Северная Корея обладает очевидным для человека из внешнего мира, почти магическим темным очарованием. Последняя сохранившаяся в современном мире попытка социалистической утопии. Реализованная антиутопия — единственная подлинная диктатура эпохи постмодерна. При этом диктатура, получившая в эпоху правления Ким Чен Ына откровенно пародийный, комиксовый характер — благодаря довольно несуразной манере публичной саморепрезентации высшего руководителя. В последние годы КНДР стала немного более открытой, но утечки и лазейки только увеличивают ее привлекательность. Северная Корея — государство-миф, маленькая, но назойливая кость в горле глобализации (в этом смысле ее репутация сильно отличается, скажем, от Исламского государства (организация запрещена в РФ.— W) с его глобальными амбициями).
Фото: Альпина нон-фикшн
Фото: Альпина нон-фикшн
Историк и журналист Андрей Ланьков — один из ведущих специалистов по КНДР не только в России, но и в мире. Его последняя книга изначально вышла по-английски, но русская версия — полностью переработанная и более объемная. К тому же ее выход очень удачно совпал с новым всплеском интереса к стране, связанным с временным исчезновением последнего Кима, слухах о его болезни и грядущей смене правителя.
Анализ и интерпретация северокорейского мифа не входят в задачи Ланькова. Наоборот, «К северу от 38-й параллели» — книга подчеркнуто демистификаторская. Это огромный свод знаний и подробностей о жизни КНДР, основанный на личных впечатлениях (Ланьков регулярно ездил в Корею начиная с середины 1980-х), труднодоступных архивных документах, разговорах с чиновниками, диссидентами, бизнесменами, беженцами и обычными людьми. В общем — настоящая энциклопедия северокорейской жизни.
При этом про большую политику, ядерные игры и дипломатические интриги, благодаря которым Корея обычно попадает в фокус внимания новостей,— здесь не слишком много. Ланькова интересует все остальное. До такой степени все, что книга местами производит немного курьезное впечатление. Так, вещам действительно интересным — почти религиозному культу семьи Кимов, ритуалам самокритики, народным группам контроля за нравственностью, работе Трудовой партии — посвящено примерно столько же места, сколько описанию правил велосипедного движения и сравнительному анализу марок корейского пива.
В принципе этот подход понятен: так традиционно устроены отчеты путешественников об экзотических труднодоступных странах. В них интересно все, потому что все — странное, не такое, как у нас. Эта слегка колониальная оптика преобладает в книге Ланькова и, как ни странно, хорошо сочетается с его установкой на демистификацию. Северная Корея оказывается не проваленной утопией и не тоталитарным кошмаром, а довольно архаичным, по крайней мере по меркам XXI века, обществом со своими причудами.
Больше всего Ланькова интересует, как эта архаика постепенно разваливается, а корейская исключительность иссякает. Довольно большая часть его книги посвящена постепенному переходу КНДР к рыночной экономике, начавшемуся уже в конце правления Ким Ир Сена, но ставшему очевидным в ким-чен-ыновский период. У северокорейского капитализма есть две главные особенности. Во-первых, он не подразумевает правового общества и неплохо сочетается с сохранением жестокой диктатуры. Хотя некоторая либерализация с приходом Ким Чен Ына все же началась. Например, женщинам разрешили ездить на велосипеде и иногда носить брюки. С этим прямо связана вторая особенность: северокорейский капитализм во многом держится на женщинах. Мужчины остаются гораздо больше подчинены государственному порядку, и в частности — государственной экономике. Когда та начала разваливаться в 1990-х, женщины, у которых было больше свободного времени, начали строить альтернативные, низовые экономические структуры и оказались хозяевами рождающегося рынка. С точки зрения западного либерального наблюдателя, это нарушение привычного гендерного баланса оказывается одной из самых любопытных черт современного северокорейского общества.
Задача Ланькова — по мере возможности очистить КНДР от демонизации, представить как «нормальное» или, по крайней мере, «нормализующееся» государство, а ее жителей — как обычных людей с такими же частными интересами, как у людей всего мира. И это задача безусловно достойная, но у нее есть обратная сторона. Из этой книги невозможно узнать почти ничего о действительно интересных вещах — тех, что находятся по ту сторону простого различия между «тоталитарным» государством и частной жизнью. То есть о том, во что на самом деле верят северные корейцы, как работают идеи чучхе на уровне не государственной пропаганды и бесчисленных ритуалов, а политического сознания, как они трансформируются под воздействием перемен. В той картине корейской жизни, что возникает в «К северу от 38-й параллели», идеология — рамка, оформляющая жизнь, объективные условия — вроде плохой погоды. Из-за этого подхода, несмотря на множество интересных подробностей, Северная Корея остается столь же загадочной.
«Однако в те солнечные сентябрьские дни 1984 года я не увидел признаков террора и репрессии?. Северная Корея совсем не походила на оживший кошмар из книг Оруэлла. Красивые женщины, одетые скромно, но мило и со вкусом, очаровательно улыбались. Важные чиновники и мелкие бюрократы в неизменных френчах спешили в свои департаменты. Старушки гуляли по улицам с внуками и внучками. Студенты и школьники шли на занятия. Короче говоря, все выглядело совершенно нормально — за некоторым исключением в виде, например, почти истеричных лозунгов, которые неслись из динамиков, что были почти на каждом столбе, да вездесущих солдат с автоматами Калашникова (впрочем, и эти солдаты не выглядели особо угрожающе). Казалось, что вокруг меня идет совершенно нормальная жизнь, и именно эта нормальность происходящего вокруг никак не соответствовала моим ожиданиям»
Издательство «Альпина нон-фикшн»