выставка раритеты
В январе 1654 года рада (съезд) запорожских казаков в городе Переяслав решилась попроситься в подданство русскому царю Алексею Михайловичу. Это 350-летней давности событие, в учебниках именуемое "Воссоединение Украины с Россией", чествуется выставкой, открывшейся в Историческом музее. Только подзаголовок у нее чуть более корректный: "К 350-летию вхождения Левобережной Украины в состав Российского государства". Рассказывает СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ.
Нет, это совершенно не официозная и ни в коем случае не шовинистическая выставка. Но мучительное присоединение украинских земель она трактует исключительно как факт русской истории — это да. Может быть, из деликатности. В самом деле, неловко было бы приглашать на официальном уровне к выставочному сотрудничеству украинскую сторону — на Украине еще с начала прошлого века принято историческое решение Переяславской рады воспринимать просто как вынужденный дипломатический реверанс. И никакое не воссоединение, Боже вас упаси. Но и без украинской стороны, как оказалось, в проведении такой выставки вполне можно обойтись; немало экспонатов по такому случаю отыскивается в самом ГИМе и еще больше — в Российском архиве древних актов (РГАДА). Эти учреждения вдвоем и сделали всю выставку, что, конечно, с точки зрения статусности события немножко удивительно: недавняя кремлевская выставка в честь юбилея российско-британских отношений, при всей своей камерности, насчитывала добрую дюжину участников.
В первом зале, где рассказано о самих событиях освободительной войны, участие РГАДА даже превалирует: сплошные документы, разбавленные редкими гравюрами и старинными картами Украины с латинскими экспликациями. Для кого-то, может быть, и скучновато. Русские документы XVII века немало проигрывают от того, что их экспонируют в чистом виде, без приложения расшифрованного текста. В таком виде обрезки архивных столбцов, разглаженные и проклеенные, смотрятся просто аккуратными бумажками цвета жирных сливок с аккуратными (если это слово уместно прилагать к скорописи XVII века) порыжевшими строчками. Не лишено эстетичности, но все же жаль, что посетитель лишается возможности вовсю оценить трогательную стилистику допетровского делопроизводства. И, что куда значительнее, возможности оценить всю остросюжетность событий 1650-х.
Украинская националистическая историография, безусловно, была права, когда представляла Богдана Хмельницкого не пропагандистом братства славянских народов, а политиком циничным и прагматичным. Эдаким, что ли, Макиавелли с усами, чубом и гетьманской булавой. Не успела Европа очухаться после мясорубки Тридцатилетней войны, как на Днепре разгорается новый конфликт, куда последовательно втягиваются помимо главных антагонистов (казаков и Польши) Крымское ханство, Османская империя, Молдавия с Валахией, Трансильвания, Россия и даже Швеция. Еще чуть-чуть, и в бурлящие события на территории от Балтики до Черного моря, казалось, были готовы полезть еще и Венеция с Габсбургами, которым, конечно, было не до казацких свобод, но зато очень хотелось прижать турецкую агрессию. И было бы крайне наивно думать, что мысль о союзе с Москвой как-то сразу пришла в голову гетьмана и прочно там засела: в качестве союзников он успел за несколько лет перепробовать едва ли не все вышеперечисленные государства. Да и в Москве не были абсолютно уверены, что из-за запорожского интригана так уж непременно нужно ввязываться в войну с Речью Посполитой. И понадобилось неимоверное количество запыхавшихся гонцов с дипломатической почтой, ходатайств третьих лиц в виде шнырявшего между Турцией и Россией греческого духовенства, шпионских сводок, стратегических обстоятельств и просто случайностей, чтобы в Переяславе казачество все-таки решило подать заявку на вступление под "высокую царскую руку".
Дальнейшая неразбериха в регионе и многочисленные переходы различных украинских территорий из рук в руки освящены более пунктирно. Но зато в следующем зале геополитика уступает место культурному обмену. Опять же жаль, что пышные барочные цветы украинской культуры того времени представлены несколько обобщенно — немного книг, немного иконописи, даже немного народных вышивок для наглядности. Но этого все-таки хватает, чтобы напомнить о том, как основательно выходцы из Малороссии (как их неуважительно называли, "приезжие нехаи") отметились в русской культуре того времени. Этот раздел после суматошной дипломатической возни — сущее отдохновение, до того там все оптимистично, красочно и богато (даже тянет в последнем слове употребить характерное фрикативное "г"); да только устроители оказались слишком честны и принципиальны, чтобы юбилейную выставку закончить таким радостным, как украинская колядка, аккордом. Финал куда грустнее — история ликвидации старинных украинских свобод и насильственной стрижки Малороссии под общеимперскую гребенку, предъявленная опять-таки в картах и грамотах,— грустный финал. Уж совсем не колядка. Скорее песенка, которую потомки отчаянных участников Переяславской рады распевали после введения Екатериной II крепостного права на вольных казацких землях: "Катерына, вража маты, шо ты наробыла!"