Страна и ее экономика выйдут из пандемии COVID-19 ослабленными, вероятно, в кризисном состоянии. Сможет ли власть поменять теперь уже устаревшие правила игры? Готова ли обновиться сама и тем внушить надежду на улучшение общей ситуации?
Побывав в курганской больнице, премьер заботился о будущих больных, а оказалось, что думает и о себе — в конце апреля у Михаила Мишустина диагностировали коронавирус
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ / купить фото
Побывав в курганской больнице, премьер заботился о будущих больных, а оказалось, что думает и о себе — в конце апреля у Михаила Мишустина диагностировали коронавирус
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ / купить фото
Сейчас такого кредита ни у кого нет. Более того, в политическом смысле нас ждет крайне неудачное время выхода из пандемии: нужны непопулярные меры для спасения экономики и социальной структуры и в то же время неизбежны популистские шаги. Все нуждаются и ждут денег, но удовлетворить этот всеобщий запрос невозможно, хотя шаги в этом направлении делаются, «сложные решения в сложный период»,— по выражению президента из его последнего обращения. А между тем финансовые запасы средней российской семьи не превышают трехмесячной зарплаты. Все это накладывается на общее раздражение ситуацией, понятное скорее не в политическом, а в бытовом, психологическом смысле.
Многих сегодня подводит трезвость самооценки, возможностей собственной страны. Пропагандистская машина, кажется, выбила из-под ног твердую почву реальности, а она в том, что мы страна, на долю которой приходится около 2 процентов мирового ВВП. Не меньше, но и не больше. Но экономике нужны деньги. Тот же Дмитриев предупреждает: эффективные бизнесы погибнут до снятия ограничений, если им не помочь ресурсами. Понятно, кого в первую очередь он имеет в виду: авиаперевозки, туризм, гостиницы, общепит, строительство… «Мы рискуем,— говорит он,— остаться с еще более огосударствленной экономикой, в которой возрастет лишь доля неэффективных госпредприятий, производящих сырье».
Денежные ресурсы в отличие от аппетитов у России скромны, как их делить? Нас ждет не борьба лоббистов, а их побоище за крохи былого финансового пирога. И тут стоило бы продолжить предложенную Владимиром Путиным политическую логику этой весны: все ради жизни и здоровья людей. Может быть, помощь Асаду или покупку скважин у Мадуро начать мерить даже не деньгами, а аппаратами ЭКМО, КТ и ИВЛ? Их наличие в эти тяжелые дни порой решает вопрос жизни и смерти. Сейчас действительно многие вспомнили, как подробно, с демонстрацией диаграмм, мультфильмов и военных игр, знаем мы об успехах Родины в производстве и изобретении орудий смерти и совсем мало о том, что и как мы в состоянии делать сами, чтобы спасать людей, возвращать их к жизни.
После пандемии у общества, очевидно, сформируется запрос на то, чтобы в очереди за ресурсами спасающие всех нас люди в белых халатах стояли впереди людей в погонах.
Хотя не думаю, что последние по доброй воле захотят уступить свое место.
В новейшей истории нашей страны перекошенный в военную сторону бюджет — предвестник не лучших перемен. Если вспомнить перестройку, к которой сейчас все чаще обращаются, то первые открывшиеся цифры бюджета ужаснули многих. Например, в финансовом плане уже перестроечного 1989-го на военную помощь Кубе закладывалось в три раза больше денег, чем на развитие Таджикистана с Киргизией, вместе взятых. Не стоит забывать и о том, что, как и тогда, сейчас общественный контроль за бюджетом ничтожен — более чем пятая часть его засекречена. Если считать, что встряхнувшая мир пандемия обновляет в том числе и оптику гражданского взгляда, то не новый вопрос, почему, отвергая политические и экономические институты СССР, Россия с каким-то непонятным упорством пытается наследовать геополитическую роль Советского Союза, становится опять актуален.
Оказав гуманитарную помощь Соединенным Штатам, Европе, мы как бы сделали усилия по переводу диалога на гуманный общечеловеческий язык. А как еще должны поступать люди, когда смерть косит их, невзирая на границы и национальности? С другой стороны, нередко встречается журналистское злорадство в репортажах из мест, где зарубежные медики и власть оказались бессильны против коронавируса.
После пандемии многие даже самые важные решения потребуют от власти обновления, а то и изменения прямо на ходу. Нужна, наконец, будет эффективная программа, чтобы оторвать финансовое здоровье страны от цен на нефть.
Тем более в условиях предвидящегося едва ли не 30-процентного падения спроса на нее. «Если мы с нашими приоритетными нацпроектами образца 2018 года не обновив их содержания, попытаемся ускорить экономическое развитие, то и это будет дорога в никуда»,— предупреждает Дмитриев.
Вместе с тем коронавирус каким-то иезуитским образом объединил в России власть с населением. Такая же, как у десятков тысяч захворавших, болезнь премьера и нескольких важных персон — все это свидетельства об одной общей в трагический момент судьбе общества: от подхватившей COVID безымянной санитарки до главы правительства.
То, что происходит в стране, делает возможным перемены, пожалуй, на всех уровнях. Сражение с пандемией, как и любая война, становится кадровым лифтом. Война — не время для протеже, сыновей и родственников ближнего круга, чьи заслуги ограничиваются удачными родителями и фамилией. Пандемия естественно меняет колоду общественных героев — тех, кто несет на себе огромный груз ответственности перед людьми. Чьи-то карьеры будут похоронены, чьим-то борьба за жизни людей даст вертикальный взлет. Но в целом уже социальный блок из, так сказать, актеров и актрис правительственного миманса превратился в его солистов. Мы все заинтересованы, чтобы в этих ролях они и остались.
У сегодняшних песен о врачах и медсестрах, бесконечных телепоклонах им должно быть какое-то продолжение после вируса. Пандемия уже показала: общество наше очевидно недодало тем, кто действительно защищает нашу жизнь.