Автомобильный спорт – это не только шоу, но и отдельная индустрия с десятками уникальных профессий. У Йенса Мунзера – одна из таких. Он не просто красит гоночные шлемы. Он помогает пилотам в создании важнейшей детали образа, ведь собственный шлем для каждого из них – это визитная карточка. А для звезд Ф1 – еще и отличный маркетинговый инструмент. В отличие от машин, раскраска которых зависит от договоров со спонсорами, гонщики вольны самостоятельно выбирать дизайн для своих шлемов. Йенс – тот человек, который помогает им воплощать в жизнь собственные идеи. По нашей просьбе он сам рассказывает читателям «Автопилота» об особенностях своей редкой профессии.
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Я никогда не учился на дизайнера. По образованию я инженер-электронщик, и, если бы не увлечение мотокроссом, я бы почти наверняка трудился до пенсии в Volkswagen, где у меня была когда-то хорошая работа. Но я очень любил красить шлемы. Поначалу, когда мне было лет девятнадцать, я делал это только для себя и своих друзей-мотогонщиков. Потом заказов стало больше, и я обменивал свои услуги на экипировку: ботинки, комбинезоны, цепи, шины – все, что помогало мне продолжать участвовать в соревнованиях. Но красить шлемы у меня получалось явно лучше, чем выигрывать гонки, и я начал этим подрабатывать.
Первое время я красил шлемы дома у родителей, в подвале, а сушил – прямо на кухне. Они вставали по утрам: «Боже, Йенс, чем тут воняет?» – «Я сейчас все уберу». У меня, по сути, был маленький бизнес, но я все еще ходил на работу. Когда заказов стало слишком много, я однажды пришел и сказал, что у меня есть дела поважнее. Это был мой последний рабочий день в Volkswagen.
На автогонки я переключился, когда понял, что мотокроссом занимаются только бедные парни вроде меня, для которых главная забота – где купить подешевле шины.
Пилоты рассказывали про меня друг другу – и я быстро добрался от картинга до Формулы 3.
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Моей главной надеждой был Ник Хайдфельд. Какое-то время он считался самым перспективным немецким пилотом. Он перешел в Формулу 3000, а потом добрался до Ф1 – и именно с ним я провел свой первый полный сезон в чемпионате. Но формально моим первым гонщиком в Ф1 стал Тораносукэ Такаги в 1998 году. Для домашней гонки он захотел хромовый шлем. Было круто видеть свою работу по телевизору.
Большой прорыв случился, когда я начал работать с Schuberth. Они запускали свой проект в Формуле 1, и им нужен был кто-то, кто мог предложить оригинальную покраску для их шлемов. Ник дал им мои контакты. Других дизайнеров шлемов в Германии еще не было. К тому же я базировался в Брауншвейге, а это в нескольких десятках километров от их завода под Магдебургом. В общем, мы нашли друг друга.
Они предложили свой шлем с моим дизайном сначала Ральфу Шумахеру, но я уверен, что это был тактический ход – конечно, они держали в уме Михаэля. И это сработало: Михаэль сразу обратил внимание на то, что у брата новый шлем. И в 2001 году мы уже работали вместе: мои услуги прилагались к контракту с Schuberth. Конечно, я нервничал. В Германии не было столь популярного спортсмена со времен Бориса Беккера.
Михаэль был профессионален во всем. Но при этом он не боялся задавать простые вопросы. Я помню один из наших первых диалогов. Он хотел разобраться в процессе. Я рассказывал: «Сначала наносим грунтовку, потом красим шлем в белый цвет, потом – в красный». Он говорил: «Стоп. Зачем белый? Может, без него?» – ему хотелось, чтобы шлем весил меньше. Я объяснял: «Если не будет белого, то ты будешь в итоге выступать в коричневом шлеме». Он согласился, что это не вариант. «Потом – три слоя лака», – сказал я. «Нет, Йенс, слой лака точно будет один!» – «Михаэль, это будет выглядеть ужасно!» – «Ничего. Я же гонщик, не модель». Уже потом я понял, что в Формуле 1 не все должно быть идеально. По телевизору машины выглядят очень красиво – буквально сверкают. Но если смотреть на них вблизи – они ужасно покрашены. Потому что каждый слой краски – это лишние килограммы.
Первое, что я сделал со шлемом Шумахера, – изменил шрифт, которым было написано его имя: он больше подходил для открытки с приглашением на вечеринку в честь третьего дня рождения, но не для шлема трехкратного чемпиона мира.
Потом Михаэль просил добавить больше красного, и в итоге дошло до того, что немецкий флаг вообще исчез со шлема.
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Еще через некоторое время мы нарисовали на этом месте китайского дракона. Я понятия не имею почему – но ему нравилось.
Последняя деталь, которую я добавил на шлем, – это имена членов его семьи. В одном из интервью Михаэлю задали вопрос, что бы он взял с собой на необитаемый остров. Он сказал, что взял бы машину, топливо и свою семью. И я подумал, что было бы неплохо нанести имена Коринны, Джины-Марии и Мика на шлем рядом с его собственным. При этом, если уж у нас уже есть китайский дракон, то и имена было бы здорово написать иероглифами. В конце карьеры он выступал именно в таком шлеме, с китайским драконом и иероглифами.
Это было после терактов в Америке. Они произошли перед Гран-при Италии, а уже следующая гонка должна была пройти в Индианаполисе. Мир пережил шок – и я не мог отделаться от мысли, что мы должны как-то отреагировать. Я предложил Schuberth заменить немецкий флаг на американский. Михаэлю идея понравилась, и он вышел в этом шлеме на старт. Что-то подобное случалось и раньше, но это были маркетинговые ходы. Например, Nokia как-то нарисовала на шлеме Мики Сало руку с телефоном – получилось так, будто он едет на машине Ф1 и говорит по мобильному. Но мне кажется, именно шлем Михаэля для Гран-при США – первый шлем с особым посланием, с подтекстом.
Пилот, который буквально ввел на это моду, – Себастьян Феттель. Во времена его выступлений за Toro Rosso и Red Bull мы подготовили вместе 96 особых раскрасок. Дошло до того, что он почти на каждый этап приезжал в совершенно новом шлеме.
Для меня Феттель – идеальный клиент. Сотрудничество с ним – это как контракт с известным исполнителем для человека, который пишет песни. Всегда хочется работать для того, кто выступает для миллионов, а не для того, кто перебирается из одного бара в другой. С Себастьяном я получил возможность реализовать огромное количество идей.
Один из самых запоминающихся шлемов – тот, в котором Себ выступил в Сингапуре в 2012 году, со светодиодами. Это было идеальное решение для ночной гонки. Идея пришла ко мне случайно. Я просто увидел на детской площадке ребенка в ботинках со сверкающей подошвой: когда он бегал, подошва начинала мерцать. У меня сразу все сошлось в голове – я просто обязан был сделать такой же шлем.
Мы подготовили два шлема – на всякий случай. Светодиоды реагировали на сильные колебания, они должны были загораться при атаках поребриков и гаснуть на прямых. Я использовал всего три маленькие батарейки, которых в принципе должно было хватить на всю дистанцию, но утром перед гонкой я все равно волновался. В итоге все прошло нормально, но я успокоился только после финиша. Батарейки выдержали, а Себ выиграл. Это была первая победа после долгого перерыва – у него было тяжелое положение в чемпионате, а после этого его уже было не остановить, и в итоге он выиграл титул.
К тому моменту у меня уже был вполне серьезный бизнес. Я переехал с родительской кухни еще в 1997 году, а в 2004-м уже снял помещение побольше, нанял несколько сотрудников. Сначала мы занимали только один этаж, потом два, а потом – и все здание.
Расширять бизнес было единственным способом сохранить себе нервы. У меня были очень жесткие дедлайны. В Формуле 1 никто не спрашивает, можешь ли ты подготовить что-то к определенному сроку, – тебе просто сообщают дату.
На гонки я приезжаю редко – может быть, пару раз в год, в Хоккенхайм и в Монцу. Я все еще фанат. Когда я вижу болельщиков, которые собирают автографы и фотографируются с пилотами, мне тоже хочется, но я сдерживаюсь. В конце концов, я здесь для бизнеса.
Сейчас у меня шесть клиентов: Феттель, Даниэль Риккардо, Даниил Квят, Карлос Сайнс, Макс и Ландо.
Наверное, мой самый любимый шлем в этом году – тот, что у Даниила Квята.
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Фото: Евгений Сафронов
Этот шлем узнаваем издалека, плюс в нем много интересных деталей, когда изучаешь его вблизи. Идеальное сочетание.
Конечно, мне нравятся шлемы с простым дизайном. Не только с эстетической точки зрения, но и с практической тоже. Делать их проще и быстрее. Но современные пилоты хотят, чтобы на их шлемах было все сразу: линии, узоры, градиенты. Это кропотливая работа, а мне, в конце концов, надо как-то зарабатывать. Иногда гонщики расплачиваются шлемами. У каждого из них примерно по десять-пятнадцать шлемов на сезон – и они могут вернуть мне парочку в качестве сувенира. Когда это происходит, я сразу спрашиваю: «Можно я их продам?»
Я постоянно сомневаюсь. Мне кажется, я бы никогда ничего не добился, если бы думал про себя, что я великий дизайнер. Я постоянно интересуюсь мнением своих сотрудников, хожу по офису и показываю всем эскизы. Мне важно мнение других – потому что, в конце концов, мою работу будут оценивать люди. Возможно, поэтому я не люблю социальные сети. Ты всегда спокойно относишься к хвалебным комментариям – их может быть двадцать, пятьдесят, но, если хотя бы один человек написал, что ему не нравится, это очень расстраивает. Я и сотрудников своих выбираю так же. Мне не нужны люди с образованием и самомнением. Мне нужны те, кто любит свое дело, независимо от того, есть у них диплом или нет. Я даже нанял на работу человека, который рисовал граффити. Просто сказал ему: «Будешь делать то же самое, только днем и не на зданиях». Мне кажется, отчасти в этом наш секрет. К тому же людей, у которых есть диплом о том, что они умеют красить шлемы, все равно не существует.