У семи святых театр без кассы

Новый спектакль Владимира Мирзоева

премьера театр


В Театре Станиславского состоялась премьера спектакля "Семеро святых из деревни Брюхо" по пьесе Людмилы Улицкой. Со стороны режиссера Владимира Мирзоева выбор такого материала для своей первой постановки в должности художественного руководителя театра — шаг небанальный, но весьма рискованный, считает МАРИНА Ъ-ШИМАДИНА.
       Была в российской глубинке такая деревня под названием Страхово Пузо. И жила в ней провидица и врачевательница по имени Евдокия, в просторечии Дуся. Молодая советская власть расстреляла Дусю вместе с сельским священником как враждебный простому народу церковный элемент. Так блаженная Евдокия была причислена к лику святых мучеников за веру, а ее жизнеописание легло в основу пьесы Людмилы Улицкой.
       Странная и малопригодная для театральной постановки история, непривлекательная и неподъемная для большинства современных режиссеров, но не для Владимира Мирзоева. Для него решение любой стилистической задачи — не вопрос. Первая же сцена спектакля — настоящая живая картина, хоть сейчас на выставку. Деревенские девки, сгорбленные старухи, больные, кривые, юродивые в живописных лохмотьях от Аллы Коженковой застывают на сцене в нереальном потустороннем свете, сгруппировавшись вокруг грубого деревянного стула-трона, на котором восседает неходячая провидица Дуся.
       Для актрисы Театра Станиславского Ольги Лапшиной, играющей у Мирзоева уже седьмой спектакль, но больше известной по постановкам Центра драматургии и режиссуры "Облом off", "Пленные духи", "Трансфер", роль деревенской пророчицы просто подарок. Это как раз тот случай, когда выражение "роль и актер созданы друг для друга" не просто красивая фраза. Ольга Лапшина с ее фольклорными наклонностями и острохарактерной манерой игры идеально соответствует героине пьесы в трагикомической трактовке Владимира Мирзоева. У этой святой в спектакле совсем не ангельский характер: в перерывах между благими делами провидица муштрует прислуживающих ей хожалок и мучает их своими капризами и причудами — то чай ей недостаточно сладок, то вода нечиста, то пропадут куда-то любимые куколки, которых она называет своими деточками. Ее блаженное курлыканье и бессвязный лепет внезапно сменяются весьма жесткими умозаключениями: жалующимся на горькую жизнь девкам она отвечает: "Здесь помучаешься, там (на том свете) порадуешься". Во всей деревне ее авторитету не подчиняется только местная юродивая, хулиганка Маня Горелая. Этого колоритнейшего персонажа, здоровую дылду с разбитой щекой и косами на лысом черепе, играет молодой актер Лера Горин, дикими ужимками напоминающий фирменного мирзоевского артиста Максима Суханова.
       Сцены красноармейского нашествия, занимающие почти весь второй акт, удались режиссеру гораздо хуже, чем стилизованное изображение послушнической жизни праведниц, увенчанное потрясающей по выразительности финальной картиной. Не показывая сам момент расстрела, режиссер выстраивает такую мизансцену: поворотный круг увозит героинь, будто распятых на наклонной конструкции, напоминающей трибуны на стадионе, а когда она возвращается в прежнее положение, сквозь решетку торчат только поникшие кисти рук убитых.
       Режиссер не захотел становиться заложником своей репутации хулигана-авангардиста — он вернулся к эстетике своего раннего спектакля "Голуби", поставленного им на малой сцене Театра Станиславского, где шла речь о трех иноках и где пела духовные стихи та же Ольга Лапшина. Для Владимира Мирзоева как постановщика эта игра с необычной для нашей сцены стилистикой (в спектакле использованы фольклорные песни и специально написанная музыка Сергея Шелыгина), несомненно, весьма привлекательна. Но пафос пьесы госпожи Улицкой, который был бы актуален в эпоху перестройки, когда писатели и журналисты с воодушевлением разоблачали преступления советской власти перед человечеством, уже не катит. Возмущаться революционным хамом, прикуривающим от лампадки, сегодня никто не будет. Не за тем публика нынче в театр приходит, тем более на спектакли Владимира Мирзоева, от которого, в отличие, скажем, от Станислава Говорухина, зрители по привычке ждут не проповедей, а парадоксальных мыслей, эпатажных ходов и изящного стеба.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...