В рамках программы «Детский Weekend» «Золотая маска» представила на сцене Театра имени Мейерхольда спектакль екатеринбургской труппы «Провинциальные танцы» «#коппелия_бот», поставленный Александром Пепеляевым по мотивам гофмановской новеллы «Песочный человек». Танцисследование, посвященное мутациям «искусственного интеллекта», демонстрирует мутацию интеллекта человеческого, полагает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Идея Александра Пепеляева перенести сюжет XIX столетия в XXI век, заменив искусственное девичье тело искусственным и как бы девчачьим интеллектом, казалась перспективной: самообучающийся бот и сетевой флирт, придуманная личина и реальная личность равно интригуют детей и родителей. Неудивительно, что «#коппелия_бот», включенная в детскую программу «Маски», собрала аншлаг: в Москве этот спектакль 2017 года показали впервые.
Постановщик, изначально учитывая аудиторию 6+, в философские, физиологические и психологические кошмары «Песочного человека» погружаться не стал, хотя и начал спектакль с гофмановской цитаты про Песочника, который утаскивает непослушных ребятишек на прокорм собственным детям, а те кривыми клювами выклевывают их залитые кровью глаза. Но и балетную «Коппелию» Александр Пепеляев беспокоить интерпретацией не стал, сохранив из нее лишь фрагменты музыки (в первую очередь вальс и темы кукол), препарированные Александром Жемчужниковым в механистическом ключе и дополненные его собственными пассажами с угрожающим битом и напористой моторикой. Получился 60-минутный танцевальный коллаж, части которого не складываются в сколько-нибудь внятное повествование. Впрочем, известная небрежность в доведении собственных идей до удобочитаемых кондиций отличает почти все работы старейшины нашего «танцтеатра», равно как и безыскусность (чтобы не сказать «невзыскательность») его танцевального языка. Эти свойства, отмеченные недоброжелателями уничижительным термином «пепеляевщина», позволили, однако, автору заработать за четверть века репутацию истинно современного хореографа, не озабоченного такими старорежимными материями, как сюжет, характеристика персонажей, их взаимосвязь и взаимодействие, оригинальность танцевального языка и его соответствие логике развития действия. Проще говоря, детская «#коппелия_бот» выглядит, как и его взрослые спектакли, непонятно, небрежно и необязательно.
Спектакль начинают три очаровательные маленькие девчушки с черными кругами вокруг глаз (наверное, уже выклеванными детьми Песочника): проделав несколько стилизованных классических па, они исчезают за кулисами, так и не прояснив своего сюжетного назначения — пользователи ли они сети или те самые сетевые «боты»? Среди взрослых участников представления выделяется герой — своим потерянным видом, белыми колготками на голове с растянутыми на манер антенн штанинами, некоторой обособленностью в мизансценах, а главное — беспримесной белизной рубахи и штанов, после того как с него в начале спектакля сдергивают пиджак. Остальные персонажи художником Пепеляевым одеты в черно-белое: мужчины — во фраки и пиджаки, обрезанные пополам, без штанов и с рубахами навыпуск, женщины — в лифы и «шопеновские» юбки, ободранные с одного бока и дополненные черными трусами.
Для программиста-Коппелиуса герой слишком инфантилен и несамостоятелен, слишком вовлечен в мельтешение черно-белых кривляющихся «ботов», так что скорее он тот самый замороченный пользователь, которого терроризируют доморощенной акробатикой не только три «#коппелии_бота» в женском обличье, но и их бородатые дублеры. Но и здесь случаются неувязки: постановщик то отправляет «пользователя» за кулисы перевести дух, то, напротив, соединяет его с одной из «коппелий» в общем «ботовом» секстете, поскольку маленький рост одного из «сетевых» созданий не позволяет тому исполнять многие поддержки.
Номерной принцип спектакля подчеркнут закадровым диалогом: постановщик Пепеляев вопрошает компьютер про любовь, смысл жизни, искусственный интеллект, «коппелия_бот» в ответ бьет его не осмысленностью, так язвительностью. Однако пластических аналогов этих бесед хореограф не придумал, хотя примитивная моторность движений типа «упал-отжался-перевернулся-вскочил-вспрыгнул на руки партнеру-опрокинулся-упал…», заполняющая номер за номером, вполне соответствует диалоговым потугам на остроумие. Из визуального ряда запоминается разве что эпизод создания «ботов»: отдельные части тел — руки-ноги-головы-попы, торчащие из дыр черной занавески с прорезями. Повторяется эта сцена и в конце спектакля, под финал являются и девчушки с черными глазницами. Но если бы кто-то из многочисленных детей-зрителей спросил после спектакля обозревателя “Ъ”, зачем все это, ответ был бы в духе реплик «коппелии_бота»: чтобы подурачиться всем вместе напоследок перед введением тотального карантина и окончательным погружением в сеть.