках «теории заговора» и конспирологического образа мысли.

В этом же ряду и «крах доллара», и «запрет золота», и «прививки», и «цифровые коды», и творческое развитие ксенофобии, и многое другое. Это неприятная часть коллективной психологической архаики. От безудержной эксплуатации этих механизмов властью нас спасает только то, что она откровенно побаивается огромной и непредсказуемой силы, заключенной в этих пластах сознания.

Если с этим экспериментируют, то очень осторожно: культ Победы — наиболее освоенная территория, есть (еще очень осторожные) игры вокруг репрессивно-уголовной политики и биополитики, которые также в этой сфере. Но в целом это место, где экспериментировать боятся и в которое идут, когда все остальное не работает.

Напомню лишь, что приснопамятный ГКЧП в отчаянном положении включил в состав своей программы элемент такой же по масштабу мифологической конструкции — обещание выдать каждой семье по приусадебному участку. Летом 1991 года пытаться эксплуатировать дореволюционные страсти по «барской землице» — казалось бы, смешно? Но, как указывал Иосиф Бродский, «мистика есть признак неудачи». К колдовству (а в понимании народном денежная реформа — это акт темного колдовства) прибегают лишь тогда, когда все научные средства исчерпаны.

И хотя экономические манипуляции всегда формально рациональны, дело не в этом, а в том, что об этом думает испуганный вторжением в эти сферы гражданин. А рабочий он или академик — неважно: действует одинаково и непредсказуемо.

Наконец, информация о денежной реформе вам абсолютно не нужна. Если я скажу вам, что ее не будет, вы же не поверите? Вот и не верьте. Да даже если и будет — вспомните, вы ведь и не такое переживали.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...