Уже несколько недель по всему миру обсуждают национальные и территориальные особенности развития эпидемии коронавируса — при этом пока больше всего внимания приковывает к себе ситуация в Италии. Это неудивительно — счет умерших в стране идет на тысячи, зараженных — сотни тысяч. В больницах нет мест, врачи не справляются с потоком пациентов, и вот уже появляются сообщения о том, что они вынуждены выбирать, кому из поступивших в приемный покой оказывать помощь, а кого придется оставить умирать без процедур и лекарств — и как тяжело такой выбор делать. Благодаря переводу, а также русской общине в Италии, активно рассказывающей о ситуации, россияне также смогли приобщиться к трагедии итальянских медиков и пациентов.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
В России, где в народных представлениях медицина должна быть безграничной, какой она якобы была при советской власти, новости о том, что лечение больных может осуществляться по выбору врача, оказались, если судить по реакции соцсетей, шокирующими.
Чтобы предотвратить итальянский сценарий, при котором число требующих госпитализации в несколько раз превышает возможности медучреждений, российские власти начали строить новые больницы и перепрофилировать — иначе говоря, готовить под прием пациентов с коронавирусом стационары, где раньше размещали больных с другими диагнозами. Через пару недель в РФ в общей сложности должно работать около 100 тыс. коек для пострадавших в ходе эпидемии — это 10% всего коечного фонда страны.
Число «перепрофилированных» коек в них составит не более 20 тыс., однако очевидно, что даже при всех предосторожностях, если приоритетом системы здравоохранения будет лечение коронавируса, пациенты с другими заболеваниями могут пострадать: к кому-то не успеет скорая, потому что будет ездить по другим вызовам, кто-то получит осложнения и умрет из-за переезда в другой стационар взамен перепрофилированного, а кто-то из-за отмены диспансеризации просто не начнет лечиться вовремя и запустит болезнь. При этом вряд ли в ближайшее время с такими последствиями столкнется больше нескольких десятков человек — однако такая возможность уже обсуждается и вызывает недовольство, а как же быть с лечением этих самых других?
Ведь, если следовать логике, в которой невозможно и не нужно делать выбор между пациентами, так не должно быть. Нельзя ограничивать, пусть даже и минимально, их право на немедленную помощь в пользу пациентов с коронавирусом. Каждая жизнь священна.
Если переводить тезис об абсолютной ценности человеческой жизни на язык социальной политики, то получится, что здравоохранение должно обладать мало того что безграничными ресурсами, но и возможностью мгновенно переориентировать их при появлении нового заболевания. Но так оно не работает ни в одной стране мира — и не может работать и в России.
Везде приоритет отдан онкологии и сердечно-сосудистым заболеваниям, а, например, пациенты с редкими диагнозами получают лечение по остаточному принципу. Да, большинство обеспечено, а те, кому не хватает ресурсов, это отдельные группы, их мало. И, честно говоря, в обыденной жизни их стесненное положение мало беспокоит большинство. Может, они сами виноваты, что заболели,— так думали и продолжают думать про ВИЧ-инфицированных. Что, не могли они, что ли, сделать тесты и не рожать — так говорят про семьи с «ребенком-бабочкой».
В реальной медицине выбор между пациентами сделан давно, делается ежедневно и продолжит существовать в обозримом будущем. Эпидемия коронавируса просто представила его в новом свете — не в последнюю очередь потому, что заразиться может каждый,— и все поверили, будто в первый раз являются участниками чудовищного этического эксперимента, хотя в реальности он ничем не отличается от ежедневного выбора любого человека: на какую рекламу благотворительного фонда отреагировать, а какую не заметить, в каком сборе средств поучаствовать, а какой проигнорировать за сомнительностью, и даже — в дорогую платную или условно бесплатную бюджетную больницу устроить заболевшего родственника. Выбор этот действительно неприятен, ежедневен и необходим, и поэтому вытесняется из сознания: хотя бы так его хочется избежать.
Скорее всего, как только эпидемия коронавируса закончится, о сложности этого выбора вновь станет не принято говорить. По крайней мере, до следующей эпидемии.
Впрочем, для тех, кто хотел бы действительно никогда не выбирать, кому жить, а кому умереть, есть более нравственный выход — по мере возможности поддерживать тех, кто выпадает из обеспеченного бюджетом медицинского мейнстрима. Хотя это, конечно, тоже паллиатив.
