Рассказывает Сергей Ходнев
Большой театр представляет на основной сцене свою главную премьеру текущей зимы — оперу Чайковского "Мазепа". Хотя именно в Большом ровно 120 лет назад прошла премьера этого произведения, ныне "Мазепа" — редкий гость на главной московской сцене: последний раз оперу ставил 20 лет назад Сергей Бондарчук. Очевидную громкость премьере придает еще и имя режиссера: это не кто иной, как Роберт Стуруа, многочисленные работы которого в драматическом театре общеизвестны и знамениты. Так что "Мазепа" продолжает дело, начатое другим театральным режиссером, Эймунтасом Някрошюсом, поставившим в Большом "Макбета". Только в отличие от арендованного "Макбета" "Мазепа" — спектакль целиком "свой", с самого начала заказанный Большим Роберту Стуруа. И хотя Роберт Стуруа в музыкальном театре не совсем новичок, премьеру оперы Чайковского в его постановке ожидают с волнением. Как знать, не превратится ли с этого момента "Мазепа" — отнюдь не самая репертуарная опера в творчестве Чайковского — во вновь обретенную классику Большого, как это произошло не так давно в Мариинке (хотя, казалось бы, в 1884-м эту оперу там принимали вяло)."Мазепа" — переложение на оперный язык "Полтавы" Пушкина, что по нашим временам отдает одновременно и экзотичностью, и анахронизмом: сейчас-то и поэма едва держится в школьной программе, и сама фигура Ивана Мазепы в пылу националистической полемики стала далеко неоднозначной. Но, во-первых, эта опера не про национализм, а во-вторых, экзотичность обманчива. Пушкинская поэма взволновала не одного композитора, и, кажется, еще и до Петра Ильича количество опер на сюжет "Полтавы" составляло полдюжины. Однако же никто, кроме Чайковского, не решился назвать оперу "Мазепа". Человек, которому в "Полтаве" "гремит анафема в соборах", на протяжении XIX века по-прежнему оставался хрестоматийным образцом предателя и злодея. Хотя люди образованные наверняка знали, что к образу гетмана-изменника обращались и европейские романтики: одноименные опере Чайковского поэтические произведения есть у Байрона и Виктора Гюго (а русское общество трудно заподозрить в невнимании к творчеству двух этих поэтов), причем трактовка главного героя у них весьма далека от простого сгущения красок. "Императорские театры" (как именовались главные оперные сцены двух столиц) — так уж требовал статус — должны были отличаться безукоризненным репертуаром, и теоретически даже по поводу названия оперы Чайковскому могли сделать замечание. Но не сделали. Вероятно, потому, что композитор при всех своих странностях не очень зарекомендовал себя в качестве бунтаря или фрондера, а Пушкин в годы Александра III уже представлялся "священной коровой".
И потом, всем известно, что у Чайковского в операх "по Пушкину" исходное произведение редко предстает совершенно неизменным. Но "Мазепе" в этом смысле повезло больше, чем, например, "Пиковой даме". Из "не пушкинского" развита только трогательная линия любви Мазепы к Марии, соперник гетмана Андрей превращен из бледной тени в полноценный персонаж, переосмыслены для большей сценической убедительности некоторые эпизоды. И еще приписан новый финал: удирающий с полтавского поля Мазепа сталкивается с Андреем, пристреливает его и скрывается, а потом умирающего казака находит сошедшая с ума Мария и поет над ним, принимая его за задремавшего ребенка, трогательную колыбельную. И все, занавес. Хоть и отмечали, что размах описываемых Пушкиным исторических событий заставил Чайковского дополнять картины личной драмы героев тяжеловесным арсеналом исторической оперы (оркестровыми и хоровыми эпизодами, увенчанными "симфоническим антрактом" "Полтавский бой"), а все-таки развязка зачищена от общественно-политических обстоятельств. Если совсем отвлечься от этих самых обстоятельств — по абсолютному качеству музыки "Мазепа" не очень-то проигрывает "Евгению Онегину". Это знают даже на Западе, где средний зритель плохо себе представляет, что такое эта таинственная "mazepa", но все равно при случае ходит на спектакли (пускай чаще всего гастрольные) и покупает записи оперы. Быть может, теперь, когда "Мазепа" предстанет не запылившейся диковинкой, а серьезной работой, достойной великого композитора и известного режиссера, проклятие маргинальности и нерепертуарности будет с оперы снято.
Большой театр, 30 января, 1 февраля (19.00)