Бывшему журналисту “Ъ” Ивану Сафронову может грозить до 20 лет тюрьмы. Его подозревают в госизмене. Сейчас советник главы «Роскосмоса» находится в «Лефортово». По версии следствия, Иван Сафронов передавал данные о военном сотрудничестве России и стран Ближнего Востока чешским спецслужбам, конечным получателем информации якобы были США. Обвинение считает, что бывшего журналиста завербовали в 2012 году. Иван Сафронов не признает вину, он связывает свой арест с журналистской деятельностью.
Фото: Иван Водопьянов, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Иван Водопьянов, Коммерсантъ / купить фото
Чтобы доказать, что человек действительно передавал кому-либо секретные сведения, нужно провести экспертизу. Как правило, этим занимаются ФСБ или Минобороны, а сторона защиты не имеет к этой информации доступа, поэтому доказать невиновность зачастую сложно, рассказал старший юрист «Команды 29» Максим Оленичев: «Люди не до конца понимают, что такое государственная тайна, потому что у нас существует Федеральный закон “О государственной тайне”, на его основе существует указ президента, в котором определены общие категории сведений, которые могут быть отнесены к государственной тайне. И на основе этого указа отдельные министерства и ведомства составляют свои списки о сведениях, которые могут составлять государственную тайну, которые засекречены и которые также содержат достаточно общие формулировки.
Списки сведений, составляющих гостайну, секретны. Для того чтобы установить, составляют ли сведения, которые были переданы, гостайну или нет, проводится так называемая экспертиза, которую проводят специалисты, имеющие доступ к государственной тайне. Как правило, это ФСБ, Минобороны.
Роль адвокатов здесь как раз пытаться доказать, что те сведения, которые были переданы, они не являются сведениями, составляющими государственную тайну. Сейчас статья “Государственная измена” начинает применяться таким образом для того, чтобы неугодных, оппозиционных, может быть, журналистов и общественных деятелей подвести под состав уголовного преступления.
У защиты есть возможность участвовать в постановке вопросов на эту экспертизу, отводить экспертов. Но по практике рассмотрения дел практически никогда следователи не включают те вопросы, которые защитники предлагают, и не отводят кандидатуры экспертов, то есть получается достаточно внутренняя кухня следствия, не всегда суды допрашивают экспертов в судебном заседании, когда уже рассматривается обвинение в отношении конкретного лица. Это тоже может являться нарушением европейских стандартов. Но, к сожалению, практика такая российских судов, когда в закрытом процессе всячески пытаются рассмотреть дело достаточно быстро и при этом стороне защиты не предоставляют тех же самых возможностей, которые имеются у стороны обвинения.
Обвинению при этом нужно доказать факт передачи этих сведений, направление какого-либо письма по конкретному электронному адресу. ФСБ, допустим, может установить, что адрес получателя этого электронного письма принадлежит лицу, которое сотрудничает, допустим, с другими спецслужбами. Этого будет, в принципе, достаточно для того, чтобы выдвинуть обвинение».
Следствие считает, что Сафронов передал секретные данные через интернет. Информации о том, от кого он мог их получить, в деле нет. В целом в деле отсутствуют и другие доказательства вины Ивана Сафронова, говорит его адвокат Олег Елисеев: «Лицо может совершить государственную измену не только путем выдачи совершенно секретных сведений, но самый главный здесь критерий — данные действия должны быть направлены против безопасности Российской Федерации, то есть доказывается не только наличие или отсутствие гостайны, но и возможный вред, может ли быть в результате разглашения этих сведений причинен вред Российской Федерации.
Для ФСБ, к сожалению, в последнее время практика непредоставления доказательств становится частой, хоть и нельзя сказать, что нормальной. Раньше материалы были более полные, более подробные. Если раньше мы могли видеть порядка 100-150 листов, сейчас мы видим, к сожалению, десятки листов. Работать с этим непросто, но работать можно. Соответственно, эти сведения сторона защиты получает в ходе следствия. Периодически мы строим какие-то свои домыслы, пробуем сразу отрабатывать несколько версий. Обычная полноценная адвокатская работа.
Случаи, когда статься о госизмене применялась против журналистов, работающих с информацией, были, но довольно-таки давно, в 2000 годы. То есть ее можно использовать против журналистов, поскольку они чаще всего пишут про довольно-таки горячие темы, в том числе работают с источниками, то есть фактически какие-то сведения можно тоже причислить к гостайне, если те же самые экспертные учреждения решат, что в них содержатся данные, составляющие государственную тайну».
Журналисту невозможно самостоятельно проверить, являются ли полученные им данные секретными или нет, говорит главный редактор Agentura.ru Андрей Солдатов. Главным образом, ответственность должны нести не представители СМИ, а те, кто гостайну разглашает, считает эксперт: «Когда государство создает намеренно такие серые зоны с помощью крайне широких формулировок, тот, кто вынужден жить по этим правилам, а в данном случае мы говорим о журналистах, вынуждены куда-то идти, обращаться, спрашивать совета, как можно писать, а как нельзя. То есть возрождается немножко советское правило: прежде чем что-то сделать, пойди и спроси разрешения. А у нас, в принципе, в стране нет предварительной цензуры уже много-много лет. Но подобные формулировки и, к сожалению, уголовные дела, как то, что мы сейчас видим, подталкивают нас всех к тому, чтобы мы в том или ином виде возрождали эту идею предварительной цензуры и спрашивания совета у компетентных товарищей, что совсем несовместимо со свободной журналистикой.
Но, конечно, в первую очередь, под расследование должны подпадать те люди, которые точно знали, что информация, которой они делятся, является секретной, опасной для безопасности государства. Это или секретоносители, или чиновники в высоких погонах, которые точно знают, к каким последствиям может привести раскрытие подобных сведений и информации широкой публике. Их должны спрашивать, почему они там что-то сказали, и так далее. У журналистов нет возможности проверить, насколько эта информация опасна.
В то же время, очень сложно будет рассекретить это дело.
С другой стороны, были случаи на нашей памяти, когда даже в очень сложных ситуациях по очень серьезным обвинениям людей все-таки отпускали.
Вспомним дело Давыдовой, которую обвиняли в очень серьезных преступлениях, но благодаря общественному давлению, общественной кампании удалось дело прекратить. Поэтому, конечно, шанс все равно остается, но он очень, к сожалению, небольшой».
Все материалы по делу Ивана Сафронова засекречены, заседания проходят в закрытом режиме. Обвинение Сафронову предъявят в понедельник. Статью 275 «О государственной измене» юристы называют одной из самых тяжких в российском законодательстве. Но на практике все же бывают случаи, когда обвиняемым удается доказать свою невиновность, отмечает адвокат Евгений Губин: «Для того чтобы разгласить, необходим доступ к этим сведениям. Человек не может разгласить, если у него нет доступа. Все это проверяется, устанавливается. Как правило, у нас спецслужбы кричат, что везде все это гостайна, но не все сведения часто потом оказываются гостайной. Были такие случаи, что, допустим, мои подзащитные доказывали, что сведения публиковались в открытых источниках и гостайной на самом деле не являются».
В поддержку Ивана Сафронова выступили многие российские журналисты. Накануне они провели у здания ФСБ на Лубянке серию одиночных пикетов. Всех участников пикетов, около 30 человек, задержали. Среди них были журналисты “Ъ”, «Ведомостей», «Проекта» и Reuters, а также сотрудники «Открытой России» и правозащитники из «Трансперенси Интернешнл Россия». Ближе к ночи всех задержанных отпустили.