Странно чувствовали себя автолюбители Москвы, Подмосковья и некоторых других регионов России, когда во время режима самоизоляции нужно было получать цифровые пропуска и далеко не всем было разрешено каждый день пользоваться своей машиной. В то же время были люди, у которых необходимость садиться за руль резко обострилась, причем настолько, что многие представительства автомобильных компаний выделили для этого имеющиеся у них в наличии машины. Речь, конечно, о врачах и волонтерах. О том, как изменилась их работа и чем именно им помогали транспортные средства, они и рассказали «Автопилоту».
Геннадий Паршин, студент МГТУ им. Баумана, музыкант, волонтер программы #мывместе фонда «Волонтеры-медики»
Фото: Александр Папешин
Фото: Александр Папешин
Я в принципе стараюсь помогать людям. Но в сложившейся ситуации это надо было делать централизованно, потому что в одиночку никакого толку не было бы. Я просто забил в Google «волонтерство в период пандемии», нашел штаб и… так и стал волонтером.
Мы занимались доставкой продуктов и лекарств тем, кому это было необходимо. Утром приезжали в штаб, нам давали заявки, которые старались удобно распределить по районам с точки зрения логистики. Уже сами мы звонили заявителям, предупреждали, во сколько приедем. Иногда заезжали в больницу за лекарствами либо просто в аптеку, в магазине по списку закупали продукты. Нам в штабе выдавали маски и перчатки, по два комплекта на заявителя – на магазин и на то, чтобы уже сделать доставку. Первый месяц я ездил на метро и поэтому купил респиратор, мощный, с двумя фильтрами. Но на метро получалось сделать только две-три заявки в день, а когда выдали автомобиль, иногда до семи заявок доходило. Конечно, с машиной было удобнее, и я очень благодарен за это Hyundai.
Сложности были разные. Однажды пробило колесо, и именно в тот момент, когда я вез человеку инсулин, и надо было все оперативно сделать – поменять колесо и поехать дальше. Но куда серьезнее были проблемы психологические. Чувствовалось напряжение везде, особенно в самый разгар, когда погода была слякотная, постоянно везде ездили скорые, начинали заболевать знакомые. Люди срывались, могли просто начинать кричать на кого-то в магазине. Было сложно и заявителям: они неделями сидели одни дома, это достаточно мучительно, некоторые просто хотели поговорить. С одной женщиной мы так и поговорили, но через дверь – нам было запрещено заходить в квартиры для безопасности тех, к кому мы приезжаем.
Я был одним из первых волонтеров в нашем штабе: в первый день, когда я пришел, нас было всего трое. Потом людей прибавлялось. Поначалу мы работали в одну смену, а на пике в день было три смены, и в каждой работало около десяти человек.
Если бы волонтерские штабы сразу наполнились, то, возможно, мы могли бы минимизировать выход людей на улицу, потому что, когда человек ждет выполнения заявки три дня, конечно же, он пойдет за продуктами и лекарствами сам. Поэтому один из уроков, который я вынес из своей волонтерной работы: надо было оперативнее все организовывать.
Екатерина Еремина,
художник по гриму в кино, волонтер программы #мывместе фонда «Волонтеры-медики»
Фото: Александр Папешин
Фото: Александр Папешин
Я боялась в эту историю втягиваться, потому что я – чувствительный человек, а любое волонтерство связано с некой болью с другой стороны. Я раньше помогала приютам для животных: мы устраивали бесплатные фотосессии собак с актерами, чтобы поднять интерес к этой теме. Но тут другое: я понимала, что крайними окажутся люди, которые не готовы к новой, критической ситуации. Старики не умеют заказывать продукты через интернет. А что вообще делать в этой ситуации глухим людям? Или тем, кто получает бесплатные лекарства, а часто это жизненно важные препараты. Система получения таких лекарств очень сложная. Например, выдают лекарство на Варшавке в медицинском диспансере, а тот, кому оно нужно, живет в Некрасовке.
Первые недели две я волонтерила на своей машине. Многие так делали. Потом нам выделили автомобили KIA, это очень помогло. Не думать о технической исправности автомобиля и заниматься делом – это было важно. Кроме того, волонтеру нужно и документы заполнить, и покупки разложить, и перекусить – потому что ты целый день носишься. Kia Seltos, на котором я ездила, был мне как дом. Я люблю благодарить людей. Потому тем, кто предоставил нам автомобили, я хочу сказать огромное спасибо.
Мы сами выбирали себе график, можно было помогать посильно. Я работала каждый день с девяти до девяти, кроме воскресенья.
Ты никогда не мог угадать, к кому ты приедешь. Были заказы, за которые не поднималась рука брать с человека деньги за те продукты, которые ты ему купил. Мне помогли мои друзья. Узнав, что я работаю волонтером, они стали перечислять деньги на помощь старикам, и некоторым мы продукты отдавали бесплатно.
Были и противоположные истории, когда люди решали воспользоваться волонтерами как бесплатной доставкой. Например, я выполняла заказ на семью из пяти человек, двое из которых – взрослые, здоровые мужчины. Ну, пусть это останется на совести этих людей.
Многим людям волонтеры помогали справиться с тревожностью. Я психолог по образованию и понимала, что происходящее – это очень тяжело. Депривация и страх смерти – самые серьезные нагрузки на психику человека. Старики, которые были одни, ни выйти, ни пройтись, ничего им было нельзя. Даже тот факт, что кто-то о них заботится, кто-то с ними общается, был им очень важен.
У меня был один лайфхак. Я себе купила такую палочку-чесалочку, такие обычно продаются в банном отделе и предназначены для массажа. От маски очень чешется лицо и инстинктивно хочешь потрогать его руками. Я большое всего боялась не того, что могу заболеть, а того, что могу лишиться возможности помогать людям.
Ринат Файзрахманов,
руководитель центра офтальмологии ФГБУ НМХЦ им. Н.И. Пирогова
Фото: Александр Папешин
Фото: Александр Папешин
В начале апреля Национальный медико-хирургический центр имени Пирогова на базе своего многопрофильного корпуса открыл инфекционный госпиталь для пациентов с подозрением на коронавирус и подтвержденным диагнозом. Здание, где располагался в том числе стационар с операционными центра офтальмологии, было отдано под работу госпиталя, а мы переехали в другой корпус на определенной дистанции с соблюдением эпидрежима.
Вообще у нас два операционных блока: один – в корпусе, который мы отдали, второй – в клинико-диагностическом центре «Измайловский», который территориально находится в соседнем квартале, но там операционная была предназначена только для витреоретинальных операций, и нам пришлось ее дополнительно оборудовать, чтобы увеличить объем операций, который там можно было бы проводить.
Встал вопрос с транспортировкой больных из стационара в нашу вторую операционную. Мы оперативно поменяли логистику, организовав перевозку в операционный блок и назад на легковых автомобилях. Благодаря этому нам удалось сохранить стационарную помощь нуждающимся пациентам с офтальмологической патологией. Именно на этом этапе незаменимую помощь нам оказала Toyota, предоставив нашей больнице автомобили. Офтальмологический центр получил седан Camry. Он позволил осуществлять транспортировку пациентов и медперсонала между корпусами, нивелируя возможность контакта с инфекционным корпусом и «красной зоной».
В день мы перевозили около двадцати пациентов точно. Мы понимаем, что обычные легковые машины не приспособлены для перевозки таких пассажиров. Однако машины скорой помощи мы привлекать не могли, так как там врачи оказывают экстренную помощью, а не плановую, как у нас. Салон Camry достаточно комфортный и эргономичный, бардачок мы приспособили под мусорный бак для использованных масок, санитайзеры поставили в подстаканники, так что перевозка осуществлялась с соблюдением санитарных норм.
По этой схеме мы будем работать, пока не переедем обратно в наш корпус. Но пока мы не можем ничего прогнозировать, стоит вопрос по поводу второй волны. Она ожидается, но когда и каков будет ее уровень, неизвестно, как и то, насколько будет актуально использование медучреждений, обеспечивающих плановую госпитализацию, и переоборудование их для экстренной помощи.
Тем не менее в этих сложных условиях мы расширили свои возможности, начав использовать нашу вторую операционную для более сложных операций, чего раньше не делали. Имеет смысл сохранить эту практику в будущем, используя отработанную нами схему транспортировки.
Денис Елагин,
врач-педиатр Детского хосписа «Дом с маяком» Московской области
Фото: Александр Папешин
Фото: Александр Папешин
Я – педиатр выездной службы и посещаю наших подопечных на дому. Мои обязанности состоят в том, чтобы помогать неизлечимо больным пациентам. Да, мы не можем их вылечить, но мы можем облегчить им каждую минуту их жизни. У моей работы два направления: контроль симптомов болезни, которые ухудшают жизнь ребенка, – судороги, проблемы с дыханием, боль+ – и профилактика осложнений. Иногда ребенку требуется консультация какого-либо специалиста, потому что я – врач широкого профиля. Обычно мы везем пациента на консультацию либо на нашем автомобиле, либо на машине скорой помощи. Но даже сейчас не все эти консультации возобновлены. Даже до конца лета мы точно еще не войдем в нормальный режим.
Сейчас у нас отменены визиты нянь, потому что они в основном пользуются общественным транспортом, где вероятность заразиться гораздо выше, чем при использовании автомобиля. Визиты совершают только те, у кого есть личная или служебная машина.
Часть моих пациентов в группе риска, поэтому я максимально ограничил свои контакты. Я переживаю за них, потому что я могу быть переносчиком, и эту вероятность трудно предсказать, несмотря на соблюдение всех предосторожностей.
Многие наши пациенты по сути оказались взаперти. Для ребенка с ограниченными возможностями простая прогулка – это достаточно большая радость, и, кроме нее, у него в жизни радости не так много. Наши дети переносят все это тяжелее, чем обычные люди.
У меня бывает дневной пробег по 300–350 километров. Волоколамск, потом Истра, потом, например, Химки – так и набирается километраж. Автомобиль – это не только средство передвижения, но еще и рабочий кабинет. Когда ты выходишь от подопечных, часто нужно проконсультироваться с коллегами по телефону, сделать какие-то записи.
Мы благодарны, конечно, Suzuki за предоставленные автомобили. Поначалу я скептически отнесся к самой идее, что мы получаем служебные машины. Мне казалось это не самым важным. На самом деле это оказалось реальной помощью, разгрузило от мыслей, которые все равно отвлекают от пациента. Мне приходится много консультировать родителей по телефону, теперь я могу использовать хендсфри и мне не обязательно останавливаться на обочине. Стало удобнее пользоваться навигацией, проще парковаться, меня не пугают проселочные дороги, автомобиль очень экономичный. Это все серьезно облегчило мне мою работу.
Юлия Цветкова,
координатор команды реагирования на бедствия Российского Красного Креста
Фото: Александр Папешин
Фото: Александр Папешин
Российский Красный крест – это практически моя основная работа последние пять лет. Наша организация осуществляет разную деятельность. Например, мы дежурим как медперсонал на массовых мероприятиях, читаем лекции в том числе по гражданской обороне, по медико-социальной помощи.
Обычно я работаю в штабе и координирую работу экипажей в городе. У нас каждый человек на счету, сейчас часто людей не хватает. Может быть, что на сто заявок всего четыре экипажа. Тогда мы изыскиваем какие-то резервы. Немного легче в выходные, когда помогают те, кто в будни работают на своей обычной работе. Какая будет загрузка завтра, понятно только вечером накануне.
Сейчас мы работаем по такой схеме. Есть служба соцобеспечения, которая первично принимает заказ и делает все закупки. Заявители – это их подопечные, в обычное время их сотрудники самостоятельно к ним приходят и приносят им продукты. Но сейчас эти люди в группе риска, некоторые имеют положительный статус по COVID-19, но они болеют дома, некоторые выписаны из больницы по каким-то причинам, и после больницы у них тоже двухнедельный карантин. Важно еще и исключить возможность случайно разнести инфекцию дальше. У работников соцслужб нет тех индивидуальных средств защиты, которые есть у нас. И мы дезинфицируем все от и до, как перед, так и после каждого посещения карантинной квартиры. К тому же мы специально готовились к работе в экстремальных условиях.
Кирилл Орловский,
инженер крупной IT-компании, доброволец Российского Красного Креста
Я являюсь добровольцем команды реагирования на бедствия Российского Красного Креста уже года четыре, и наша основная задача – помогать в таких ситуациях, какая произошла этой весной.
Все началось с того, что я прошел курс оказания Первой помощи при ДТП, который проводит Красный Крест. Потом побывал на базе и решил, что хочу по мере возможностей работать тут добровольцем. Мы все хорошо друг друга знаем много лет, поэтому у нас очень сплоченная команда.
У многих членов экипажей есть личный автомобиль. Но нам в какой-то момент все равно машин стало не хватать. К тому же никто не ожидал, что все автосервисы одновременно перестанут работать. Нам на помощь пришли несколько автопроизводителей, среди которых Peugeot, Citroen, Volvo, Volkswagen, которые выделили нам довольно большой автопарк. И теперь мы можем не задумываться о том, можем ли мы сейчас пройти ТО или поменять резину. Мы можем просто работать.
В случае с нашим минивэном Opel, если дождь и холодно, у нас есть возможность надеть все необходимые средства защиты в машине и выйти на улицу, где уже надо обрабатывать себя и вещи антисептиком из пульверизатора. Это очень функционально.
Владимир Зеленцов,
совладелец автосервиса TerKar, доброволец отряда «Лиза Алерт»
Фото: Александр Папешин
Фото: Александр Папешин
Я волонтерством начал заниматься сначала в Детском хосписе «Дом с маяком», потом в фонде помощи хосписам «Вера». Первый мой выезд на поиски с «Лиза Алерт» был 2018 году, и с тех пор львиная доля моего времени стала уходить на работу в отряде. Здесь непочатый край работы, и часто водитель экипажа – очень ценная «боевая единица»: может быть сто желающих поехать на поиски, но, если у нас не будет автомобилей, мы просто туда не доберемся.
Работать во время пандемии было сложнее. У нас отряд сразу же переквалифицировался в работу двойками, конечно, все использовали средства индивидуальной защиты: очки, серьезные респираторы, с фильтрами. Но если прежде я мог на своем минивэне привести на поиски сразу семь человек, то сейчас это стало невозможным, все приезжали только вдвоем в одной машине. Поэтому людей очень не хватало.
А загрузка была практически такая же. С одной стороны, на городских поисках было проще работать, потому что когда ты едешь по пустому городу и понимаешь, что «потеряшка» где-то в этом районе, то, как только ты кого-то видишь, это может быть потенциально тот, кого ты ищешь. С другой стороны, стало сложнее, потому что мы очень много работаем с ориентировками, а кто их увидит, если на улице никого нет.
Два десятка внедорожников выделил Land Rover отряду еще до введения режима самоизоляции. За это время у нас было много лесных поисков, куда седаны не рискнули бы сунуться. Эти внедорожники там, конечно, нас вручали. Вы же помните, какие всю весну шли дожди. За городом представляете, что происходило. Без этих машин мы бы реально не могли добраться до места поисково-спасательных работ.
Меня один из этих автомобилей спас, когда я после 36 часов без сна ехал с поиска домой. В какой-то момент, буквально доли секунды, я то ли отвлекся, то ли еще что, кто-то перестроился передо мной. И автомобиль оттормозился, практически остановился, так что, если бы не адаптивный круиз-контроль, я бы точно попал в аварию.
Еще важный момент – комфорт. Когда ребята приезжают на поисково-спасательные работы за 200–300 километров, например, на «Буханке», им бы еще пару часов надо после такой дроги, чтобы в себя прийти. А на Land Rover приезжаешь отдохнувшей и готовый к поискам.