Петербургская певица Женя Любич выпустила альбом «Во весь голос», в котором весь материал сочинен на стихи поэтов-классиков. Выбор — от советской лирики до английского ренессанса, причем не всегда очевидный. В этих песнях Владимир Маяковский сходится с блюзом, а Михаил Лермонтов — с инди-музыкой. В интервью Максу Хагену певица с богатым литературным и музыкальным багажом прокладывает тропинку из детства в настоящее и интерпретирует понятие вечности.
Фото: Артём Пряхин
Фото: Артём Пряхин
— Песни на стихи поэтов-классиков сочиняют разные музыканты. В чем был замысел альбома «Во весь голос» в вашем случае?
— Начну издалека. Некоторые из этих песен были написаны мной еще в 10–11 лет: «Он меня поцеловал» и «My Heart’s in the Highlands» на стихи Роберта Бернса, «Река времен» Гавриила Державина, «Ville de France» Анри де Реньера, «Небо и звезды» Лермонтова. Я училась в гимназии с гуманитарным уклоном на улице Восстания, там еще памятник Ахматовой во дворе. И, естественно, в этой школе был большой упор на литературу и языки. Фактически все мои собственные песни вышли из литературы. Мне всегда было легче выучить стихотворение, если я в нем слышала музыку, если стихи превращались в песню. В чем-то это был метод заучивания, когда я не только читала, но и внутренне пропевала слова. И позже, когда чьи-то стихи во мне отзывались, то и мелодия приходила очень быстро. Песни я почему-то учу на раз, а со стихами было сложнее. Кроме того, у меня мама преподает литературу, пишет книги, дом полон книг, так что с рождения мне не чужд этот мир, где «все предметы старой прозы волшебством озарены» (Валерий Брюсов, «Первый снег».— “Ъ”). При этом в детстве, возможно, что-то из написанного звучало странно, потому что у некоторых песен были не совсем детские сюжеты. Возможно, это было только предчувствие. Но главное, что все эти «детские» вещи вошли в мой самый «взрослый» альбом на сегодняшний день. И это неслучайно: я как бы сама доросла до каждого из этих стихотворений, это мое осмысленное зрелое высказывание.
— Момент, когда вышел альбом, оказался довольно болезненным. Какие были соображения относительно его выпуска на фоне тотальных отмен концертов и непонятной ситуации для музыкантов?
— Эти песни я хотела выпустить давно, но не представляла себе обстоятельств, в которых это могло бы произойти. Всем же, как правило, нужно что-то битовое, совсем не лиричное, а здесь лирика чуть ли не в десятикратном размере. Но однажды мои друзья из книжного магазина услышали пару моих «литературных» песен — «Я не могу без тебя жить» Асеева и «Кино и вино» Маяковского. Тут же последовало предложение их записать. И в прошлом ноябре мы сделали это прямо у них, среди полок с книгами, причем записывали одновременно и звук, и видео. То есть это суперживой альбом, а не какие-то пыльные страницы всеми забытых слов. Мы настроились, что все выйдет — и выйдет сейчас. А я жду этого момента, можно сказать, с одиннадцати лет!
Мы собирались сделать концертную презентацию этого альбома в Детском театре танца Бориса Эйфмана. И вдруг этот «коронный номер»! Концерт пришлось перенести на сентябрь, а точнее, на 19 сентября. И возник вопрос, не стоит ли перенести и выход альбома, что вроде было бы логично. Но я спросила себя, что я реально думаю и главное — что я чувствую по этому поводу, и мой внутренний голос громко и звонко закричал: «Нет! Мы должны выпустить альбом сейчас!» Я слишком долго ждала выхода этих песен, и они тоже ждали. И, может быть, в условиях изоляции, карантинов и момент получился «хороший», чтобы люди эту музыку услышали. Спокойно и без суеты. В песнях есть настрой на философское и созерцательное отношение к жизни в целом, а сейчас это, возможно, актуально как никогда.
К тому же я обещала своим подписчикам выпустить «Во весь голос» в срок — в свой день рождения,— а я люблю делать подарки даже больше, чем получать. И в этом удовольствии я себе не могла отказать. Женщина все-таки слабое существо. Поэтому альбом вышел вовремя!
— Вы, кстати, знаете, что выход альбома почти совпал с Всемирным днем поэзии?
— Про этот день, я, наверное, подзабыла. Но ведь еще 20 марта Международный день счастья, а также равноденствие, которое в разных культурах считается Новым годом. И я чувствую, что с поэтическим альбомом начинаю какой-то новый этап в жизни. Мне даже не удивительно, что все так символично сошлось. Это как сигнал: «Все правильно. Все вовремя».
— Песня «Ville de France» уже звучала раньше и теперь перезаписана для альбома. Это неизбежный реверанс стереотипу «русская француженка»?
— Для меня в музыке все-таки важно нести свою концепцию — сочетание русского культурного кода и европейской подачи. В 2000-х эта песня вышла в таком полу-R&B, полулаунжевом стиле, и продюсировал ее мой друг Friddm Phytah, лидер хип-хоп-команды Icambi Gwa Gwa. Тогда у меня не было ни возможностей, ни ресурсов, чтобы сделать свою собственную версию, сделать ее так, как я сама ее вижу и слышу. Но именно благодаря «Ville de France» я попала в группу Nouvelle Vague. Как раз эту самую вещь услышал Марк Коллен на демоальбоме, который я ему вручила после концерта Nouvelle Vague в Питере в 2008-м. Она как-то его зацепила, ведь Марк Коллен, как оказалось, искал певицу с навыком говорить по-французски, но с небольшим акцентом — причем не английским и не немецким — а таким, чтобы французский язык стал еще чуть более пикантным и музыкальным. И он понял, что именно мое произношение и подача — это попадание в точку. Поэтому песня «Ville De France» совсем не случайная в моей жизни: можно считать, что именно с нее у меня все и началось.
Но мне все равно было важно сделать эту песню по-своему, как я ее изначально видела и слышала. И в таком виде она и вошла в альбом «Во весь голос». В ней прослеживается то самое сочетание русского и европейского культурных кодов: звучит французский, приятная мелодия, которую можно бы услышать на улицах Парижа, но при этом насквозь играет балалайка — как символ моей культуры и моей страны.
— А не казалось, что она во многом звучит как нечто общефранцузское, довольно подчеркнуто, даже несмотря на балалайку?
— Мне как раз это ощущение Франции даже хотелось усилить. Здесь снова всплывает мое детство. В те же 10–11 лет, когда я в школе и написала эту песню, я впервые попала в Париж. И вот мы оказались на Монмартре. А там множество уличных музыкантов играли музыку, похожую на ту, которая сейчас угадывается в «Ville de France», и я, будучи маленькой девочкой, не смогла удержаться и начала танцевать. В этот момент шла группа туристов, кажется, из Японии, и они дружно бросились меня фотографировать. (Смеется) Мой образ в сочетании с этой музыкой оказался для них очень живым и французским. Во мне до сих пор так и живет эта картинка — как кадр из фильма! Поэтому такой звук органичен для меня, во мне все это давно звучало, и, наконец, в этой песне все срослось. Это Франция, моя Франция, с которой я познакомилась в детстве.
— В нашу эпоху развитого феминизма невозможно не заметить, что все поэты в вашем альбоме — мужчины. Случайность или своя позиция?
— Это не было специальной концепцией, а многие песни, как я говорила, давно ждали своего часа. Так уж получилось, что мужская поэзия оказывается мне ближе. В ней есть свой космос. А мне как женщине прикоснуться к «мужской» поэзии кажется более интересным — рождаются новые смыслы. Это как сочетание двух энергий, как инь и ян.
— Песни «Кино и вино» и «Сказка о Красной Шапочке» на стихи Маяковского и сейчас слушаются на грани злободневной и даже политической сатиры. Решили подсыпать перца в лирику?
— Это стеб, здесь много иронии. На самом деле, я всегда хотела написать музыку на какое-нибудь из стихотворений Маяковского. Он мне всегда нравился, но ничего не получалось: как девушке мне петь это казалось как минимум странно. Но однажды меня позвали выступать на фестивале, посвященном творчеству Маяковского, и намекнули, что неплохо было бы мне что-нибудь сочинить на его стихи. Это был 2011-й, наверное. И я начала запоем читать всего Маяковского — и ничего! Не могу представить себе как песню ни то, ни другое — слишком мужской посыл, который не оставляет мне ни места, ни шанса. И вдруг подворачиваются буквально подряд эти стихотворения! Я читаю «Кино и вино» — и понимаю, что это крутой блюз, что это некая яркая краска, которую я могу по-своему применить. Здесь юмор, задор, ритм, а слова звучат так, будто они сразу и были написаны как песня. Мне сейчас даже сложно представить, что это стихотворение было написано просто как текст.
«Красная Шапочка» — да, это политическая сатира, причем 1917 года. В ней очень ярко выражен момент времени, и при этом оно и сейчас оказывается на злобу дня. Эти стихи близки сегодняшней ситуации. При этом я в них услышала некоторое романсовое настроение и сделала песню в трехдольном размере, как песню-размышление. О чем она для меня — не буду признаваться. Пусть люди сами послушают, и у них возникнут свои идеи. Нет, я не боюсь, что меня выступать не пустят, если я что-то скажу. (Смеется) Из песни слов не выкинешь, в конце концов, это Маяковский, и он всегда будет злободневен.
— Альбом оказывается закольцован довольно экзистенциальными вещами: первая — «Небо и звезды» Лермонтова, а последняя — «Река времен» Державина. Почему вы решили так показательно начать и закончить размышлениями о человеке и вечности? Да еще и державинское РУИНА ЧТИ, если брать первые буквы…
— Действительно, надо чтить наследие и держать связь с традициями — с классикой, ориентирами. Для меня этот подход в жизни стал ключевым. Возможно, я бы и не писала музыку, если бы не поэты и литература, если бы не было соприкосновения с мыслями, выраженными, в том числе, в этих стихах. «Река времен» — последнее стихотворение Державина. Поэт ушел, а стихи остались. И мне хотелось музыкой как бы продлить жизнь и стихотворения, и поэта, мне хочется, чтобы эти слова оставались на слуху. Музыка не ставит точку, она всегда про многоточие. И для меня это напоминание не о бренности, а о чем-то вечном, о том, что за пределами человеческого и земных ценностей. Да, река времен уносит все дела людей — и остается вечность. Но вечность это еще и вечные ценности — стало быть, остается и любовь, и все главные ориентиры. Даже если останется только любовь, этого уже будет достаточно. Моя музыка об этом.
— Олег Нестеров однажды сказал мне интересную вещь: «Ты должен сам стать стихами и так в них попасть, чтобы точно воспроизвести в музыке… Они сами должны спеться и определить музыку». Слушая «Во весь голос», мы можем сказать, что это именно вы? Совпали со стихами?
— Безусловно! Я бы не смогла написать ни ноты и ни звука ни на одно из этих слов, если бы не нашла своих «внутренних рифм». Мне близки и образы, и настроение, и размышления. Мне нравятся формулировки. Со стороны стихи могут выглядеть случайным набором, но все же это не так: они действительно попали в меня. И здесь сами тексты — музыка. А музыка — текст... Я только так их и воспринимаю.
Очень здорово, что я через музыку осваиваю по-своему территорию слова. И слово приобретает иные грани, новое звучание. Я не задумывалась о такой мотивации, когда мы записывали мой альбом, но она все равно есть. И снова и снова я готова обращаться к литературному наследию, потому что в итоге оно задает направление. Через поэзию я выражаю то, что мне важно, и то, на что я хочу обратить внимание всех нас. И это путь, а не просто стихи.