«Если в этой ситуации мы не объединим усилия, то не выплывем»

Общественные организации призывают всех объединиться для помощи самым уязвимым группам граждан

Из-за режима самоизоляции, в котором находятся граждане РФ, многие из них оказались на грани выживания. Спецкорреспондент “Ъ” Ольга Алленова поговорила с представителями неправительственных организаций, оказывающих помощь наиболее уязвимым жителям России, и выяснила, что пострадавших от длительной изоляции может быть значительно больше, чем от коронавируса.

6 апреля правительство отправило в регионы телеграмму, в которой рекомендовало раздавать детей из детских домов и взрослых из ПНИ и домов престарелых родственникам и другим «значимым лицам», а также передавать на сопровождаемое проживание некоммерческим организациям совершеннолетних граждан из учреждений.

Поскольку телеграмма носит рекомендательный характер, отреагировали на нее пока лишь несколько регионов. Тем не менее сам факт обращения властей к НКО в чрезвычайной ситуации очень важен — это подтверждение того, что их помощь государству необходима.

Никаких решений о помощи другим уязвимым категориям граждан, например бездомным или жертвам домашнего насилия, пока принято не было.


«Многие люди не могут позвонить нам из дома, потому что дома находится насильник»

Анна Ривина, директор центра «Насилию.нет»:

Фото: facebook.com/AnnaRivina

Фото: facebook.com/AnnaRivina

Международная практика показывает, что в период самоизоляции от семейного насилия страдают женщины, дети и пожилые люди. У нас пока нет сильного всплеска семейного насилия — но это связано и с тем, что карантин начали позже, чем в других странах, с тем, что у нас его не так тщательно соблюдают, и, конечно, в первую очередь с тем, что у нас вообще нет системы замера этого насилия. И в обычное время в нашей стране никто не знал, как посчитать количество пострадавших, а сейчас тем более.

Но уже есть подсчеты наших коллег в других странах, и нет никаких оснований считать, что у нас будет иначе.

Во многих странах фиксируют всплеск семейного насилия до 30%, и это — в странах, являющихся передовыми как с точки зрения прав человека, так и с точки зрения провозглашения гендерного равенства.

Людям тяжело, людям страшно, люди не понимают, что происходит, и они срываются на тех, кто находится рядом.

Могу сказать о тех случаях, которые мы сейчас ведем,— мы видим, что в семьях, где насилие было и раньше, сейчас оно обострилось, приняло более тяжелые формы.

Большая проблема, что теперь многие пострадавшие не могут выйти из дома и прийти к нам — и они на самоизоляции, и мы. Да, мы абсолютно все делаем онлайн, у нас ни один проект не приостановлен, но многие люди не могут позвонить нам из дома, потому что дома находится насильник. И мы теряем возможность их поддерживать.

У нас есть клиентка, пожилая женщина, которая на прошлой неделе не вышла на телефонное консультирование. Ее бьет сын, с ней работал психотерапевт. Из дома она не может нам звонить, чтобы не услышал сын.

Ей для звонка нужно выйти на улицу. Но она, вероятно, боится выйти из дома, как и многие пожилые люди сейчас. И я могу только предполагать, что с ней сейчас происходит.

Нам и дети пишут. И не только тогда, когда их избивают, но и когда насилие происходит между родителям, а ребенок ничего не может сделать, он даже из дома убежать не может, ему некуда обратиться. Дети страдают и от физического насилия, и от психологического давления со стороны родителей, и от увеличения агрессии между родителями. Наше общество живет по принципу, что проще дать ребенку подзатыльник, чем что-то объяснить. А ребенок тоже, как и родитель, живет в стрессовом режиме, сидит в четырех стенах, учится онлайн. Во многих семьях папы приходящие и в прямом, и в переносном смысле. Даже если родители живут вместе, папы часто не включены в ежедневную жизнь ребенка: утром ушли, вечером пришли, может, пару слов сказали перед сном или на выходных немного пообщались. А сейчас все сидят дома, нужно посмотреть, как уроки делаются, отреагировать на сообщение учителя, помочь ребенку, если он не может справиться, при этом ребенок может плакать, расстраиваться и хочет есть три раза в день. Все это обременяет тех пап, которые привыкли к другому режиму, и они начинают себя вести агрессивно в отношении детей, которые все время «болтаются под ногами». Но и матери, к сожалению, часто бьют детей, потому что их тоже били в детстве.

И все это достаточно страшно, особенно если мы понимаем, что для нашей полиции эта проблема всегда была факультативной, а сейчас тем более. Если бы власть сказала, что домашнее насилие — это нарушение прав человека, поэтому полицейским нельзя бездействовать и они обязаны реагировать на это, люди были бы более защищены.

Я смотрю на опыт других стран — там сейчас много внимания к этой теме, к мерам по предотвращению домашнего насилия, об этом пишет The New York Times, об этом пишет The Guardian, пишут СМИ в Японии, Австралии, Израиле.

Во многих странах уже приняты меры, позволяющие не штрафовать за нарушение карантина людей, которые пострадали от домашнего насилия. Одна эта мера очень важна!

А если у нас действительно начнут штрафовать за нарушение режима самоизоляции на 15 тыс. руб. и больше, то это сразу лишит огромное количество людей возможности выйти из дома даже по острой необходимости. Получается, человеку остается только сидеть дома и ждать, когда его убьют. Это страшно, когда право на жизнь одной группы граждан нарушается правом на жизнь другой группы граждан. И государству пока что неинтересно эту проблему решать.

Тем не менее хочу отметить, что нам вместе с департаментом соцзащиты Москвы удалось подготовить инструкции, как вести себя в случае домашнего насилия, и департамент на своем сайте рекомендует людям обращаться за консультациями к нам. Это уже хорошо.

Но чудовищно, что в таком большом городе, как Москва, есть всего лишь один государственный кризисный центр, который сейчас, насколько мне известно, работает в карантинном режиме и практически никого не принимает.

В других странах, наоборот, открывается больше мест в приютах, появляется больше горячих линий, выделяется больше денег и специалистов, чтобы больше людей могли получать помощь в новых условиях пандемии. У нас в этом смысле пока зазеркалье. Хорошо, что журналисты в России стали об этом много писать, это обнадеживает.


«Персонала в больницах не хватает, ухода за детьми нет»

Мария Рыльникова, координатор проекта «Быть рядом» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»:

Фото: Благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

Фото: Благотворительный фонд «Волонтеры в помощь детям-сиротам»

В период пандемии и режима самоизоляции больше всего страдают самые слабые и уязвимые граждане, которые зависят от других людей. Наш волонтерский проект связан с 25 учреждениями: это детские дома и больницы, а с недавнего времени и психоневрологические интернаты, где находятся молодые взрослые с особенностями развития. С начала пандемии во всех учреждения объявлен карантин, и вот уже более двух-трех недель волонтеры не посещают своих подопечных ни в больницах, ни в детских домах. Запрещены контакты и с родственниками. То есть, помимо всех минусов самоизоляции, дети и молодые взрослые в учреждениях потеряли общение со значимыми людьми.

Мы знаем, что главное правило при пандемиях — снижение социальных контактов и самоизоляция. Но именно его невозможно выполнить в условиях детского дома или интерната, потому что дети и взрослые живут там скученно, с большим количеством людей в одном помещении.

Реформа, начатая в 2015 году в детских сиротских учреждениях, привела к тому, что там, где было по 500 детей, теперь 200, но это все равно огромное количество детей со сниженным иммунитетом, которые постоянно находятся вместе, и никакой самоизоляции не получается.

Волонтеров, которые являются представителями сторонних организаций, перестали пускать в учреждения, а сотрудники продолжают ездить на общественном транспорте на работу. То есть меры для карантина приняты по формальному признаку, но фактически источником заражения может оказаться любой рядовой сотрудник, который каждый день приезжает на работу.

Само учреждение сейчас не является безопасным местом. И это еще одна причина, по которой необходимо разукрупнять такие интернаты, делать из них маленькие, стараться максимально раздавать детей и взрослых в семьи. В маленьких учреждениях можно наладить вахтовый метод работы и привлекать к этому волонтеров.

Сейчас сотрудники многих учреждений старше 65 лет не выходят на работу: кто-то на больничном, у кого-то дети, и он сидит дома в режиме самоизоляции. Персонала стало меньше. В интернатах много детей и взрослых, у которых сочетается несколько тяжелых диагнозов, и для них отсутствие качественного ухода — не меньший риск для жизни, чем вирус. У людей, которые не могут перемещаться сами и долго лежат на одном месте, застаивается жидкость в легких. Если их кормят слишком быстро или в неправильном положении, то есть риск попадания пищи в легкие. Эти люди априори предрасположены к пневмониям, связанным с их образом жизни и болезнями, и именно поэтому их нужно постоянно перемещать, менять их положение тела, эту работу часто выполняют наши волонтеры, пройдя специальное обучение. И в обычное время у больниц и интернатов не хватает рук на эту работу, а сейчас, думаю, это делают еще меньше.

Мы считаем, что сейчас таким организациям нельзя отказываться от помощи профессиональных волонтеров. Все наши волонтеры имеют медкнижки, проходят регулярные медицинские обследования, как и сотрудники учреждения. И есть волонтеры, которые готовы сегодня сдать все возможные анализы, в том числе на коронавирус, и заступить работать на неделю в учреждение, «законсервироваться» вместе с другими сотрудниками, чтобы не подвергать ежедневному риску заражения людей.

Многие врачи говорят нам, что чрезвычайные меры борьбы с таким тотальным вирусом не могут иметь человеческого лица и не могут учитывать интересы всех. Тем не менее надо помнить о тех, кто пожизненно находится в тяжелом физическом состоянии,— для них общение с тем волонтером или наставником, к которому они привязаны, может быть единственной мотивацией жить. Особенно это касается тех детей, которые сами не могут общаться.

У нас есть подопечные подростки, с которыми волонтеры наладили онлайн-общение еще до карантина, оно иногда было необходимым между визитами волонтеров, так что сейчас они просто перешли в онлайн-формат.

А вот те дети, кто не может пользоваться телефонами и речью, остались в полном одиночестве, и вряд ли кто-то объяснил такому ребенку, почему к нему перестал приходить волонтер.

Мы очень просили все учреждения передавать видеообращения волонтеров детям. Мы просили обязательно показать эти видеообращения детям, которые не могут с нами связаться. В этих видеообращения волонтеры рассказывают, почему они не пришли, и что придут обязательно, как только откроются двери. Я очень надеюсь, что дети это видели и не думают, что их бросили.

В детских учреждениях Москвы и Московской области, в которые ходят волонтеры нашего проекта, у детей с материальной точки зрения есть все. Но нет индивидуального внимания. А именно это мотивирует ребенка жить, расти, развиваться.

У нас был случай несколько лет назад, когда девушку перевели из ДДИ в ПНИ, это было летом, ее волонтер была в отпуске, и когда она вышла из отпуска, девушки в ДДИ уже не было. В ПНИ сказали, что она в больнице, а в больницу волонтера не сразу пустили. В общем, они увиделись только через два месяца: девушка не вставала с кровати, не ходила, не ела, она умирала. А в ДДИ это была живая, активная, подвижная девочка. И наша волонтер снова стала ходить к ней в больницу, каждую неделю. И постепенно у девушки начались улучшения. Она встала с кровати, начала есть. Какие-то функции уже утрачены, они не восстановились, но в целом она ожила. Вот что такое для наших ребят общение с постоянным волонтером, его ценой может быть жизнь человека.

Внутри учреждений сейчас может быть больше насилия — эмоционального, физического. Люди устают быть в замкнутом пространстве, возникает агрессия в отношении других, и страдает тот, кто слабее всех.

Когда учреждение открытое и когда туда могут приходить волонтеры, насилие минимизировано, потому что волонтер — человек из внешнего мира, это независимый эксперт, который может оценить климат, ситуацию, обстановку. И чем больше туда приходит волонтеров, тем меньше там случается внутренних конфликтов. Мы много лет бились за открытие детских домов и интернатов для волонтеров, и вот эпидемия закрыла все двери.

Наши волонтеры работают и в больницах, куда поступают заболевшие воспитанники детских домов или дети, изъятые из семей. Эти дети сильно травмированы, волонтеры помогают им пережить тяжелый период госпитализации. Сейчас дети в больницах совсем одни. В отделении для малышей наши волонтеры обычно находятся полный день, они выполняют весь гигиенический уход, который не требует квалификации медика или медсестры, но при этом является важным для развития ребенка в младенчестве. Я имею в виду легкие массажи, кормление, зрительный контакт, общение с ребенком, смена памперса, проветривание, перемещение из кровати в манеж, из манежа на пол. Я бы хотела особенно отметить, что такой уход важен не только для психики ребенка. Малыши, болеющие бронхитом или пневмонией, не могут самостоятельно откашляться, и если их не перемещать, не похлопывать, не переворачивать — у них застаивается мокрота в дыхательных путях. То же самое касается детей с множественными нарушениями развития.

Медсестры, даже до эпидемии, не имели такой возможности — слишком много профессиональных обязанностей. «Мамин уход» проводится один на один, каждому ребенку для этого нужен индивидуальный взрослый. В больнице эту функцию всегда выполняли волонтеры. Сейчас персонала в больницах не хватает, а дети точно так же болеют, как и раньше, и из семей их так же изымают — а ухода за ними сейчас нет.

Отдельно хочу сказать о детях в психиатрических больницах, которые сейчас переполнены. Думаю, что самоизоляция стала очень тяжелым испытанием для всех, и многие родители, воспитывающие детей с психическими заболеваниями, отдают их в больницы, потому что не могут справиться в домашних условиях. Это не обязательно плохие родители, люди могут быть в стрессе, у них состояние паники, одно только дистанционное обучение может вывести из состояния равновесия даже вполне здоровых родителей. А если детей несколько, а мама одна, то все может закончиться истериками, срывами, какими-то приступами агрессии, что является основанием для госпитализации.

Да, в учреждениях и раньше возникали карантины, связанные с ветрянкой, корью, гриппом. Бывало, что они закрывались на месяц-полтора в зимнее время. Но такого тотального карантина, когда закрыто все сразу, еще не было.

И мы очень ждем, что нашим волонтерам разрешат ходить в учреждения к их подопечным. А еще — что детей и взрослых из интернатов станут раздавать в семьи, о чем уже даже было написано официальное письмо правительства в регионы.


«В едином пространстве, без возможности соблюдать дистанцию, находятся более 200 человек»

Диана Машкова, писатель, приемный родитель, руководитель направления «Просвещение» в благотворительном фонде «Арифметика добра»:

Фото: facebook.com/dianamashkova

Фото: facebook.com/dianamashkova

Могу сказать на личном опыте, что даже в семьях подростки без свободного выхода «в люди» взвинчены до предела. Особенно ухудшилось состояние приемных детей: необходимость оставаться дома возвращает их в условия ограничений, которые они уже переживали в учреждениях. От этого уровень стресса зашкаливает, обостряются психические расстройства. С начала самоизоляции сильно выросло количество обращения приемных семей в благотворительные фонды за дистанционной поддержкой психологов.

А вот детей из детских домов, наоборот, помощи лишили — представителям НКО доступ в детдома с конца марта закрыт. Даже штатных психологов многие учреждения распустили по домам на время карантина, чтобы обезопасить детей от лишних контактов.

Условия жизни детей-сирот из-за режима самоизоляции резко ухудшились.

Дети и так сидели в учреждениях без семьи, без возможности свободно выходить, без полноценной интеграции в общество, а теперь их положение усугубилось полным отрывом от внешней среды.

Ребята из детдомов не выходят на прогулки, не посещают школу, не общаются с волонтерами и наставниками. У них исчез шанс обрести семью, потому что кандидатов в усыновители и приемные родители перестали пускать в детдома. 80% воспитанников сиротских учреждений в стране — это подростки, так что можно себе представить, насколько накалена обстановка внутри учреждений.

Исследования, проведенные учеными в разное время, в частности, Бухарестский проект по раннему вмешательству BEIL, неоднократно доказывали, что сама форма «заботы о детях» в виде детских домов вредна. Половина воспитанников детдомов даже в обычных, не карантинных, условиях страдают депрессиями, тревожными расстройствами, нарушениями поведения, проблемами с вниманием. Частота нарушений внимания у ребят в учреждениях в пять раз выше, чем у детей, живущих в семьях. И всего шести месяцев жизни в детдоме достаточно, чтобы у ребенка возникли проблемы в области психического здоровья. Разумеется, карантин многократно усиливает все эти проявления. Зашкаливающий стресс приводит к ослаблению иммунитета. И любая серьезная инфекция, не говоря о тяжелейшем вирусе COVID-19, может в этих условиях оказаться смертельной.

Но если кто-то думает, что дети в детдомах сегодня защищены от внешних контактов режимом изоляции, то это иллюзия. Каждый день на работу в учреждения приезжают сотрудники — администрация, медработники, педагоги, охрана, повара и так далее. Они едут в общественном транспорте, у них дома есть дети и другие члены семьи, которые могут болеть бессимптомно.

Если в детском доме воспитывается 100 детей, это означает, что их обслуживает примерно 120–130 взрослых, начиная с директора и заканчивая уборщицами. Получается, в едином пространстве, безо всякой возможности соблюдать дистанцию, ежедневно находится более 200 человек. Во времена, когда люди ограничили все внешние контакты и общаются только с членами своей семьи, живущими в одной квартире, все это выглядит как безумие.

Многие подростки в учреждениях восприняли в штыки требование не покидать детский дом и ищут любые лазейки — мой приемный сын, например, получил от друзей из детского дома сообщение: «А мы все равно будем выходить!»

Наша зарубежная коллега Флоренс Кёндеринк, член ассоциации «Еврочайлд» (Eurochild), предупреждает об опасности заражения коронавирусной инфекцией хотя бы одного человека в детском доме: «Если (когда) коронавирус появится в учреждении, результат будут драматичным. Смертность будет очень, очень высокой».

Выход из этой угрожающей ситуации может быть только один — необходимо исключить скопление детей; устроить их на время пандемии в надежные проверенные семьи. На этой неделе правительство России рекомендовало руководителям Центров помощи детям и всех учреждений, в которых содержатся сироты, предусмотреть перемещение воспитанников (при их информированном письменном согласии) в семьи к родственникам или к людям, с которыми у несовершеннолетних имеются устойчивые личные отношения. Это значит, что детей могут забрать домой и родственники, и сотрудники учреждений, и наставники, и гостевые и приемные семьи. Такая мера обезопасит детей. А сотрудникам учреждений она даст возможность соблюдать самоизоляцию, переключившись на «работу из дома», как это сделали большинство граждан в стране.

Такие примеры, кстати, уже есть: в Центре помощи детям №8 карельского города Олонец и в детском доме «Непоседы» в Балашихе детей устроили на время карантина в семьи сотрудников. Директор карельского учреждения Татьяна Сергеевна Васильева, которая решилась на передачу детей в семьи еще в марте, до выхода рекомендаций правительства, пишет нам, что учреждение находится на постоянной связи с детьми и семьями, что «дети расцвели». Татьяна Сергеевна и сама забрала одного из воспитанников домой. Вот это и есть настоящая забота о детях.


«Они очень устали, все время спрашивают: "Когда же это закончится?"»

Наталья Калиман, логопед-дефектолог, директор некоммерческой организации «Диаконический центр "Прикосновение"», Оренбург:

Фото: facebook.com / ДЦ "Прикосновение"

Фото: facebook.com / ДЦ "Прикосновение"

Люди с аутизмом, с умственной отсталостью испытывают сейчас огромный дискомфорт. Они чувствуют тревогу родных, смотрят телевизор, который сейчас в семьях постоянно работает, считывают тревогу оттуда, постоянно переживают, а еще им никто не объясняет, что происходит.

Наш центр дневного пребывания для детей с нарушениями развития не работает с середины марта, и многие семьи не справляются с детьми. Кто-то из родителей продолжает ходить на работу, и дети сидят дома в одиночестве. Одна мама у нас работает врачом, она в больнице сейчас смены напролет, а сын ее один дома. Раньше он весь день был занят — школа, занятия в Центре. У него генетическое нарушение, и легкие когнитивные нарушения, ему очень тяжело в изоляции. Мы записываем для него видео, которое он смотрит с удовольствием, а вот задания он не хочет выполнять. Я думаю, что в это время нужно быть гибким, и больше поддерживать и стабилизировать человека с особенностями развития.

Мы поняли, что видеоуроки — это очень хороший выход для наших ребят. Они видят нас, слышат наши голоса, для них это какая-то стабильность.

Вообще для людей с аутизмом, нарушениями интеллекта очень важно соблюдать дома рутинный режим, распорядок дня, какую-то занятость, поддерживать по возможности прежние контакты, тогда они еще как-то держатся.

Можно распределить день так, чтобы в одно и то же время выходить вместе за продуктами, за хлебом, мусор вынести.

Сначала мы проводили для ребят онлайн-уроки, но поняли, что многие родители работают дистанционно, в семье один компьютер, и он всем нужен – поэтому теперь высылаем видеозанятия, чтобы родители включили их своему ребенку, когда освободятся.

Для одного мальчика я записала короткие ролики, читаю ему там стихи, которые он любит. Его мама мне пишет, что он послушал, стал улыбаться, и теперь все время просит включить.

Тяжело детям в ДДИ и взрослым в ПНИ, но мне кажется, что в тех учреждениях, куда до пандемии ходили волонтеры, ситуация не такая тяжелая, как в тех, где и раньше никого не было, а сейчас вообще полная изоляция. Все-таки мы установили с учреждениями контакт, у нас есть связь, мы знаем, что там происходит, регулярно выходим в чаты.

Для детей и взрослых в интернатах очень важно не потерять возможность общаться с теми, кто приходил к ним раньше. Хотя бы в онлайн-формате. Раньше к нам в центр из отделения психоневрологической реабилитации инвалидов оренбургского ПНИ регулярно приезжала группа ребят на занятия, сейчас они очень скучают, им трудно адаптироваться к новым условиям. Они уже привыкли к общению, к выездам, а сейчас двери снова закрылись. И для них очень важно, что мы звоним, видео присылаем, какие-то задания даем.

Они очень обеспокоены, хотят, чтобы им объяснили про коронавирус, и почему надо ходить в масках, и почему мы не можем их навещать. Сначала они решили, что закрыли только интернаты, потом, что мы не хотим больше к ним ездить.

Они смотрят телевидение, но не очень понимают, что происходит в мире, поэтому приходится объяснять практически каждый раз снова, о вирусе, об эпидемии и карантине. Они очень устали, все время спрашивают: «Когда же это закончится? А потом мы будем вместе?»

Конечно, дома им было бы лучше, чем в интернатах. В интернате 300 человек, еще столько же сотрудников, — изначально ситуация очень плохая с эпидемиологической точки зрения. Я вообще против этих интернатов, я за малые формы проживания. Но, к сожалению, я не верю в то, что взрослых людей из учреждений разберут по домам. У меня есть подопечная, она взрослая девушка, обычно я забираю ее домой каждую неделю на четыре дня, домой. 20 марта интернат отпустил ее ко мне домой на весь период карантина, на месяц, а может и на два – не знаю, сколько это продлится. Я знаю, что они готовы были отдать ребят из интерната родственникам, но желающих особо не было.

А альтернативных интернатам форм проживания у нас в стране единицы. Может быть, эта пандемия станет хорошим уроком для нас на будущее — ведь общественные организации давно говорят, что нужно разукрупнять учреждения соцзащиты.


«О положении, в котором оказались НКО, ни федерация, ни регионы не думают»

Анна Битова, председатель правления региональной благотворительной общественной организации «Центр лечебной педагогики "Особое детство"», член Совета при правительстве РФ по вопросам попечительства в социальной сфере:

Фото: РБОО "Центр лечебной педагогики"

Фото: РБОО "Центр лечебной педагогики"

Основная нагрузка сейчас приходится на наших педагогов, Центр перешел на работу онлайн, и они проводят онлайн-консультации, занятия и даже первичный прием. Много работы у волонтеров — это волонтеры ЦЛП, а также учрежденного центром благотворительного фонда «Жизненный путь». Они работают с городской программой «Мосволонтер», возят продукты одиноким пожилым людям, а также помогают психоневрологическим интернатам, где на 500 человек один-два соцработника, которые просто физически не могут купить людям все, что им нужно. И если раньше многие жители ПНИ сами покупали продукты, вещи, то сейчас они это делать не могут. Работа у волонтеров бесконтактная — заказы получают по интернету, по списку делают покупки в магазине, приносят в ПНИ, оставляют на вахте. Так же и с пожилыми людьми, которые живут дома.

Но есть у нас и постоянная группа профессиональных волонтеров, которые работают с нашими подопечными семьями. У ЦЛП и фонда «Жизненный путь» более 400 таких семей в Москве, в каждой семье живет ребенок или взрослый с нарушениями развития.

Наши педагоги поделили семьи, регулярно им звонят, и, если где-то мама не справляется, мы при необходимости направляем туда волонтера или сотрудника.

Вот сейчас у нас произошел тяжелый случай. В ЦЛП давно занимается девушка Женя, у нее аутизм, генетическое нарушение, сложное поведение, она практически не спит ночью, присмотр нужен круглосуточный. У ее мамы онкология она много лет борется с болезнью. Три недели назад мама заболела, была высокая температура, вызвали врача, учитывая, что мама в группе риска. Врач сказал, что на коронавирус не похоже, маму увезли в больницу. С Женей сейчас постоянно дежурят наши сотрудники и постоянные волонтеры — круглосуточно с ней находиться очень трудно, она очень активная, может открыть кран, что-то порвать, поломать. Через три дня маме в больнице подтвердили коронавирусную инфекцию. У Жени тест показал отрицательный результат, но мы сразу изолировали и ее, и всех волонтеров, которые с ней контактировали. Пока что никто не заболел, но и срок изоляции по контакту еще не прошел. В итоге мы лишились сразу нескольких сотрудников на долгое время.

Наши сотрудники, которые сейчас находятся с Женей, понимают, что после контакта тоже должны будут уйти в режим изоляции, но отдать Женьку в интернат мы не можем. Мы знаем, что с ней там будет — индивидуальный пост к ней не поставят, значит будут вынуждены фиксировать ее в изоляторе. Дома ее никто никогда не привязывал, мама необыкновенно терпеливый человек. В интернате она погибнет.

К чему я об этом говорю — вот сейчас правительство разрешило забирать людей из интернатов домой к родственникам или на сопровождаемое проживание.

Хорошо, что такое решение принято. Значит, чиновники понимают, что в больших учреждениях один инфицированный — это катастрофа. Заболеет большинство, многие умрут, потому что у людей с инвалидностью иммунитет слабый.

И фонд «Жизненный путь» сейчас оформляет несколько человек из ПНИ на сопровождаемое проживание в тренировочные квартиры. Но забирать больше людей мы пока не можем. Я не могу не думать о том, что вот заберем мы 20 ребят в тренировочные квартиры, — а если кто-то из наших сотрудников заболеет, и все остальные сотрудники, которые с ним контактировали, попадут в карантин? Где потом брать людей на такую работу? А люди уже живут в тренировочных квартирах, и мы несем за них ответственность.

Есть у нас еще одна семья, парню 21 год, у него шизофрения, панические состояния, с мамой очень сложные отношения, и мама совсем не здоровый человек. Мы хотим забрать его в тренировочную квартиру, чтобы и маму разгрузить, и ему помочь. Но если с мамой что-то случится, а она опекун, то опека сразу отправит его в интернат, и он там загнется. Он очень слабый, в интернат ему нельзя, он может не выдержать самую простую вирусную инфекцию. Был бы принят закон о распределенной опеке, у парня было бы несколько опекунов, появилась бы подстраховка на крайний случай, он смог бы остаться в тренировочной квартире. Уже в который раз мы убеждаемся в том, что нам очень нужен закон о распределенной опеке.

Из-за пандемии у нас появилась еще одна большая проблема: нам нечем платить сотрудникам зарплаты. Наверное, придется наполовину сократить зарплаты, но это все равно не позволит продержаться долго.

Мы продолжаем работать, но у нас деньги в основном благотворительные. Уже несколько крупных благотворителей сказали, что не смогут больше нам помогать, у них тоже очень плохие дела. Ввести какую-то существенную плату за занятия с детьми и за консультации мы не можем, родители не потянут оплату сейчас. Разговариваем с семьями — через одного папа без работы остался, мама дома с ребенком сидит.

20 апреля должен был состояться аукцион, мы планировали собрать на нем денег, но теперь его не будет. Сейчас вот на Facebook повесили ссылку, просим людей оформлять подписку хотя бы на 100 руб. в месяц, может, с миру по нитке соберем.

Все меры поддержки сейчас принимаются только для бизнеса, и они нас не спасут в любом случае. Если бы разрешили на время карантина не оплачивать коммунальные услуги, это бы многим НКО очень помогло. Но ничего не делается. Разговариваю с коллегами в регионах, они просят помощи у местных администраций, им прямо говорят: «Ну обанкротитесь, это не самое страшное». То есть, о положении, в котором оказались НКО, ни федерация, ни регионы не думают.


«Интернаты находятся в зоне риска»

Светлана Мамонова, директор по внешним связям санкт-петербургской благотворительной организации «Перспективы»:

Фото: facebook.com/smamonova1

Фото: facebook.com/smamonova1

Как только эпидемиологическая ситуация начала ухудшаться, «Перспективы» закрыли свои центры дневного пребывания для детей и взрослых с особенностями развития и перебросили своих сотрудников на поддержку наших семей дома, а таких семей у нас более 200. Мы обзвонили семьи и спросили, какая поддержка им нужна. Оказалось, что часть семей вообще не верит в то, что ситуация с вирусом серьезна, считает самоизоляцию чрезмерной, и мы сейчас пытаемся донести до них реальную информацию и объяснить, что нужно быть осторожными. Другая часть семей, напротив, приняла решение самоизолироваться и вообще не выходить из дома, и мы доставляем им продукты и все необходимое.

Есть семьи, где живут дети и взрослые с поведенческими нарушениями, и им очень тяжело, нахождение в четырех стенах обостряет их состояние, поэтому родственники вынуждены выходить с ними на улицу и совершать хотя бы непродолжительные прогулки.

Наши психологи сейчас налаживают горячую линию для общения как раз с такими семьями, чтобы поддержать родителей и их детей.

Пока в стране не решен вопрос о том, что делать с детьми, имеющими особенности развития, если их единственный родитель заболел и попал в больницу. Государство предлагает для них только интернат, но мы знаем, что для многих интернат равносилен смерти. Во-первых, там они сразу попадут в двухнедельный карантин, это полная изоляция и одиночество. Во-вторых, это незнакомая, враждебная среда. В-третьих, в интернатах принято применять меры стеснения в отношении людей с сильными поведенческими особенностями, то есть привязывать их. Все вместе это приведет к тому, что состояние наших домашних ребят резко ухудшится, они могут погибнуть. Поэтому сейчас мы ищем способы законно сопровождать детей на дому в случае, если родители попадут в больницу.

Многие родители сейчас, конечно, унывают. Для поддержания их духа мы придумали несколько творческих проектов онлайн, в том числе проект «Эксперты по жизни в изоляции» — это видеоролики, записанные взрослыми людьми с особенностями развития, которые живут в нашем доме сопровождаемого проживания в деревне Раздолье. Эти люди были изгоями общества, общество их не принимало, им хорошо знакома многолетняя изоляция, и сейчас они делятся своими историями, опытом, настроением: кто-то учит других готовить, кто-то — делать ремонт или убирать квартиру. Для самих ребят это тоже важный проект, они понимают, что, несмотря на изоляцию, для них открыты границы всего мира, потому что сейчас с этими роликами могут познакомиться люди из любой страны.

Городские власти разрешили нашей организации забрать из детских домов-интернатов и психоневрологических интернатов самых слабых ребят, с которыми мы давно работаем на базе этих учреждений, сейчас мы перевозим детей и взрослых в наши квартиры и дом сопровождаемого проживания. Мы рады, что такое решение принято на федеральном уровне, потому что интернаты находятся в зоне риска, это видно по опыту европейских стран, где один инфицированный заражал все учреждение. Многие люди в интернатах настолько слабы, что эта болезнь может их убить.

Еще мы решили помочь городу в такой сложной ситуации, отправили предложения о волонтерской помощи в районные комплексные центры социального обслуживания, и у нас уже есть запросы от пожилых граждан, наши волонтеры доставляют им продукты и лекарства.


«Если пожилой человек изолировался дома, его состояние через месяц ухудшится и физически, и психически»

Елизавета Олескина, директор благотворительного фонда «Старость в радость»:

Фото: facebook.com / Лиза Олескина

Фото: facebook.com / Лиза Олескина

Проблемы в домах престарелых, психоневрологических и детских интернатах сейчас во многом похожи. Везде резко понадобились средства защиты: перчатки, маски, дезинфицирующие средства, хлорка. Персонал проводит постоянную дезинфекцию, чтобы не распространялись инфекции внутри, поэтому все бесконечно моется. И сохранение чистоты, и постоянное мытье рук — все это необходимо. Закупки в учреждения проводились в начале года, и ни в одном из них тогда не планировалась закупка такого количества дезинфицирующих средств для мытья рук, антисептиков, а тем более масок. Учреждения как-то пытаются выкручиваться.

У нас есть чаты с директорами домов престарелых и ПНИ, где обычно мы обсуждаем текущие проблемы. А теперь, понятно, все силы брошены на предотвращение заражения вирусом, так что пару недель назад самой горячей темой там были выкройки масок для персонала.

Во многих домах престарелых и ПНИ маски шьют и живущие там люди. К слову, во многих странах так же. Но если маски сшить можно, то хлорку и антисептики взять негде. Поэтому все помогающие организации вроде нашей стараются закупать все эти средства защиты для учреждений и будут закупать их весь период изоляции. Мы за прошлую неделю отправили в интернаты 38 тыс. масок, 7 тыс. перчаток, 1,6 тыс. литров антисептиков. И будем дальше отправлять. Но у нас сейчас в листе ожидания 300 учреждений, а по стране их более 1,5 тыс.

Еще одна проблема в социальных стационарах связана с психологическими последствиями изоляции. Мы вот все по своим домам сидим, у нас есть какое-то общение, всяческие Zoom и Skype, а люди в этих стационарах практически совсем без интернета. Поэтому мы прямо в самом начале пандемии, превентивно, запустили акцию «Мы рядом», в рамках которой налаживаем видеоволонтерство. Для этого во многие учреждения нужно закупить ноутбуки, планшеты, кабели, флешки с интернетом. В первые десять дней мы закупили все необходимое в 50 учреждений. Сейчас с нами на связи 200 интернатов, и волонтеров уже не хватает.

Мы везде говорим, как важно сохранить общение с родственниками, с волонтерами.

Наша традиционная работа — поездка волонтеров в интернаты и общение с людьми — теперь проводится онлайн. Люди очень скучают. И пожилые, и молодые люди с инвалидностью тяжело реагируют на эту изоляцию. В одном из регионов человек сбежал из интерната, просто потому что его перестали выпускать из учреждения, и он испугался. Через день вернулся, но пришлось поселить его уже в карантинном отделении — непонятно, где он был и не принес ли с собой инфекцию.

Наши волонтеры, которые раньше общались с жителями интернатов вживую, теперь делают это через Zoom — можно обсудить с людьми последние новости, попеть, послушать, как ребята в интернатах читают стихи, обсудить, что у них на душе. Мы первое время договаривались с волонтерами, что не говорим с пожилыми людьми на острые темы вроде коронавируса, чтобы не подвергать их еще большему стрессу, но, как только мы увиделись с нашими стариками, первое, что они у нас спросили: «Ну как там этот ваш коронавирус?» Поэтому сейчас мы говорим обо всем, это простое человеческое общение, которое нужно и им, и нам.

Я считаю, очень важно сохранить такое общение, потому что мы 15 лет добивались того, чтобы эти учреждения были открыты, а сейчас они по понятным причинам закрылись.

Мы продолжаем обсуждать и с регионами, и с федеральным центром варианты, как обезопасить пожилых людей в домах престарелых. Мы знаем опыт Франции, Швеции, других стран, где некоторые учреждения «законсервировались» со своими специалистами внутри. То есть, пришла смена и осталась там на месяц, и больше никто туда не входит. В некоторых наших регионах уже серьезно думают над таким вариантом. Очевидно, что это решение, как и любое другое, не идеальное — у кого-то из сотрудников дома дети, у кого-то пожилые родители, кто-то сам старше 65 и должен уйти на самоизоляцию. Но в такой ситуации идеальных решений нет.

Сейчас как никогда нужно использовать разные решения, взвесив все «за» и «против». Можно ли раздать всех пожилых людей родственникам? Есть у нас учреждения, которые с самого начала пандемии стали звонить родственникам. В одном интернате из 400 жителей забрали двоих. Когда же пришла пенсия, то там сразу появилось много родственников — но лишь для того, чтобы забрать те 25% пенсии, которые они имеют право забрать. Так что призыв раздать людей по домам в реальности сработает для небольшого количества людей. К сожалению, в большинстве регионов нет и проектов сопровождаемого проживания для пожилых людей. Мы его только начинаем с регионами в рамках пилотного проекта. Но я считаю, что возможность забирать людей из учреждений домой все равно должна быть.

В сложном положении оказались сейчас и пожилые люди, живущие дома,— особенно одинокие. Соцработников не хватает, многие из них старше 65 лет, так что они тоже ушли на самоизоляцию и не работают.

Мы посчитали: примерно треть соцработников по стране не может сейчас выходить на работу, а оставшиеся «зашиваются».

С уходом на дому, кстати, вылезли те проблемы, о которых мы говорили последние годы. В целом система оказания социальных услуг у нас в стране носит заявительный характер. Заявил — получил помощь, не заявил — о тебе никто и не узнает. Вот сейчас многие одинокие пожилые люди, которые о себе раньше соцслужбам никак не заявляли, могут просто погибнуть без помощи, еды, лекарств, если их не найдут. Многие из них напуганы, они самоизолировались и боятся выходить на улицу.

Минтруд около двух недель назад отправил в регионы телеграмму с рекомендацией выявлять всех пожилых, которым нужна помощь. И это правильно. Я знаю, что региональные волонтерские организации, штабы ОНФ, местная соцзащита ходят буквально по дворам. Благотворительный фонд Елены и Геннадия Тимченко создал движение «Забота рядом», собрав вместе некоммерческие организации в регионах, чтобы они тоже помогали работать с пожилыми людьми на дому. Есть большое количество других инициатив. И это хорошо. Но все, кто сейчас реально помогает, знают, как много еще людей, до которых помощь не дошла.

Понятно, что изоляция на две недели и изоляция на месяц и больше — это разные вещи. Люди слабеют от долгой самоизоляции. Если пожилой человек засел дома на месяц, его состояние через месяц ухудшится и физически, и психически. Те, кто профессионально занимается системами долговременного ухода в мире, давно ведут статистику того, к чему в принципе приводит изоляция пожилых. Эти цифры хорошо известны. Снижение физической активности на 25–59%, увеличение развития сердечно-сосудистых заболеваний на 29%, риск инсульта увеличивается на 32%. Вдвое увеличивается риск болезни Альцгеймера и деменции. А уровень смертности вырастает на 26%. Конечно, никто еще не посчитал результатов нынешней изоляции, но очевидно, что цифры будут не ниже.

И нам всем надо готовиться решать в масштабах страны, как сопровождать на дому этих пожилых людей,— сейчас и после окончания пандемии.

Вылезли и другие проблемы.

У людей, которые находятся в самоизоляции, кончаются наличные деньги, и они не могут оплачивать продукты, которые им приносят соцслужбы или волонтеры. Чтобы снять пенсию, надо поехать в банк. Они боятся выходить из дома.

Вопросов полно. И на каждый надо искать ответ.

Наконец, многие живут от пенсии до пенсии, от зарплаты до зарплаты. Многие остались сейчас без подушки безопасности, у кого-то уже нет работы, и самое главное, нет понимания, когда именно это закончится. Поэтому люди находятся в состоянии стресса. Если уж здоровым не просто справляться, то пожилым и инвалидам тем более тяжело.

Наш фонд, конечно, старается помочь одиноким пожилым людям, которые живут дома. Мы начинаем сейчас телефонное волонтерство для того, чтобы люди дома не чувствовали себя одинокими, чтобы у них появилось какое-то общение. Интернета у многих стариков нет вообще, а телефон, хотя бы стационарный, есть. И нам для этой работы тоже очень нужны волонтеры.

Возможности НКО, общества и государства по отдельности ограничены. И если в этой ситуации мы не объединим усилия, то не выплывем. Ни у кого по отдельности нет сил и ресурсов покрыть всю страну необходимой помощью.

Думаю, что социальные службы должны координироваться с НКО и волонтерскими организациями, и очень должна вырасти соседская помощь. Там, где волонтерские организации сами по себе, соцслужбы что-то делают обособленно, а обычные граждане не обращают внимание на своих пожилых соседей, мы как общество не можем поддержать всех людей, нуждающихся в помощи прямо сейчас.


«Если человек одинокий и не может даже встать с кровати, он в такой ситуации не выживет»

Василий Рулинский, пресс-секретарь синодального отдела по церковной благотворительности Русской православной церкви:

Фото: facebook.com/rulinskiy.vasiliy

Фото: facebook.com/rulinskiy.vasiliy

В наш «Ангар спасения» службы «Милосердие» на Николоямской улице в Москве людей теперь приходит значительно больше, чем раньше. Если раньше было до 100 человек в день, сейчас более 250. Конечно, в ангаре принимаются все необходимые меры профилактики, чаще проводится дезинфекция помещений, все наши сотрудники обеспечены индивидуальными средствами защиты, бездомным мы при входе дезинфицируем руки. Мы разделили всех приходящих на два потока.

Для пожилых и тех, кому трудно передвигаться, сделали зону отдыха с расставленными на дистанции 2 м стульями — они могут там посидеть, отдохнуть, погреться. Остальным, у кого есть силы, просто раздаем горячую еду.

Они также могут помыться, поменять одежду, но мы не разрешаем им долго находиться внутри, чтобы ограничить контакты.

Основная проблема для бездомных сейчас заключается в том, что многие благотворительные организации закрыли столовые для бездомных, а кафе, где они раньше могли какую-то еду получить, закрылись. Поэтому нагрузка на «Ангар спасения» стала больше, служба «Милосердие» продлила часы работы.

В регионах сейчас тоже очень востребована наша помощь. В Хабаровске, например, церковная служба помощи бездомным договорилась с местной соцзащитой, что будут передавать выпечку из своей пекарни пожилым одиноким людям. В Уфе городские больницы сами попросили взять в церковный приют бездомных, чтобы освободить койки под коронавирусных больных. Сейчас там приют заполнен максимально, они тоже на карантине. В Екатеринбурге православный «Автобус милосердия» — практически единственное место в городе, где бездомные продолжают получать еду. Все остальные закрылись.

Большая нагрузка сейчас на проектах помощи одиноким пожилым людям. У православной службы «Милосердие» в Москве есть Группа работы с просителями, у них на попечении около 700 человек, примерно 300 из них — люди старше 65 лет. Все эти люди находятся в трудной жизненной ситуации. Раньше они приходили в Марфо-Мариинскую обитель, чтобы получить продуктовые наборы на месяц, а сейчас мы должны эти продуктовые наборы им доставить на дом.

У нас в службе «Милосердие» более 1,5 тыс. добровольцев, они распределены по округам Москвы и оказывают адресную помощь. В каждом округе есть координатор добровольцев, просьбы о помощи поступают к нему, и он определяет, кто из добровольцев едет на выполнение конкретной просьбы.

Мы выдаем им беджи и справки о том, что они работают при нашей службе, и пока не было случаев воспрепятствования добровольцам со стороны представителей власти. Мы надеемся, что проблем и дальше не будет, ведь добровольцы делают очень важное и полезное для всех дело. Все наши добровольцы имеют маски, перчатки, работают бесконтактным образом.

Работает горячая линия православной службы «Милосердие» в Москве 8 (495) 542 00 00, на которую мы принимаем просьбы о помощи для всех одиноких людей, пожилых, инвалидов, не имеющих родственников. Добровольцы могут доставить им продукты питания, лекарства.

Мы знаем, что, к сожалению, на государственные линии помощи не все могут дозвониться, запросов на помощь стало очень много. Поэтому в разных епархиях, как и в Москве, создаются церковные горячие линии помощи по приему заявок от нуждающихся людей — независимо от их вероисповедания.

Таких горячих линий уже больше 20: от Калининграда до Петропавловска-Камчатского. В России 209 церковных центров гуманитарной помощи, в основном они находятся в небольших населенных пунктах, они тоже перешли на усиленный режим работы и доставляют нуждающимся продукты питания, лекарства, одежду и средства ухода за детьми и лежачими больными.

Еще у нас возросло количество просьб о помощи от тех людей, кому нужен уход или консультация по вопросам ухода. Если человек одинокий и не может даже встать с кровати, поесть без посторонней помощи, он в такой ситуации не выживет. И даже если у него есть родственники, сейчас найти сиделку стало значительно сложнее, а родственники не знают, как правильно ухаживать. Поэтому мы общаемся с родственниками, наши сестры милосердия участвуют в онлайн-консультациях, а также они готовы при особой необходимости выезжать на дом, чтобы оказать помощь тем одиноким людям, кому необходим уход.


«Призывая всех оставаться дома, власти и общество не должны забывать о людях, у которых дома нет»

Григорий Свердлин, директор благотворительной организации «Ночлежка»:

Фото: facebook.com/grigory.sverdlin

Фото: facebook.com/grigory.sverdlin

Как и при любом экономическом кризисе, людей, которые оказались на улице, сейчас стало больше. И боюсь, в ближайшие месяцы их число будет расти. Кто-то приехал в Москву, Петербург, другие крупные города на заработки непосредственно перед пандемией, не нашел работы и оказался сейчас без средств к существованию, кто-то лишился работы и нет денег на аренду жилья. Кроме этого, всегда есть люди, которые находятся на грани бездомности, перебиваются какими-то случайными заработками (раздают листовки у метро, работают грузчиками), снимают койку в общежитии за 100–150 руб. в сутки — а сейчас такие поденные работы исчезли, и все эти люди тоже оказались на улице. Мы все это видим по тем людям, которые продолжают обращаться к нам за помощью, в пункте обогрева и на стоянках нашего «Ночного автобуса» в Петербурге, — видно, что многие из них на улице недавно.

Ситуация усугубляется тем, что закрылись точки общепита, где раньше иногда перед закрытием можно было получить еду бесплатно или по сниженной цене. Поэтому 6 апреля мы запустили акцию под названием «Ты не один» — сформировали 120 продуктовых наборов и распространили 60 наборов в Петербурге на Московском вокзале, 60 в Москве на Ленинградском. Это обычные полиэтиленовые пакеты, в которые мы положили лапшу быстрого приготовления, консервы — рыбные или мясные (желательно с ключом, чтобы не нужно было консервный нож искать или открывать ножом), печенье или конфеты, антисептик, носки, зубную пасту, зубную щетку. Список вещей есть у нас на сайте, стоимость такого набора примерно 400 руб., и мы призываем всех присоединиться к акции.

Такие пакеты можно формировать дома и потом, если вы идете куда-то по делам, вешать их на ограды или класть на скамейки в тех местах, где вы часто видите бездомных. Если вы живете рядом с железнодорожным вокзалом, с продуктовым рынком, железнодорожной стацией или с любой станцией метро, то вы можете такой пакет оставить там. У нас на сайте есть листовка, ее можно скачать и распечатать, а можно продублировать этот текст от руки, листовку мы советуем крепить на пакет, чтобы было понятно, что это продукты для нуждающихся, а не какой-то мусор.

Мест, где бездомные могут переночевать, в достаточном количестве не было и в «мирное» время — в Москве в центрах социальной адаптации около 1,5 тыс. мест, в Петербурге в домах ночного пребывания — около 250.

Но людей на улицах десятки тысяч. Есть официальная статистика по смертности — в Москве ежегодно регистрируют смерть примерно 3 тыс. бездомных, в Петербурге — примерно 1 тыс., то есть в обычное время и в Москве, и в Петербурге число умерших за год перекрывает количество коек для живых. Боюсь, что сейчас смертность вырастет.

Еще три недели назад мы направили обращения руководству Москвы и Петербурга, в федеральные Минтруд и Минздрав. Мы писали о необходимости создавать дополнительные приюты. Пока наши призывы остаются без ответа. Сейчас во всех странах под дополнительные приюты переоборудуют спортзалы, пустующие общежития и отели. Только в Париже на прошлой неделе было создано 3 тыс. таких коек, в один из новых дополнительных приютов даже приезжал президент Франции Эмманюэль Макрон. То есть этой проблемой там занимаются на самом высоком уровне. А в России дополнительные места для бездомных не создаются. Призывая всех оставаться дома, что, конечно, правильно, власти и общество не должны забывать о тех людях, у которых дома нет и которым негде самоизолироваться.

Почти все проекты «Ночлежки», которые работали в обычное время, продолжают свою работу. В трех наших реабилитационных приютах для бездомных в Петербурге каждый день ночует около 100 человек. Там мы ежедневно измеряем людям температуру тепловизором, объясняем, какие меры предосторожности надо соблюдать, чтобы не заболеть.

Пока ни один человек в наших приютах не заболел. Если заболеет, отправим в больницу. Не думаю, что человека с симптомами вирусной инфекции сейчас оставят на улице,— не такое сейчас время и не такая болезнь гуляет по миру.

В Москве наш приют, к сожалению, еще не успел открыться, мы не закончили там ремонт.

В нашем «Ночном автобусе» в Петербурге волонтеры сейчас не работают — кормить бездомных выезжают только сотрудники «Ночлежки», которые сами вызвались. Но волонтеры продолжают помогать удаленно — например, психологи-волонтеры консультируют жителей наших приютов по интернету.

Мы также сохранили работу пункта обогрева, это такое отапливаемое помещение на 50 человек в виде большой двухслойной палатки армейского типа — там мы тоже кормим людей, там они могут переночевать в тепле и безопасности, получить медицинскую помощь.

Изменился формат работы нашей «Культурной прачечной» — обычно там люди сидят в помещении и ждут, пока постираются их вещи, а сейчас они приносят то, что нужно постирать, оставляют это администратору и возвращаются через два-три часа, чтобы забрать уже выстиранное и высушенное.

Единственный проект, который мы приостановили еще с 17 марта,— это наша консультационная юридическая служба в Санкт-Петербурге, куда каждый день приходили примерно 50 человек за консультациями по восстановлению документов, поиску работы, отмене нечестных сделок с недвижимостью, из-за которых они оказались на улице, поиску родственников. Обычно там в коридоре собиралась очередь, и мы решили, что это для наших клиентов небезопасно. Сейчас консультируем только по телефону, ждем, когда закончится эпидемия.


«Таким организациям, как наша, нельзя прекращать работу, люди начнут умирать от голода на улице»

Светлана Файн, директор благотворительной организации «Друзья общины святого Эгидия»:

Фото: facebook.com/svetlana.fain

Фото: facebook.com/svetlana.fain

У бездомных людей жизнь и так тяжелая, а сейчас перед ними закрываются двери одна за другой. Закрыто все, где раньше можно было укрыться, попросить еды и кипятка. Не работают кафе, которые в конце дня выбрасывали еду, и бездомные могли ее перехватить. Наши знакомые бездомные говорят, что после восьми вечера в Москве негде помыть руки, некуда зайти в туалет.

В наш дневной центр «Дом друзей на улице» пришел один человек, раньше он всегда был опрятный, а сейчас у него черные руки, его попросили их вымыть, а он стал оправдываться, что ему просто негде было это сделать со вчерашнего дня, потому что все закрыто.

Ему самому от этого плохо.

Люди лишились возможности просить милостыню на улице, потому что на улице никого нет. Исчезла возможность хоть где-то подработать, чтобы оплатить ночлег в общежитии.

Мы уверены, что таким организациям как наша, нельзя прекращать работу, люди будут голодать и начнут умирать от голода на улице.

В Риме, где изоляция началась раньше, наши друзья рассказывают, что встречают бездомных, которые не ели по трое суток. Там многие волонтеры, которые раньше кормили бездомных,— пенсионеры, и сейчас они не выходят на улицу, и это правильно.

Община святого Эгидия в Риме не прекратила свою работу ни на один день, но нельзя забывать — чем дольше длится режим самоизоляции, тем больше захлопывается дверей.

У нас же многие волонтеры — молодые люди. Мы сейчас написали везде, где можно, чтобы получить пропуска для передвижения волонтеров по городу, если это все-таки станет необходимым.

Мы продолжаем кормить бездомных на трех вокзалах и в разных точках в центре Москвы, у нас 11 маршрутов, и мы выходим четыре раза в неделю. Конечно, нам пришлось переформатировать нашу работу, чтобы избегать скопления людей. Мы теперь приходим раньше своего обычного времени — люди постепенно подходят, забирают продукты, уходят, потом приходят другие. В последний раз в течение полутора часов к нам пришло за помощью около 150 человек.

Наши волонтеры соблюдают все меры предосторожности — они приходят в перчатках и масках, стараются ездить на такси. Бездомным на точках раздачи помощи мы раздаем влажные салфетки, антисептические средства. Пакет с продуктами передается на расстоянии двух вытянутых рук. Мы просим всех соблюдать дистанцию, не подходить близко друг к другу, люди все понимают. Они очень благодарны за то, что мы продолжаем приходить к ним.

Мы собираем продуктовые наборы — в них нет горячей еды, но они стали больше, чтобы человеку хватило на несколько дней.

Конечно, людям тяжело без горячего. Если раньше мы давали им бутерброд, горячее в виде макарон с тушенкой, стакан чая, то сейчас — пакет с продуктами в заводской упаковке, а вместо чая — бутылка воды. Такой набор позволит человеку дольше продержаться и не голодать.

Обычно мы любим общаться с людьми в точках раздачи пищи, но сейчас это невозможно, поэтому в каждый пакет мы кладем письмо, написанное кем-то из наших волонтеров. Мы хотели выразить людям слова поддержки. Я знаю, что для них это очень важно.

Наш дневной центр «Дом друзей на улице» не закрылся, люди по-прежнему могут прийти и постирать свои вещи, но мы изменили график работы, растянули часы посещения, чтобы одновременно там находилось меньше людей. Всем приходящим раздаем маски, руки обрабатываются антисептиками.

Сейчас тяжело всем, но многие люди хотят помогать бездомным, сочувствуют им. На сайте «Волонтеры.ру» очень много заявок от желающих помогать, а наш сбор на «Планете.ру» «Поможем бездомным пережить карантин», начатый неделю назад для покупки продуктовых наборов для бездомных, уже собрал больше половины заявленной суммы. Меня очень радует, что в такие трудные времена многие люди думают не только о себе, но и о тех, кому еще тяжелее.


«Людям в трудной жизненной ситуации нужна самая обычная поддержка»

Олеся Деснянская, координатор программы «Профилактика социального сиротства» благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам»:

Фото: facebook.com/desnjanskaya.olesya

Фото: facebook.com/desnjanskaya.olesya

Люди, которые приехали в Москву из других регионов и республик бывшего СССР, сегодня теряют работу и не могут вернуться домой. Работодатели часто не несут никакой ответственности за их увольнение, потому что официально они не были трудоустроены. У нас в программе помощи сейчас много семей в такой ситуации.

Один из ярких примеров последней недели — девушка с ребенком, работала в кафе, снимала жилье. Когда-то мы поддержали ее — она забеременела, была одна в чужом городе, мы взяли ее в наш приют для мам с детьми и беременных женщин «Теплый дом», она родила, потом ей помогли найти работу, жилье. Она даже нам немножко помогала в последнее время, приходила на наши акции в супермаркеты, где мы собираем помощь, рассказывала свою историю, помогала собирать деньги. Это был достаточно успешный случай.

Две недели назад ее отправили в неоплачиваемый отпуск. Заплатить за квартиру ей нечем, хозяйка сказала, что если не заплатит вовремя, пусть уходит. Ребенку уже два года.

Мы хотим собрать для нее денег, чтобы оплатить жилье.

Второй пример — девушка много лет снимала квартиру в Москве, зарабатывала маникюром, сейчас заказов нет, платить за квартиру нечем, и несколько дней назад ее попросили на улицу. Ребенку год. Ее мы попытаемся устроить в приют.

Интересно, что в такой сложный период цены на арендованное жилье обычно снижаются, но это не касается нашей категории граждан, которые снимают дешевые комнаты. Те, кто, например, сдает жилье за 40–60 тыс.руб., сбавляют цены. А те, кто сдает за 13–15 тыс., ничего сбавлять не хотят, потому что на их комнаты всегда найдутся желающие. Получается, что наши подопечные — одинокие мамы с детьми — как раз наиболее уязвимы.

Есть другие примеры — одинокие мамы, воспитывающие нескольких детей, у них обычно есть свое жилье, но дети сейчас не ходят ни в сад, ни в школу, мамы работать не могут, сидят дома, потому что детей девать некуда.

И никто не собирается им платить за то, что они оказались дома в такой ситуации.

Надо еще сказать, что мы говорим о людях, которые имеют некоторые сложности с родительством. Например, о выпускницах детских домов. Обычно нехватку социальных компетенций родителей в таких семьях дети компенсируют в садиках и школах, где они занимаются, общаются, видят обычный мир. К тому же в школе и садике их кормят.

Сейчас они заперты на маленькой территории, часто в однокомнатной квартире. Их надо как-то накормить, надо организовать учебу, ноутбуков, скорее всего, нет, значит, дистанционной работы тоже нет. Сейчас опытные родители уже не знают, на какую стену лезть, чтобы наладить дистанционное обучение для детей, а таким родителям это делать во много раз сложнее, у них сильный стресс, и всем плохо в таких семьях.

Мы сейчас пытаемся наладить для них продуктовую помощь, договариваемся с разными организациями, ищем спонсоров. Потом будем решать вопрос с гаджетами — если будет такая возможность, хотели бы купить в эти семьи ноутбуки для обучения детей.

Недавно я разговаривала с нашей подопечной, она болела лейкозом, а сейчас у нее начался рецидив. Она попала в одну больницу, оттуда ее перевели в другую больницу, наконец, направили лечиться по месту жительства, оттуда в следующую больницу — и снова перевели на лечение по месту жительства, и все это время человек с угнетенным иммунитетом таскается по Москве непонятно зачем. Никто не может ей толком объяснить, где у нее должно быть лечение, будет ли там химиотерапия, получит ли она лекарство, и все это усугубляется тем, что ее муж остался без работы, они снимают квартиру, у них ребенок с инвалидностью, но инвалидность не продлили — документы где-то потерялись, так что и пенсию ребенка они тоже потеряли на этот период. Хозяйка пошла им навстречу, согласилась подождать, но ситуация аховая. Мы собрали для нее продукты, документы обещают найти, и пенсию ребенку восстановить. Но это прямо классическая ситуация, когда все обстоятельства против человека, и нужно в этот сложный период просто его поддержать, чтобы он выплыл.

Еще я могу как приемный родитель рассказать о тех семьях, которые воспитывают приемных детей,— там тоже ситуация очень обострилась. Если в семье параллельно происходят и адаптация друг к другу, и карантин, это, конечно, кошмар. Дети в период адаптации бывают агрессивными, пассивными, могут часто плакать или срываться на крик, и это неровное состояние выдержать очень трудно, особенно если родитель сам в тревоге. Приемные дети сильно травмированы, а сейчас, когда буквально в воздухе разлито столько тревоги и страха, их психика становится еще более нестабильной. У них появляется много разных мыслей: а не отдадут ли их обратно в детский дом, а справится ли семья с ними?

Часто дети с опытом детского дома совершенно не готовы к дистанционной учебе.

Я вижу отзывы приемных родителей, они стонут: во многих семьях по пять-семь детей, учителя шлют задания в разные группы, обучение идет на разных онлайн-платформах, родителю надо каждый день контролировать 10–15 платформ, сайтов, чатов. Родители вынуждены разрываться между работой и ребенком, работать не получается, а еще параллельно бесконечная готовка еды, потому что дети сидят дома и все время едят.

Ну и нельзя забывать о росте семейного насилия в период изоляции. Когда люди заперты в четырех стенах, даже обычные конфликты обостряются, что уж говорить о ситуациях, когда и до этого в семье насилие было нормой.

Наша задача — поддержать людей, находящихся в зоне риска, предотвратить изъятие детей из семьи или возможные возвраты в детский дом. Я по опыту своей работы уже знаю, что людям в трудной жизненной ситуации нужна самая обычная поддержка — крыша над головой (если нет своего жилья), продукты и детское питание, уверенность, что все это не исчезнет завтра. И знание, что они не одни, что есть с кем поделиться, что кто-то придет им на помощь, и что не только у них такие проблемы. Иногда наши психологи просто общаются с ними по телефону, это помогает многим как-то мобилизоваться.


«Помещения не стали больше, а пациентов не стало меньше»

Елена Грачева, административный директор благотворительного фонда AdVita:

Фото: facebook.com / Елена Грачева

Фото: facebook.com / Елена Грачева

Онкологические службы в России пытаются адаптироваться к происходящему — точно так же, как и во всем мире. Плановые обследования откладываются. Если речь идет о низкодозной химиотерапии — рассматривается переход на таблетированные виды лечения, чтобы пациенту не нужно было выходить из дома. Другое дело, что современные механизмы работы ФОМС (федерального обязательного медицинского страхования.— “Ъ”) устроены так, что за этими таблетками человеку все равно приходится ехать в стационар, что, конечно, совершенное безумие в разгар призывов сидеть дома.

Уже появились и первые онкологические отделения, закрытые на карантин в связи с выявленной коронавирусной инфекцией у пациентов, при этом из средств индивидуальной защиты у врачей онкологических стационаров — только хирургическая маска, от которой толку мало.

С полноценной медицинской помощью и в обычное время были проблемы, пациентов всегда было больше, чем возможностей онкоцентров. Но сейчас стало еще сложнее — удлинились интервалы между госпитализациями, стало сложнее попасть на прием к онкологу.

Например, недавно в наш фонд обратились родственники одной пациентки, которую cкорая увезла в больницу, там выявили опухоль мочевого пузыря, но ближайшая свободная запись в онкоцентр была только на май.

В дневных стационарах и на амбулаторном приеме врачи, конечно, пытаются организовать дистанцию между людьми, но это очень сложно, потому что помещения не стали больше, а пациентов не стало меньше. Медицинские работники старше 65 лет сидят дома на самоизоляции — значит, сократилось число врачей, ведущих прием.

Очереди в онкоцентры были всегда, но сейчас они стали местами повышенной опасности. В прошлом году у нас в Петербурге начали разворачивать центры амбулаторной онкологической помощи, чтобы пациенты могли проходить химиотерапию и обследования в режиме дневного стационара рядом с домом. Идея правильная, но пока эта программа только началась. Поэтому большая часть петербуржцев с онкологическими диагнозами — а их в Петербурге больше 100 тыс.— распределена сегодня между двумя городскими онкоцентрами. Конечно, будут очереди.

Пациенты с онкологическими и гематологическими заболеваниями по-прежнему страдают от закона «третий лишний» (имеется в виду федеральный закон, по которому из аукционных торгов по закупке лекарственных препаратов выбывает иностранный участник, если в торгах заявлено два и более отечественных игрока.— “Ъ”). Большое количество импортных препаратов за последние три года ушли с российского рынка, и острые проблемы с лекарствами для онкологических больных появились задолго до пандемии. Сейчас приходится искать часть этих лекарств за рубежом, и из-за падения курса рубля они стали значительно дороже. Да, на время эпидемии действие этого закона в России приостановлено, но вряд ли из-за этого компании ринутся регистрировать свои препараты в России — они же понимают, что через пару месяцев опять окажутся «лишними».


«Те, у кого была хоть мало-мальская работа, теперь проедают последние копейки»

Елена Смирнова, директор благотворительного фонда «Созидание», помогающего семьям в трудной жизненной ситуации и талантливым детям в регионах, поделилась с “Ъ” письмами детей и взрослых, которые фонд получил в апреле:

Фото: facebook.com/domutok

Фото: facebook.com/domutok

«Эта пандемия коснулась и нас. В нашем маленьком селе тоже объявлен карантин. Мы не учимся. Брат-студент приехал из Якутска. Сидим дома. В весенние каникулы никуда не съездили, нигде, ни в каких конкурсах не участвовали. Это очень печально. С 6 апреля начали учиться дистанционно. Хотели учиться через "Российскую электронную школу", но не получается. Так как интернет слабый или перезагружен».

«28 и 29 марта должен был проходить заключительный этап олимпиады Томского медицинского университета, но из-за введения карантина его отменили. Надеюсь, что олимпиада состоится, так как за призовые места университет при поступлении начисляет дополнительные десять баллов! Также я расстроена из-за перенесения сроков сдачи ЕГЭ. Это большой стресс».

«Моя мама медсестра, работает в Краевой инфекционной больнице, и ей приходится ездить на работу, а мы с братом и маленькой сестрой очень переживаем за нее. Ведь наша мама каждый раз, уезжая на работу, подвергается риску, столкнуться со страшным вирусом "лицом к лицу". А мы в свою очередь не выходим из дома, соблюдаем все условия карантина. Занимаемся на дистанционном обучении. Очень хочется … ходить в школу на занятия, а еще очень хочется начать тренировки, которые в связи с карантином отменили».

«В связи с карантином большинство лыжных соревнований, в которых я хотела поучаствовать, отменили. Планировалось очень много стартов в конце лыжного сезона, к которым больше всего готовилась, но из-за карантина тренировки в этом лыжном сезоне пропали зря».

«На данный момент в связи с пандемией мы всей семьёй сидим дома. У меня и Матвея дистанционное обучение, Варя в садик не ходит, мама и папа пока тоже дома, так как их предприятия пока не работают.

Все очень тревожно, но мы не отчаиваемся — картошки и заготовок в погребе ещё много, сало тоже есть, а значит продержимся.

С репетитором начал заниматься дистанционно. С одной стороны, это очень скучно, потому что нет возможности общаться с людьми. С другой стороны, время карантина — возможность для саморазвития и отдыха, которую я стараюсь использовать на 100%».

«Сейчас и взрослых, и детей перевели на режим самоизоляции и строго за этим следят. Нам повезло, мы живем за городом, в деревне есть возможность выходить на улицу, не опасаясь инфекции в связи с коронавирусом. Мамина организация была вынуждена приостановить работу, поэтому мама сейчас не работает. Все заботы легли на плечи нашего папы. Но мы все равно стараемся поддерживать друг друга».

«Ситуация и так была не из легких, а теперь с наступлением этого вируса ухудшилась, те, у кого была хоть мало-мальская работа, теперь сидят и проедают последние копейки...»

«Хорошо тем, у кого есть бабушки и дедушки, так как у них есть стабильный доход — пенсия, а многие сидят дома за свой счет... А как жить семьям с детьми, если вся семья на карантине?»

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...