выставка раритеты
В выставочном зале Успенской звонницы Московского Кремля открылась выставка "Россия--Британия. К 450-летию установления дипломатических отношений". Осматривая парадное оружие, драгоценную посуду, монеты и редкостные документы из русских и британских музеев, СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ задумывался о причудливом взаимовлиянии торговли и дипломатии.
Когда в ход идут такие даты, ожидаешь церемониала, торжественных речей, присутствия высоких (если не самых высоких) официальных лиц и вообще дипломатического протокола во всем блеске. В Успенской звоннице протокол особенно-то и не развернешь, но все-таки было видно, что и помимо тесноты официальные участники всячески демонстрируют совершенно неофициальное дружелюбие. Вот посол ее величества тепло порадовался, что у нас сохранилось так много старинного английского художественного серебра; в самой Англии его перелил на монеты Кромвель. Российский министр культуры не менее добро острил в ответ: "Если вашему государству понадобится сохранить еще немного серебра лет на четыреста, милости просим".
Все это образовывало приятную рифму с той неожиданностью, которой отдает начальный момент тех самых российско-британских отношений. Ведь удивительно, до чего непредсказуемые обстоятельства способствуют иной раз установлению дипломатических отношений. В 1553 году отважный британский капитан Ричард Ченслер, пытаясь пробраться в Китай и Индию через Северный Ледовитый океан, был в конце концов вынужден высадиться в устье Северной Двины, там, где сейчас Архангельск. К чести британцев, надо признать, что они, нисколько не обескуражившись, отправились прямо в Москву — устанавливать дипломатические отношения. И установили практически сразу, причем регулярные (с выделением в Москве здания под торгово-дипломатическое представительство), так что, выходит, Англия стала первой европейской державой, с которой Россия так основательно подружилась. Более того, великая королева XVI века, тезка нынешней английской властительницы Елизавета I так и вовсе некоторое время ходила в невестах у нашего Иоанна Васильевича Грозного. То есть это, конечно, русские хотели ее видеть суженой первого московского царя. На самом деле хитрая "королева-девственница" до самой небрачной старости ходила в невестах у дюжины принцев и государей со всей Европы, и ничего, кроме авансов, никто из них не дождался. Кровавый деспот из заснеженной Московии вряд ли мог рассчитывать на большую удачу, чем изящные молодые люди из династии французских Валуа.
Грозный царь жестоко обиделся на отказ, пускай и деликатно прикрытый рассуждениями о государственной необходимости и парламенте, который, мол, не поймет. Иначе, чем страшной обидой, чуть ли не более личной, чем политической, такие вещи не объясняются — взять да и написать первостепенному политическому партнеру и союзнику в таком тоне: "...У тебя помимо тебя люди владеют и не токмо люди, но мужики торговые... А ты пребываешь в своем девическом чину как есть пошлая девица". Король Испании Филипп II, чуть было не завоевавший Англию с помощью своей великой армады, к свой коронованной неприятельнице обращался, надо признать, более галантно. Но "торговые мужики", как им и положено, были слишком прагматиками, чтобы придавать значение подобным вспышкам.
А вот русские — да, русские в этом диалоге кажутся более чувствительной стороной. Когда в Англии разразилась гражданская война и Оливер Кромвель казнил Карла I, царь Алексей Михайлович в ответ на "сицевое зло" с гневом издал указ о запрещении англичанам торговать в России. И никакие ходатайства и посольства не могли убедить царя сменить гнев на милость. Вот, казалось бы, монархическая принципиальность, вот солидарность помазанников, почти Священный союз какой-то. Ан нет. Принципиальность действительно была, но не столько монархическая, сколько тех самых "торговых мужиков". Только уже русских. Им было очень, очень интересно торговать с Западом, но они небезосновательно полагали, что вездесущее посредничество англичан несколько мешает их собственным выгодам.
Где-то первым столетием 450-летней дружбы, как раз между Грозным и Алексеем Михайловичем, хронология нынешней выставки в Кремле и ограничивается, что, пожалуй, разумно. Во-первых, человечно по отношению к рядовому посетителю, а во-вторых, в рассуждении дипломатии просто-таки именины сердца: уж до того сладостны и идилличны эти первые сто лет дружбы. Ладно уж торгпредство в Зарядье; англичане выхлопотали для себя беспошлинную торговлю через порты на Белом море, причем монопольную: никакая другая страна туда корабли направлять не могла. Если учитывать, что других торговых портов у России по большому счету и не было, можно себе представить, как пылко "торговые мужики" благодарили беломорские льды за то, что они все-таки притерли к русскому берегу корабль Ченслера.
Торговое благополучие в выставочных витринах не покажешь, и потому основным содержанием выставки стал все-таки дипломатический блеск. Прекрасные грамоты к русским царям от Елизаветы I, Иакова I, Карла I на ювелирно изукрашенном пергаменте. Драгоценные кубки из посольских даров. Из этих же даров — великолепное оружие: мушкеты, ружья, пистолеты, тоже довольно вычурно изукрашенные, но технически устроенные весьма ловко. Еще две по-своему жемчужины — прижизненные портреты Елизаветы I и ее племянника Иакова I, привезенные из лондонских музеев. Живопись, может быть, не ахти, но, поскольку выставка на все понуждает смотреть с юбилейно-историческим, а не искусствоведческим настроением, приходится признать: ну да, реликвии: в наших-то музеях ничего подобного не нашлось.
Плюс книги (вроде записок о Московии Сигизмунда Герберштейна) и изящные реликвии поменьше: камеи, монеты, медали, гравюры. Всего очень понемногу. С одной стороны, не перестаешь себя ловить на мысли, что эта тюдоровская и стюартовская Британия так не похожа на Англию, какой ее привыкла себе воображать классическая русская традиция более поздних времен. Англомания Сперанского, байронизм, русский дендизм, лесковское "англичане ружья кирпичом не чистят" — все это будет потом. Но, оказывается, и в XVII веке русские наблюдатели, так часто склонные с нервической наблюдательностью выискивать в чужестранном житье-бытье всякие несуразности, уже были к англичанам настроены с каким-то многообещающим благодушием: "Английские люди доброобразны, веселоваты, телом белы. Очи имеют светлы, во всем изрядны... Житие их во нравех и обычаех чинно и стройно, ни в чем их похулить невозможно..."